Недавно я оставила тело убитой жертвы посреди коридора буквально напротив лифта, которым пользовались многочисленные сотрудники, работавшие в том же здании, тем самым ставя под сомнение ряд улик. Я держалась отчужденно со своими коллегами и порой вела себя непредсказуемо. Изменения моей личности увязывались со смертью моего любовника Марка Джеймса. Возможно, Сьюзан, изо дня в день работавшая бок о бок со мной, знала нечто такое, что могло отрицательно сказаться на моей профессиональной карьере. Возможно, я платила ей за молчание.
– Мои отпечатки пальцев? – воскликнула я, стоило Марино появиться у меня в дверях. – Что это за чертовщина с принадлежащими мне отпечатками пальцев?
– Погодите, док.
– По-моему, на этот раз можно уже и в суд подавать. Все зашло слишком далеко.
– Я не думаю, что вам сейчас захочется куда-то подавать.
Вынимая свои сигареты, он шел за мной на кухню, где на столе была разложена вечерняя газета.
– За всем этим стоит Бен Стивенс.
– Док, мне кажется, вам будет интересно послушать то, что я вам скажу.
– Наверняка это он рассказал про пули...
– Черт возьми, док, да послушайте же наконец.
Я села.
– Мне тоже припекает, – начал он. – Я занимаюсь этими делами с вами, и тут вдруг вы становитесь их составной частью. Да, мы действительно нашли в доме Сьюзан конверт. Он оказался в ящике комода под какой-то одеждой. В нем лежали три стодолларовые бумажки. Вэндер пропустил их через свою систему и обнаружил несколько отпечатков. Два из них – ваши. Ваши отпечатки, как и мои, и многих других следователей, находятся в АСИОП для исключительных случаев, например, если мы вдруг оставим свои отпечатки там, где было совершено преступление.
– Я не оставляла отпечатков на местах преступлений. Этому есть логичное объяснение. Должно быть. Может, я бралась за этот конверт где-то в офисе или в морге, и Сьюзан взяла его домой.
– Это явно не служебный конверт, – возразил Марино. – Он в два раза больше обычного и сделан из плотной глянцевой черной бумаги. На нем ничего не написано.
Я посмотрела на него, и в этот момент меня осенило.
– В нем лежал шарфик, который я ей подарила.
– Что за шарфик?
– Моим рождественским подарком Сьюзан был красный шелковый шарфик, купленный мною в Сан-Франциско. По вашему описанию этот конверт похож на тот, в котором он лежал, – черный, из картона или плотной глянцевой бумаги. Он закрывался маленькой золотой пуговкой. Я сама заворачивала подарок. Разумеется, на нем остались мои отпечатки.
– А триста долларов? – спросил Марино, стараясь не смотреть мне в глаза.
– Про деньги я ничего не знаю.
– Я спрашиваю, почему в том конверте, что вы ей дали, оказались деньги?
– Может быть, она просто куда-то хотела их убрать. Под рукой оказался конверт. Возможно, ей не хотелось его выбрасывать. Не знаю. Не могла же я следить за тем, что она сделает с моим подарком.
– Кто-нибудь видел, как вы дарили ей шарфик? – спросил он.
– Нет. Ее мужа не было дома, когда она распечатала мой конверт.
– Да, он говорит, что не знает ни о каком подарке от вас, кроме розовой пойнсеттии. Он говорит, Сьюзан никак не обмолвилась о том, что вы дарили ей какой-то шарфик.
– Господи, Марино, этот шарфик был на ней в момент убийства.
– Это не объясняет того, откуда он взялся.
– По-моему, вы уже готовы выдвинуть против меня обвинение, – взорвалась я.
– Я ни в чем вас не обвиняю. Вы что, не понимаете? Без этого никуда не денешься. Или вы предпочитаете, чтобы я сейчас здесь с вами полюбезничал, похлопал вас дружески по руке, а потом бы сюда ввалился какой-нибудь другой полицейский и стал напирать с расспросами?
Он встал и принялся расхаживать по кухне, уставившись себе под ноги и засунув руки в карманы.
– Расскажите мне про Донахью, – тихо сказала я.
– Он был убит в своей машине, вероятно, сегодня рано утром. По словам его жены, он выехал из дома около шести пятнадцати. А днем, около половины второго, его «сандерберд» был обнаружен на стоянке возле Дип-Уотер-Терминала с трупом Донахью внутри.
– Это я прочла в газете.
– Послушайте, чем меньше мы будем об этом говорить, тем лучше.
– Почему? Журналисты намекают, что и его я тоже убила?
– Где вы были сегодня утром в шесть пятнадцать, док?
– Я собиралась выезжать из дома в Вашингтон.
– У вас есть свидетели, которые могли бы подтвердить, что вы не разъезжали вокруг Дип-Уотер-Терминала? Это недалеко от офиса судмедэкспертизы, как вам известно. Что-то в двух минутах езды.
– Но это же абсурд.
– Привыкайте. Это только начало. В вас еще Паттерсон вопьется.
