https://www.dushevoi.ru/products/kuhonnye-mojki/iz-iskustvennogo-kamnia/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Княже!
– Что ты, брате?
– Какие ж мы братья? Я во прахе лежу, а ты на коне скачешь. Любо те, что столько нас полегло?
– Немощен, а лют! Смири гордыню, бо смертный час лих и близок. Отныне жизнь повернула по-новому. Не для чего в нее старые грехи тянуть.
Отлежишься – еще будешь строить. Может, башни и не понадобятся, станем терема ставить без стен, без бойниц, среди открытого поля, не сторожась врага.
И тронул коня.
Кирилл привстал:
– Терема? А на чьих костях?
Но Дмитрий уже не слышал его, и Кирилл упал навзничь.
Дмитрий поехал к полкам, ждавшим его. Но никто не ждал, что явится он на коне, в доспехах, как прежде.
И радостный рев воинств, увидевших живого Дмитрия, был страшен, как первый клич этой великой битвы.
Они стучали мечами о щиты, подкидывали копья:
– Слава! Слава те, княже Митрие!
Другие увидели Владимира Серпуховского:
– Слава те, хоробрый Володимер, выручник наш!
Они не смолкали долго. Наконец Дмитрий крикнул им:
– Братие! Где наш враг? Распался, рассыпался, как пыль перед лицом бури! Не удался ты, Мамай постылый, в Батыя-царя! Пришел ты на Русь с девятью ордами и с семьюдесятью князьями, а ныне бежишь в ночной степи, а может, валяешься под конскими копытами. Нешто тебя Русь гораздо употчевала? Ни князей с тобой нет, ни воевод. Нешто ты гораздо упился у быстрого Дона, наелся на поле Куликовом? Навеки заказаны тебе дороги на Русь. Да будет путь тебе темен и ползок! Вижу на вас, братие, кровавые рубцы, они вам на вечную славу о дне, как вы тут Орду с конца копий своих кормили, как мечами своими клали гостей спать на траве-ковыле! Слава! Но и тем слава, что остались тут лежать на вечные времена.
И воины вслед за ним закричали:
– Слава!
Боброк вернулся к рассвету.
Где-то по ночным дорогам уже двигались сюда телеги, груженные несметными сокровищами Золотой Орды, где-то темными дикими степями гнали сюда стада овец, коней. Вели пленных, длинноглазых смуглых полонянок, воинов, несли прирученных беркутов, захваченных в ханском обозе.
Боброк, узнав от Серпуховского, что Дмитрий жив, направился к великокняжескому шатру, доставая золотой галицкий кубок.
Светало. И Боброк впервые увидел Куликово поле в слабых лучах зари.
Как не схоже было оно с тем, на котором он ложился послушать землю!
Он видел много полей после горячих битв. Он остановился.
Поле все сплошь гудело стоном и плачем. И над всем этим тихо поднимался розовый – не от крови ль? – туман.
Боброк снова засунул за пояс кубок и повернул коня в сторону, туда, где его воины разжигали костры.
Глава 49
КАФА
Мамай успел перейти Красивую Мечу на Гусином Броде, времени останавливаться здесь у него не было.
Его охватил страх, что кто-нибудь из воинов выдаст его, чтоб услужить Дмитрию. Он отделился от всех и с Бернабой и семерыми из мурз кинулся к Рясскому полю.
Бернаба предложил укрыться в Рязани.
– Ты не знаешь Олега! – ответил Мамай.
О, Олег рад бы был отдать Мамая Москве – это был бы верный дар, от которого Дмитрий не отказался б. Но Олег теперь сам вместе с Ягайлой бежал к Одоеву. Следом за Олегом из Рязани бежала и Евфросинья с Федором и со всей родней. Олег обещал ждать их в Белеве. Олег рассудил, что, будь он на месте Дмитрия, непременно бы спалил Рязань!
На закате второго дня хан решился сойти с седла, притаился в густом кустарнике, опасаясь зажечь огонь. Кони дышали тяжело. Ноги их дрожали, жилы вздулись, по мокрым мослакам сочилась кровь.
Вдруг беглецы насторожились и снова кинулись в седла. Не щадя плетей, помчались вдоль Дона вниз: они явственно различили храп, и ржанье, и топот погони. И худо было, что Бернабов конь откликнулся ржаньем на ржанье.
