Еще полтора месяца плавания, весьма штормового, и вот с кораблей завидели родные скалы.
Полярников почтили торжественной встречей: ведь они проникли далее всех иных людей на свете, далее предшественников на тридцать градусов по долготе, а главное – убили сомнение в существовании Северо-западного прохода, и недоверие исчезло, как исчезли пресловутые «горы Крокер».
Жители городка Бат преподнесли земляку своему Уильяму Парри звание почетного гражданина. Он получил чин командора. Барроу поставил его выше Джеймса Кука.
Глава 14
Мрачные времена
Низкорослые, нагие или едва прикрытые шкурами кенгуру, они жили на острове, отделенном от Австралии проливом. Добывали огонь трением, плавали в лодках, охотились и собирали съедобные коренья, верили в духов – в добрых и злых. Злые водились в мрачных ущельях, только там и нигде больше. Не думали не гадали островитяне, что злые духи явятся из-за моря.
Впервые они приняли облик белокурых румяных голландцев. Но голландцы пришли ненадолго. И опять прояснело небо над островом, который уж был помечен на карте Вандименовой Землей, в честь губернатора голландской Индии.
Минул век, еще полвека, еще с десяток лет. И началось… Началось с того, что англичане основали поселок Хобарт. Один за другим поплыли в Хобарт корабли. Партии ссыльных, гремя кандалами, сумрачной вереницей сходили по трапам. Потом прибыли свободные колонисты. Эти, разумеется, почитали себя людьми порядочными, отнюдь не убийцами, не грабителями. Однако в представлении «дикарей» все они были убийцами и грабителями, ибо и те и другие нещадно гнали островитян с благодатных прибрежных земель, стреляли в них из странных железных палок, жгли шалаши, похищали женщин.
Все дальше к пустынным плоскогорьям отступали туземцы, и все больше погребальных костров пылало на острове. А пришельцы распахивали земли, заводили отары тонкорунных овец.
Наконец бедолаги, вооруженные деревянными копьями и бумерангами, решились постоять за себя. Белые ответили истребительной войной. Белые называли ее «черной войной». Видать, потому, что истребляли темнокожих, а вовсе не оттого, что творили черное дело.
Когда новый очередной губернатор принял бразды правления, коренных жителей было душ двести, а колонистов – больше двадцати тысяч. Но и это не удовлетворяло англичан: они стремились извести туземцев начисто.
Новый губернатор был человек лет пятидесяти, с облысевшим широким лбом, тяжелым подбородком и косматыми бровями, нависавшими на карие глаза. Резкие, грубоватые морщины на лице его свидетельствовали, что человек этот некомнатный, некабинетный. Он был глуховат и частенько прикладывался к табакерке с нюхательным табаком. С ним приехали Джейн, его жена – прелестная, веселая, статная, – и кудрявая дочка Элеонора.
По случаю вступления в должность губернатор задал праздничный вечер. Почтенное общество собралось. Офицеры блистали яркими мундирами, дамы – улыбками и обнаженными плечами, богатеи колонисты – перстнями и лысинами. Загремела музыка военного оркестра. Все прошли к столу. Отужинав, танцевали, и господа офицеры наперебой приглашали красавицу губернаторшу.
В разгар веселья лакей, склонившись, подал губернатору… большой кусок дерева. Его только что принесли из какого-то дальнего уголка острова. На дереве был изображен кенгуру. Искусная простота и точность рисунка доказывали, что он сделан рукой туземца, а свежесть коры, древесных волокон и угольных линий говорили за то, что начертан он совсем недавно.
Изображение кенгуру произвело магическое действие. Все умолкли, физиономии гостей исказились.
– Поймать! – злобно выкрикнул кто-то из судейских.
– Поймать черных собак! – дружно поддержала честная компания.
Маленький кенгуру, начертанный в какой-то дальней лесной глуши, был воспринят как вражеский боевой клич.
Ропот недоумения и недовольства пробежал по залу: губернатор мешкает. Губернатор не приказывает выступить на охоту за черными собаками?
Франклин молчал. Но темные его глаза глядели без гнева на живодеров, готовых убивать, убивать, убивать… Нет, в глазах его таилась печаль человека, бессильного изменить общий ход событий, именующихся колонизацией края. И все-таки он не отдал приказа об «охоте». Кто знает, не вспомнились ли ему в ту минуту другие «дикие», те, что спасли и его самого, и его товарищей?
И у хозяина, и у гостей, хоть и по разным причинам, настроение было испорчено. Музыканты исчезали, стараясь не шуметь стульями. Гости откланивались. Дом пустел. Лакеи убирали стол. Франклин сел у окна и достал табакерку.
В саду жестко, словно фольга, шелестели деревья. Над ними была звездная россыпь и черная глубь. Когда-то, тридцать с лишком лет назад, дядюшка Мэтью Флиндерс обучал юного мичмана астрономии и юный мичман прилежно всматривался в созвездия, которые нельзя было разглядеть над крышами Англии.