До того как стать главным прокурором штата, Рой Паттерсон был одним из самых воинственных и самолюбивых адвокатов по уголовным делам в городе. Мои слова всегда вызывали у него раздражение, так как в большинстве случаев от показаний судмедэксперта отношение присяжных к подзащитному не улучшалось.
– Я никогда не говорил вам, насколько Паттерсон вас терпеть не может? – продолжал Марино. – Вы досаждали ему, когда он был адвокатом: сидели себе невозмутимо в своих строгих костюмах и выставляли его идиотом.
– Он сам выставлял себя идиотом. Я лишь отвечала на его вопросы.
– Не говоря уже о том, что ваш старый дружок, Билл Болтц, был одним из его ближайших приятелей. Думаю, мне не стоит продолжать.
– Да уж, зря вы начали.
– Я лишь знаю, что Паттерсон в вас вцепится. Думаю, он сейчас просто счастлив.
– Марино, вы красный как свекла. Ради Бога, я не хочу, чтобы из-за меня вас хватил удар.
– Давайте вернемся к тому шарфику, который вы, по вашим словам, подарили Сьюзан.
– По моим словам?
– Как называется тот магазин в Сан-Франциско, где вам его продали? – спросил он.
– Это был не магазин.
Продолжая расхаживать, он быстро взглянул на меня.
– Это был уличный базар. Множество киосков и ларьков, в которых продавалась всякая всячина и изделия ручной работы. Типа Ковент-Гардена, – объяснила я.
– У вас остался чек?
– Зачем мне было его сохранять?
– Значит, вы не знаете ни названия ларька, ничего такого. Значит, никак нельзя подтвердить, что вы купили этот шарфик у какого-то умельца или продавца, который пользуется такими черными глянцевыми пакетами.
– Я не могу это подтвердить.
Он продолжал ходить взад-вперед. Я смотрела в окно. На фоне луны проплывали тучи, темные силуэты деревьев качались на ветру. Я поднялась, чтобы закрыть шторы.
Марино остановился.
– Док, мне нужно будет ознакомиться с вашими финансовыми документами. Я не ответила.
– Мне необходимо удостовериться, что вы не брали крупных сумм наличных из банка в последние месяцы.
Я продолжала молчать.
– Вы же не брали, док, верно?
Я встала из-за стола с колотящимся сердцем.
– Вы можете поговорить с моим адвокатом, – ответила я.
* * *
После ухода Марино я поднялась наверх и, открыв кедровый шкафчик, где хранились мои документы, начала собирать банковские распечатки, налоговые декларации и другие финансовые бумаги. Я подумала обо всех защитниках в Ричмонде, которые, вероятно, были бы очень рады навсегда отделаться от меня.
Я сидела на кухне и делала для себя кое-какие пометки в блокноте, когда в дверь позвонили. Это были Бентон Уэсли и Люси, и по их молчаливому виду я тут же поняла, что нет нужды им что-либо рассказывать.
– Где Конни? – устало спросила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
– Мои отпечатки пальцев? – воскликнула я, стоило Марино появиться у меня в дверях. – Что это за чертовщина с принадлежащими мне отпечатками пальцев?
– Погодите, док.
– По-моему, на этот раз можно уже и в суд подавать. Все зашло слишком далеко.
– Я не думаю, что вам сейчас захочется куда-то подавать.
Вынимая свои сигареты, он шел за мной на кухню, где на столе была разложена вечерняя газета.
– За всем этим стоит Бен Стивенс.
– Док, мне кажется, вам будет интересно послушать то, что я вам скажу.
– Наверняка это он рассказал про пули...
– Черт возьми, док, да послушайте же наконец.
Я села.
– Мне тоже припекает, – начал он. – Я занимаюсь этими делами с вами, и тут вдруг вы становитесь их составной частью. Да, мы действительно нашли в доме Сьюзан конверт. Он оказался в ящике комода под какой-то одеждой. В нем лежали три стодолларовые бумажки. Вэндер пропустил их через свою систему и обнаружил несколько отпечатков. Два из них – ваши. Ваши отпечатки, как и мои, и многих других следователей, находятся в АСИОП для исключительных случаев, например, если мы вдруг оставим свои отпечатки там, где было совершено преступление.
– Я не оставляла отпечатков на местах преступлений. Этому есть логичное объяснение. Должно быть. Может, я бралась за этот конверт где-то в офисе или в морге, и Сьюзан взяла его домой.
– Это явно не служебный конверт, – возразил Марино. – Он в два раза больше обычного и сделан из плотной глянцевой черной бумаги. На нем ничего не написано.
Я посмотрела на него, и в этот момент меня осенило.
– В нем лежал шарфик, который я ей подарила.
– Что за шарфик?
– Моим рождественским подарком Сьюзан был красный шелковый шарфик, купленный мною в Сан-Франциско. По вашему описанию этот конверт похож на тот, в котором он лежал, – черный, из картона или плотной глянцевой бумаги. Он закрывался маленькой золотой пуговкой. Я сама заворачивала подарок. Разумеется, на нем остались мои отпечатки.
– А триста долларов? – спросил Марино, стараясь не смотреть мне в глаза.
– Про деньги я ничего не знаю.
– Я спрашиваю, почему в том конверте, что вы ей дали, оказались деньги?
