«Я тебя умоляю!», и, поскольку совершенно бесполезно пытаться повторять эту операцию снова, шарю по карманам в поисках таблетки ксанакса пока кто-то не отталкивает меня в сторону, и я, изрядно всем этим опущенный, выкатываю мопед обратно на улицу.
Проезжая по Мэдисон, я останавливаюсь на светофоре перед универмагом Barneys, и Билл Каннингем фотографирует меня, крича из окна: «Это настоящая „веспа“?», я в ответ оттопыриваю средний палец, а он в это время стоит рядом с Холли — очень аппетитной блондинкой, похожей на Пэтси Кенсит, — когда мы курили героин на прошлой неделе, она сказала, что могла бы стать лесбиянкой, а это в определенных кругах воспринимается как вполне положительная новость, и она машет мне ручкой, а на ней вельветовые мини-брючки в обтяжку, туфли на платформе в бело-красную полоску, серебряный «пацифик», и она ультратощая — ее фото было на обложке последнего номера «Mademoiselle», и после целого дня показов в Брайант-парке она слегка шалая, но это выглядит стильно.
— Привет, Виктор! — Холли продолжает делать мне знаки, хотя я давно уже притормозил возле бордюра.
— Привет, Холли!
— Это Анджанетт, Виктор.
— Привет, Анджанетт, как дела, кошечка? Ты выглядишь просто один в один как Ума. Прикид у тебя просто зашибись.
— Это ретро-шизо. Я выходила сегодня на подиум шесть раз. Я выжата как лимон, — говорит она, одновременно давая кому-то автограф. — Я видела тебя на показе Кэлвина Кляйна, когда ты морально поддерживал Хлое. Это было так клево с твоей стороны.
— Зайка, меня не было на показе Кэлвина Кляйна, но ты все равно выглядишь один в один как Ума.
— Виктор, сто процентов ты был на показе Кэлвина Кляйна. Я видела тебя во втором ряду рядом со Стивеном Дорфом, Дэвидом Салле и Роем Либенталем. Я видела, как ты позировал фотографу на Сорок Второй улице, а затем забрался в ужасную черную машину.
Следует пауза, во время которой я обдумываю предложенный мне сценарий, затем:
— В гребаном втором ряду? Детка, это немыслимо. У тебя в движке искра проскакивает. Что ты делаешь завтра вечером, зайка?
— Я встречаюсь с Джейсоном Пристли.
— Почему бы тебе не встретиться со мной? Неужели только мне одному кажется, что Джейсон Пристли похож на маленькую гусеницу?
— Как тебе не стыдно, Виктор! — надувает губки Анджанетт. — Что скажет Хлое?
— Она тоже скажет, что Джейсон Пристли похож на маленькую гусеницу, — бормочу я, погрузившись в размышления. — В гребаном втором ряду?
— Я совсем не об этом, — говорит Анджанетт. — Что Хлое скажет по поводу….
— Я тебя умоляю, зайка, ты просто супер! — Я завожу «веспу». — Поверь в себя, и все срастется.
— Мне уже говорили, что ты распутник, так что я ничуть не удивлена, — говорит она, устало грозя мне пальчиком — знак, который Скутер, ее телохранитель, ну просто копия Марселласа из «Криминального чтива», воспринимает как сигнал подойти поближе.
— Что ты хочешь сказать этим, зайка? — вопрошаю я. — Что ты на этот счет слышала?
Скутер что-то шепчет, показывая на свои часы, а Анджанетт тем временем прикуривает сигарету.
— Вот видишь, меня все время ждет машина. Все время какая-нибудь фотосессия со Стивеном Майзелом. Господи, что нам делать, Виктор? Как нам выжить во всем этом?
Сверкающий черный седан подкатывает к Barneys, и Скутер распахивает дверь.
— До встречи, зайка. — Я вручаю ей французский тюльпан, который почему-то оказался у меня в руке, и начинаю отъезжать от края тротуара.
— Да, Виктор, — кричит она мне вслед, передавая тюльпан Скутеру. — У меня теперь постоянная работа! Я подписала контракт!
— Отлично, зайка! Извини, я спешу. Что за работа, цыпочка?
— Guess?