Теперь, десятилетия спустя, те же звезды все так же струили свой древний, молодо играющий свет. Но ни причудливая Южная Корона, ни вытянутая Южная Рыба, ни Южная Гидра и Большой Пес, ни Козерог и Летучая Рыба – все эти как бы дышащие созвездия Южного полушария не радовали его, хотя он любил смотреть на звезды. О звезды… Вот если бы увидеть Полярную, а чуть ниже под нею – ковш Большой Медведицы. Звезды Севера – свидетели самых тягостных и самых счастливых лет жизни. Но боже, как быстро минули годы. Подумать только: со времени второго, и последнего, канадского похода утекло много воды. Десять лет, десять лет…
И то ли для того, чтобы избавиться от горького осадка нынешнего вечера, то ли потому, что звезды Юга по контрасту вернули его мысли к созвездиям Севера, а рисунок на коре вызвал в памяти образы других «дикарей», то ли еще и потому, что Франклин был уже в том возрасте, когда люди охотно предаются воспоминаниям, но в этот печальный поздний час Джон Франклин мысленно перенесся в другие времена, в другие страны.
Разве позабудешь индейские типи-шатры, где за тобой и твоими товарищами ухаживали с молчаливым состраданием? А потом они вернулись. Домой. В Англию. Почти в одно время с удачливым Парри. И боже мой, какими глазами смотрели на Лондон! Неземным казался перезвон колоколов Сент-Мери-ле-Боу. А кофейня Уайта, где не один вечер провел он с Уильямом и Джорджем Беком? Впрочем, красавец штурман предпочитал балы в залах Олмэна… Да. И эта, как ее… что-то похожее на славу. Ведь толпы валили по пятам; мальчишки кричали: «Смотрите! Смотрите! Он съел свои сапоги!» Верно, пострелята, съел, съел-таки свои сапоги. Ей-богу, слава обременительна. Однако без нее, признаться, чего-то недостает. Отдых не затянулся. Барроу не дал валять дурака: беритесь за перо, господин Франклин. Адмиралтейство ждет подробного отчета. И он взялся за перо. Получилась объемистая книга: никаких гаданий на кофейной гуще – Северо-западный проход существует, будущих открывателей, тех, кто свершит наконец сквозное плавание, направить следует от залива Коронейшн до залива Коцебу, открытого русскими.
Джон Барроу не зря торопил с отчетом: секретарь адмиралтейства составлял новый проект. Тройственную экспедицию задумал старик. Две морских, одну сухопутную. Уильяму Парри прежняя дорожка: проливом Ланкастера – на запад, на запад. Фредерику Бичи – давнишнему приятелю, еще на «Тренте» вместе были, – Фредерику:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Полярников почтили торжественной встречей: ведь они проникли далее всех иных людей на свете, далее предшественников на тридцать градусов по долготе, а главное – убили сомнение в существовании Северо-западного прохода, и недоверие исчезло, как исчезли пресловутые «горы Крокер».
Жители городка Бат преподнесли земляку своему Уильяму Парри звание почетного гражданина. Он получил чин командора. Барроу поставил его выше Джеймса Кука.
Глава 14
Мрачные времена
Низкорослые, нагие или едва прикрытые шкурами кенгуру, они жили на острове, отделенном от Австралии проливом. Добывали огонь трением, плавали в лодках, охотились и собирали съедобные коренья, верили в духов – в добрых и злых. Злые водились в мрачных ущельях, только там и нигде больше. Не думали не гадали островитяне, что злые духи явятся из-за моря.
Впервые они приняли облик белокурых румяных голландцев. Но голландцы пришли ненадолго. И опять прояснело небо над островом, который уж был помечен на карте Вандименовой Землей, в честь губернатора голландской Индии.
Минул век, еще полвека, еще с десяток лет. И началось… Началось с того, что англичане основали поселок Хобарт. Один за другим поплыли в Хобарт корабли. Партии ссыльных, гремя кандалами, сумрачной вереницей сходили по трапам. Потом прибыли свободные колонисты. Эти, разумеется, почитали себя людьми порядочными, отнюдь не убийцами, не грабителями. Однако в представлении «дикарей» все они были убийцами и грабителями, ибо и те и другие нещадно гнали островитян с благодатных прибрежных земель, стреляли в них из странных железных палок, жгли шалаши, похищали женщин.
Все дальше к пустынным плоскогорьям отступали туземцы, и все больше погребальных костров пылало на острове. А пришельцы распахивали земли, заводили отары тонкорунных овец.
Наконец бедолаги, вооруженные деревянными копьями и бумерангами, решились постоять за себя. Белые ответили истребительной войной. Белые называли ее «черной войной». Видать, потому, что истребляли темнокожих, а вовсе не оттого, что творили черное дело.
Когда новый очередной губернатор принял бразды правления, коренных жителей было душ двести, а колонистов – больше двадцати тысяч. Но и это не удовлетворяло англичан: они стремились извести туземцев начисто.