Но едва остановились снова, как хруст разрываемого кустарника, топот и конский визг вновь обнаружили близкую наступающую погоню. Поскакали, меняя дороги, делая петли в перелесках, в оврагах, в лесных ручьях и реках.
Наконец силы иссякли. Старый мурза Турган, потомок Чингиза, замертво свалился в траву. Поднимать не стали, стремясь уйти подальше, запутать следы.
Но словно лесные нечистые силы подсказывали врагу места, в которых пытался передохнуть обессилевший, ошалелый хан. Едва останавливались, снова возникал топот погони.
– Кони дальше не понесут нас! – крикнул Бернаба.
– Бежимте! – позвал Мамай, кидаясь в кустарники. Но добежать они не успели: их окружили топоты, и ржанье, и визг. Хан растерянно остановился – оказалось: три дня они убегали от своих, татарских лошадей, сбежавших вслед за ними с Куликова поля. Оседланные, уцелевшие в битве, лошади теперь гнались за своими товарищами, с которыми вместе паслись.
Тогда закололи одного из коней, развели огонь и впервые за эти дни поели печеного мяса. А впереди еще была длинная безлюдная степь.
Много дней спустя, пешие, грязные, в рваных халатах, растеряв пояса и тюбетеи, они подошли к Сараю.
Возможно ли было хану в таком виде возвращаться из похода? Решили дождаться вечера и, пользуясь ранней осенней темнотой, незаметно пройти в город.
– Нас примут за бухарских дервишей, и как-нибудь мы пройдем.
Они издалека обошли городские стены и добрались до кладбища. Здесь и решили переждать. Их поразило обилие свежих могил; вся восточная сторона кладбища, ближняя к городу, завалена была свежей землей, насыпанной кое-как.
Мамай послал одного из мурз.
– Ты так изменился в лице, так стал смугл, и лохмат, и грязен, тебя да будет к тебе милость аллаха! – никто не узнает. Ступай узнай – что там?
Мурза ушел. Его ждали долгий час, но так и не дождались.
Мамай послал в город другого мурзу. Но и этот не вернулся.
Тогда, едва солнце двинулось к земле, пошел сам.
В воротах его не окликнули, и не задержали, и даже не взглянули ни на него, ни на его спутников. Но за спиной хан услышал насмешливый ленивый голос стража:
– Видно, это тоже Мамаевы?
Хан не посмел оглянуться: что случилось? Здесь уже знают? А если знают, почему не кидаются помочь усталым воинам?
Он дошел до своего маленького дома, где таил сокровища. Слушая, тихо ли на дворе, он взял в руку медный кованый молоток, подвешенный к чинаровым воротам, и долго стоял тут вдвоем с Бернабой, не решаясь постучать.
В Орде лишь один Бернаба знал этот дом. Мамай, свергнувший многих ханов, тайно построил его в тени городских стен, невдалеке от базарных ворот, чтоб укрыться здесь, если кто-нибудь вздумает свергнуть его.
Конюх, открывший калитку, отшатнулся: он не узнал бы хана, если б, как всегда, не стоял позади Мамая Бернаба.
Они вошли и крепко заперлись…
Конюх рассказал, что, когда хан вывел все войска на Русь и когда войска отошли столь далеко, что уже не могли немедленно вернуться, к Сараю подошел Заяицкий хан Тохтамыш, взял беззащитный город, захватил много станов и юрт, вырезал, для острастки, Мамаевых друзей и ныне правит Золотою Ордой.
«Где же мне ваять сил, чтобы выбить его отсюда?» – задумался Мамай.
И генуэзец задумался:
«К Тохтамышу мне не войти; к Дмитрию не войти; к Олегу – входить незачем! Кто же мне остается? Мне остается Мамай!»
– Хан! – сказал Бернаба. – О нас не знает никто, пока твои мурзы все или один из них – не пойдут на поклон к Тохтамышу. Они ему скажут:
«Мамай в городе, прими нас, верни нам наши места в Орде, и мы будем служить тебе честно, а чтобы ты поверил нам, мы отыщем тебе Мамая».
Мамай позеленел от гнева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
 https://sdvk.ru/Dushevie_dveri/dlya-dushevyh-kabin/ 

 плитка для ванной церсанит эффекта