— Matsuda? Gap? — улыбаюсь я, не обращая внимания на гудящие у меня за спиной лимузины. — Зайка, послушай, может быть, все же встретимся завтра вечером?
— Нет. Guess?
— Зайка, я уже догадался. У меня от тебя крыша едет.
— Guess?, Виктор! — кричит она, когда я снова трогаюсь с места.
— Зайка, ты просто восторг! — кричу я в ответ. — Позвони мне. Оставь сообщение, но только звони в клуб. Привет.
— Guess?, Виктор! — кричит она снова.
— Зайка, ты лицо завтрашнего дня, — говорю я — наушники плеера уже на голове, а я сам — уже на Шестьдесят Первой улице. — Ты — восходящая звезда, — кричу я на прощание, махая Анджанетт рукой: — Давай выпьем чего-нибудь в «Monkey Bar» после показов в воскресенье!
Но я уже говорю сам с собой, мчась по направлению к квартире Элисон. Проезжая мимо газетного киоска возле нового магазина Gap, я замечаю свое фото на обложке последнего номера «Youth Quake» — выгляжу я просто зашибись, над моим улыбающимся, ничего не выражающим лицом — жирный фиолетовый заголовок «Неотразим в свои 27» — и мне, конечно, следовало бы купить номер, но придется подождать до следующего раза — наличных-то у меня нет.
31
С перекрестка Семьдесят Второй и Мэдисон-авеню я позвонил швейцару Элисон, который заверил меня, что возле ее квартиры на углу Восьмидесятой и Парк-авеню не наблюдается черного джипа с гориллами, нанятыми Дамьеном, так что, приехав туда, я спокойно подъезжаю к самому подъезду и вкатываю мою «веслу» в прихожую, где ошивается Хуан — очень славный парнишка где-то лет двадцати четырех, одетый в ливрею. Затаскивая мопед в лифт, я приветствую его, и он выходит из-за своей конторки и направляется ко мне.
— Привет, Виктор, ты уже поговорил с Джоэлом Уилкенфельдом? — спрашивает Хуан, идя за мной следом. — Ну, ты же на прошлой неделе сказал мне, что…
— Хуан, зайка, все просто зашибись, просто зашибись, — говорю я, открывая лифт своим ключом и нажимая на кнопку самого верхнего этажа.
Хуан нажимает на другую кнопку — ту, что удерживает дверь в открытом положении:
— Но, чувак, ты сказал, что он посмотрит и организует мне встречу с…
— Я как раз сейчас это устраиваю, дружище, все просто зашибись, — подчеркиваю я, вновь нажимая на кнопку верхнего этажа. — Ты — следующий Маркус Шенкенберг. Ты — белый Тайсон.
Я убираю его руку с панели управления.
— Эй, чувак, я не белый, я — латиноамериканец, — говорит он, не отпуская кнопки «Дверь».
— Ты следующий латиноамериканский Маркус Шенкенберг. Ты, гм, латиноамериканский Тайсон.
Я снова убираю его руку с панели управления.
— Ты будешь звездой, чувак. Семь дней в неделю.
— Я просто не хочу, чтобы ты вдруг взял и передумал…
— Эй, чувак, я умоляю тебя! — улыбаюсь я в ответ и показываю на себя пальцем. — Для этого парня не существует такого глагола «передумать».
— О'кей, чувак, — говорит Хуан, отпуская кнопку «Дверь» и поднимая оттопыренный и трясущийся от напряжения палец вверх. — Я тебе, типа, верю.
Лифт взлетает на последний этаж и доставляет меня прямо в пентхаус Элисон. Я оглядываю прихожую и, не обнаружив там следов присутствия собак, тихонько выкатываю мопед и прислоняю его в фойе к стене рядом с софой-кроватью дизайна Vivienne Tam.
Затем я тихонько прокрадываюсь на цыпочках в кухню, но замираю, услышав хриплое дыхание двух чаучау, которые внимательно следят за мной с другого конца коридора, рыча так тихо, что поначалу я их не услышал. Я поворачиваюсь в их сторону и выдавливаю из себя бледную улыбку.
Не успеваю я и «блин!» выговорить, как они срываются с места во весь опор, устремляясь к своей добыче — ко мне.