Новый губернатор был человек лет пятидесяти, с облысевшим широким лбом, тяжелым подбородком и косматыми бровями, нависавшими на карие глаза. Резкие, грубоватые морщины на лице его свидетельствовали, что человек этот некомнатный, некабинетный. Он был глуховат и частенько прикладывался к табакерке с нюхательным табаком. С ним приехали Джейн, его жена – прелестная, веселая, статная, – и кудрявая дочка Элеонора.
По случаю вступления в должность губернатор задал праздничный вечер. Почтенное общество собралось. Офицеры блистали яркими мундирами, дамы – улыбками и обнаженными плечами, богатеи колонисты – перстнями и лысинами. Загремела музыка военного оркестра. Все прошли к столу. Отужинав, танцевали, и господа офицеры наперебой приглашали красавицу губернаторшу.
В разгар веселья лакей, склонившись, подал губернатору… большой кусок дерева. Его только что принесли из какого-то дальнего уголка острова. На дереве был изображен кенгуру. Искусная простота и точность рисунка доказывали, что он сделан рукой туземца, а свежесть коры, древесных волокон и угольных линий говорили за то, что начертан он совсем недавно.
Изображение кенгуру произвело магическое действие. Все умолкли, физиономии гостей исказились.
– Поймать! – злобно выкрикнул кто-то из судейских.
– Поймать черных собак! – дружно поддержала честная компания.
Маленький кенгуру, начертанный в какой-то дальней лесной глуши, был воспринят как вражеский боевой клич.
Ропот недоумения и недовольства пробежал по залу: губернатор мешкает. Губернатор не приказывает выступить на охоту за черными собаками?
Франклин молчал. Но темные его глаза глядели без гнева на живодеров, готовых убивать, убивать, убивать… Нет, в глазах его таилась печаль человека, бессильного изменить общий ход событий, именующихся колонизацией края. И все-таки он не отдал приказа об «охоте». Кто знает, не вспомнились ли ему в ту минуту другие «дикие», те, что спасли и его самого, и его товарищей?
И у хозяина, и у гостей, хоть и по разным причинам, настроение было испорчено. Музыканты исчезали, стараясь не шуметь стульями. Гости откланивались. Дом пустел. Лакеи убирали стол. Франклин сел у окна и достал табакерку.
В саду жестко, словно фольга, шелестели деревья. Над ними была звездная россыпь и черная глубь. Когда-то, тридцать с лишком лет назад, дядюшка Мэтью Флиндерс обучал юного мичмана астрономии и юный мичман прилежно всматривался в созвездия, которые нельзя было разглядеть над крышами Англии.
Теперь, десятилетия спустя, те же звезды все так же струили свой древний, молодо играющий свет. Но ни причудливая Южная Корона, ни вытянутая Южная Рыба, ни Южная Гидра и Большой Пес, ни Козерог и Летучая Рыба – все эти как бы дышащие созвездия Южного полушария не радовали его, хотя он любил смотреть на звезды. О звезды… Вот если бы увидеть Полярную, а чуть ниже под нею – ковш Большой Медведицы. Звезды Севера – свидетели самых тягостных и самых счастливых лет жизни. Но боже, как быстро минули годы. Подумать только: со времени второго, и последнего, канадского похода утекло много воды. Десять лет, десять лет…
И то ли для того, чтобы избавиться от горького осадка нынешнего вечера, то ли потому, что звезды Юга по контрасту вернули его мысли к созвездиям Севера, а рисунок на коре вызвал в памяти образы других «дикарей», то ли еще и потому, что Франклин был уже в том возрасте, когда люди охотно предаются воспоминаниям, но в этот печальный поздний час Джон Франклин мысленно перенесся в другие времена, в другие страны.
Разве позабудешь индейские типи-шатры, где за тобой и твоими товарищами ухаживали с молчаливым состраданием? А потом они вернулись. Домой. В Англию. Почти в одно время с удачливым Парри. И боже мой, какими глазами смотрели на Лондон! Неземным казался перезвон колоколов Сент-Мери-ле-Боу. А кофейня Уайта, где не один вечер провел он с Уильямом и Джорджем Беком? Впрочем, красавец штурман предпочитал балы в залах Олмэна… Да. И эта, как ее… что-то похожее на славу. Ведь толпы валили по пятам; мальчишки кричали: «Смотрите! Смотрите! Он съел свои сапоги!» Верно, пострелята, съел, съел-таки свои сапоги. Ей-богу, слава обременительна. Однако без нее, признаться, чего-то недостает. Отдых не затянулся. Барроу не дал валять дурака: беритесь за перо, господин Франклин. Адмиралтейство ждет подробного отчета. И он взялся за перо. Получилась объемистая книга: никаких гаданий на кофейной гуще – Северо-западный проход существует, будущих открывателей, тех, кто свершит наконец сквозное плавание, направить следует от залива Коронейшн до залива Коцебу, открытого русскими.
Джон Барроу не зря торопил с отчетом: секретарь адмиралтейства составлял новый проект. Тройственную экспедицию задумал старик. Две морских, одну сухопутную. Уильяму Парри прежняя дорожка: проливом Ланкастера – на запад, на запад. Фредерику Бичи – давнишнему приятелю, еще на «Тренте» вместе были, – Фредерику:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43