– Может быть, она просто куда-то хотела их убрать. Под рукой оказался конверт. Возможно, ей не хотелось его выбрасывать. Не знаю. Не могла же я следить за тем, что она сделает с моим подарком.
– Кто-нибудь видел, как вы дарили ей шарфик? – спросил он.
– Нет. Ее мужа не было дома, когда она распечатала мой конверт.
– Да, он говорит, что не знает ни о каком подарке от вас, кроме розовой пойнсеттии. Он говорит, Сьюзан никак не обмолвилась о том, что вы дарили ей какой-то шарфик.
– Господи, Марино, этот шарфик был на ней в момент убийства.
– Это не объясняет того, откуда он взялся.
– По-моему, вы уже готовы выдвинуть против меня обвинение, – взорвалась я.
– Я ни в чем вас не обвиняю. Вы что, не понимаете? Без этого никуда не денешься. Или вы предпочитаете, чтобы я сейчас здесь с вами полюбезничал, похлопал вас дружески по руке, а потом бы сюда ввалился какой-нибудь другой полицейский и стал напирать с расспросами?
Он встал и принялся расхаживать по кухне, уставившись себе под ноги и засунув руки в карманы.
– Расскажите мне про Донахью, – тихо сказала я.
– Он был убит в своей машине, вероятно, сегодня рано утром. По словам его жены, он выехал из дома около шести пятнадцати. А днем, около половины второго, его «сандерберд» был обнаружен на стоянке возле Дип-Уотер-Терминала с трупом Донахью внутри.
– Это я прочла в газете.
– Послушайте, чем меньше мы будем об этом говорить, тем лучше.
– Почему? Журналисты намекают, что и его я тоже убила?
– Где вы были сегодня утром в шесть пятнадцать, док?
– Я собиралась выезжать из дома в Вашингтон.
– У вас есть свидетели, которые могли бы подтвердить, что вы не разъезжали вокруг Дип-Уотер-Терминала? Это недалеко от офиса судмедэкспертизы, как вам известно. Что-то в двух минутах езды.
– Но это же абсурд.
– Привыкайте. Это только начало. В вас еще Паттерсон вопьется.
До того как стать главным прокурором штата, Рой Паттерсон был одним из самых воинственных и самолюбивых адвокатов по уголовным делам в городе. Мои слова всегда вызывали у него раздражение, так как в большинстве случаев от показаний судмедэксперта отношение присяжных к подзащитному не улучшалось.
– Я никогда не говорил вам, насколько Паттерсон вас терпеть не может? – продолжал Марино. – Вы досаждали ему, когда он был адвокатом: сидели себе невозмутимо в своих строгих костюмах и выставляли его идиотом.
– Он сам выставлял себя идиотом. Я лишь отвечала на его вопросы.
– Не говоря уже о том, что ваш старый дружок, Билл Болтц, был одним из его ближайших приятелей. Думаю, мне не стоит продолжать.
– Да уж, зря вы начали.
– Я лишь знаю, что Паттерсон в вас вцепится. Думаю, он сейчас просто счастлив.
– Марино, вы красный как свекла. Ради Бога, я не хочу, чтобы из-за меня вас хватил удар.
– Давайте вернемся к тому шарфику, который вы, по вашим словам, подарили Сьюзан.
– По моим словам?
– Как называется тот магазин в Сан-Франциско, где вам его продали? – спросил он.
– Это был не магазин.
Продолжая расхаживать, он быстро взглянул на меня.
– Это был уличный базар. Множество киосков и ларьков, в которых продавалась всякая всячина и изделия ручной работы. Типа Ковент-Гардена, – объяснила я.
– У вас остался чек?
– Зачем мне было его сохранять?
– Значит, вы не знаете ни названия ларька, ничего такого. Значит, никак нельзя подтвердить, что вы купили этот шарфик у какого-то умельца или продавца, который пользуется такими черными глянцевыми пакетами.
– Я не могу это подтвердить.
Он продолжал ходить взад-вперед. Я смотрела в окно. На фоне луны проплывали тучи, темные силуэты деревьев качались на ветру. Я поднялась, чтобы закрыть шторы.
Марино остановился.
– Док, мне нужно будет ознакомиться с вашими финансовыми документами. Я не ответила.
– Мне необходимо удостовериться, что вы не брали крупных сумм наличных из банка в последние месяцы.
Я продолжала молчать.
– Вы же не брали, док, верно?
Я встала из-за стола с колотящимся сердцем.
– Вы можете поговорить с моим адвокатом, – ответила я.
* * *
После ухода Марино я поднялась наверх и, открыв кедровый шкафчик, где хранились мои документы, начала собирать банковские распечатки, налоговые декларации и другие финансовые бумаги. Я подумала обо всех защитниках в Ричмонде, которые, вероятно, были бы очень рады навсегда отделаться от меня.
Я сидела на кухне и делала для себя кое-какие пометки в блокноте, когда в дверь позвонили. Это были Бентон Уэсли и Люси, и по их молчаливому виду я тут же поняла, что нет нужды им что-либо рассказывать.
– Где Конни? – устало спросила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81