Затем две злобные твари — одна шоколадной масти, другая — коричневой — начинают подпрыгивать, скалить клыки, цапать меня за колени, вонзать когтив мои икры и яростно тявкать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
Проезжая по Мэдисон, я останавливаюсь на светофоре перед универмагом Barneys, и Билл Каннингем фотографирует меня, крича из окна: «Это настоящая „веспа“?», я в ответ оттопыриваю средний палец, а он в это время стоит рядом с Холли — очень аппетитной блондинкой, похожей на Пэтси Кенсит, — когда мы курили героин на прошлой неделе, она сказала, что могла бы стать лесбиянкой, а это в определенных кругах воспринимается как вполне положительная новость, и она машет мне ручкой, а на ней вельветовые мини-брючки в обтяжку, туфли на платформе в бело-красную полоску, серебряный «пацифик», и она ультратощая — ее фото было на обложке последнего номера «Mademoiselle», и после целого дня показов в Брайант-парке она слегка шалая, но это выглядит стильно.
— Привет, Виктор! — Холли продолжает делать мне знаки, хотя я давно уже притормозил возле бордюра.
— Привет, Холли!
— Это Анджанетт, Виктор.
— Привет, Анджанетт, как дела, кошечка? Ты выглядишь просто один в один как Ума. Прикид у тебя просто зашибись.
— Это ретро-шизо. Я выходила сегодня на подиум шесть раз. Я выжата как лимон, — говорит она, одновременно давая кому-то автограф. — Я видела тебя на показе Кэлвина Кляйна, когда ты морально поддерживал Хлое. Это было так клево с твоей стороны.
— Зайка, меня не было на показе Кэлвина Кляйна, но ты все равно выглядишь один в один как Ума.
— Виктор, сто процентов ты был на показе Кэлвина Кляйна. Я видела тебя во втором ряду рядом со Стивеном Дорфом, Дэвидом Салле и Роем Либенталем. Я видела, как ты позировал фотографу на Сорок Второй улице, а затем забрался в ужасную черную машину.
Следует пауза, во время которой я обдумываю предложенный мне сценарий, затем:
— В гребаном втором ряду? Детка, это немыслимо. У тебя в движке искра проскакивает. Что ты делаешь завтра вечером, зайка?
— Я встречаюсь с Джейсоном Пристли.
— Почему бы тебе не встретиться со мной? Неужели только мне одному кажется, что Джейсон Пристли похож на маленькую гусеницу?
— Как тебе не стыдно, Виктор! — надувает губки Анджанетт. — Что скажет Хлое?
— Она тоже скажет, что Джейсон Пристли похож на маленькую гусеницу, — бормочу я, погрузившись в размышления. — В гребаном втором ряду?
— Я совсем не об этом, — говорит Анджанетт. — Что Хлое скажет по поводу….
— Я тебя умоляю, зайка, ты просто супер! — Я завожу «веспу». — Поверь в себя, и все срастется.
— Мне уже говорили, что ты распутник, так что я ничуть не удивлена, — говорит она, устало грозя мне пальчиком — знак, который Скутер, ее телохранитель, ну просто копия Марселласа из «Криминального чтива», воспринимает как сигнал подойти поближе.
— Что ты хочешь сказать этим, зайка? — вопрошаю я. — Что ты на этот счет слышала?
Скутер что-то шепчет, показывая на свои часы, а Анджанетт тем временем прикуривает сигарету.
— Вот видишь, меня все время ждет машина. Все время какая-нибудь фотосессия со Стивеном Майзелом. Господи, что нам делать, Виктор? Как нам выжить во всем этом?
Сверкающий черный седан подкатывает к Barneys, и Скутер распахивает дверь.
— До встречи, зайка. — Я вручаю ей французский тюльпан, который почему-то оказался у меня в руке, и начинаю отъезжать от края тротуара.
— Да, Виктор, — кричит она мне вслед, передавая тюльпан Скутеру. — У меня теперь постоянная работа! Я подписала контракт!
— Отлично, зайка! Извини, я спешу. Что за работа, цыпочка?
— Guess?
— Matsuda? Gap? — улыбаюсь я, не обращая внимания на гудящие у меня за спиной лимузины. — Зайка, послушай, может быть, все же встретимся завтра вечером?
— Нет. Guess?
— Зайка, я уже догадался. У меня от тебя крыша едет.
— Guess?, Виктор! — кричит она, когда я снова трогаюсь с места.
— Зайка, ты просто восторг! — кричу я в ответ. — Позвони мне. Оставь сообщение, но только звони в клуб. Привет.
— Guess?, Виктор! — кричит она снова.
— Зайка, ты лицо завтрашнего дня, — говорю я — наушники плеера уже на голове, а я сам — уже на Шестьдесят Первой улице. — Ты — восходящая звезда, — кричу я на прощание, махая Анджанетт рукой: — Давай выпьем чего-нибудь в «Monkey Bar» после показов в воскресенье!
Но я уже говорю сам с собой, мчась по направлению к квартире Элисон. Проезжая мимо газетного киоска возле нового магазина Gap, я замечаю свое фото на обложке последнего номера «Youth Quake» — выгляжу я просто зашибись, над моим улыбающимся, ничего не выражающим лицом — жирный фиолетовый заголовок «Неотразим в свои 27» — и мне, конечно, следовало бы купить номер, но придется подождать до следующего раза — наличных-то у меня нет.
31
С перекрестка Семьдесят Второй и Мэдисон-авеню я позвонил швейцару Элисон, который заверил меня, что возле ее квартиры на углу Восьмидесятой и Парк-авеню не наблюдается черного джипа с гориллами, нанятыми Дамьеном, так что, приехав туда, я спокойно подъезжаю к самому подъезду и вкатываю мою «веслу» в прихожую, где ошивается Хуан — очень славный парнишка где-то лет двадцати четырех, одетый в ливрею. Затаскивая мопед в лифт, я приветствую его, и он выходит из-за своей конторки и направляется ко мне.
— Привет, Виктор, ты уже поговорил с Джоэлом Уилкенфельдом? — спрашивает Хуан, идя за мной следом. — Ну, ты же на прошлой неделе сказал мне, что…
— Хуан, зайка, все просто зашибись, просто зашибись, — говорю я, открывая лифт своим ключом и нажимая на кнопку самого верхнего этажа.
Хуан нажимает на другую кнопку — ту, что удерживает дверь в открытом положении:
— Но, чувак, ты сказал, что он посмотрит и организует мне встречу с…
— Я как раз сейчас это устраиваю, дружище, все просто зашибись, — подчеркиваю я, вновь нажимая на кнопку верхнего этажа. — Ты — следующий Маркус Шенкенберг. Ты — белый Тайсон.
Я убираю его руку с панели управления.
— Эй, чувак, я не белый, я — латиноамериканец, — говорит он, не отпуская кнопки «Дверь».
— Ты следующий латиноамериканский Маркус Шенкенберг. Ты, гм, латиноамериканский Тайсон.
Я снова убираю его руку с панели управления.
— Ты будешь звездой, чувак. Семь дней в неделю.
— Я просто не хочу, чтобы ты вдруг взял и передумал…
— Эй, чувак, я умоляю тебя! — улыбаюсь я в ответ и показываю на себя пальцем. — Для этого парня не существует такого глагола «передумать».
— О'кей, чувак, — говорит Хуан, отпуская кнопку «Дверь» и поднимая оттопыренный и трясущийся от напряжения палец вверх. — Я тебе, типа, верю.
Лифт взлетает на последний этаж и доставляет меня прямо в пентхаус Элисон. Я оглядываю прихожую и, не обнаружив там следов присутствия собак, тихонько выкатываю мопед и прислоняю его в фойе к стене рядом с софой-кроватью дизайна Vivienne Tam.
Затем я тихонько прокрадываюсь на цыпочках в кухню, но замираю, услышав хриплое дыхание двух чаучау, которые внимательно следят за мной с другого конца коридора, рыча так тихо, что поначалу я их не услышал. Я поворачиваюсь в их сторону и выдавливаю из себя бледную улыбку.
Не успеваю я и «блин!» выговорить, как они срываются с места во весь опор, устремляясь к своей добыче — ко мне.
Затем две злобные твари — одна шоколадной масти, другая — коричневой — начинают подпрыгивать, скалить клыки, цапать меня за колени, вонзать когтив мои икры и яростно тявкать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160