Все рассмеялись, и застольное веселье началось.
Балтийский ветер нес трехмачтовый шлюп. Вдали бодро горели датские маяки. У горизонта поблескивали огни шлюпов.
Не прошло и недели со дня именин Глеба Шишмарева, как отряд положил многопудовые якоря на рейде Портсмута.
Андреевский флаг был здесь не в диковинку. Многие русские суда посещали этот приморский город. Но в августе 1819 года было нечто символическое в белых флагах с косой крестовиной из синих полос. Словно бы эстафета: четыре корабля начинали «кругосветку», один заканчивал. Начинали «Восток» и «Мирный» (антарктические) и «Открытие» с «Благонамеренным» (арктические), а заканчивал дальнее плавание военный шлюп «Камчатка». И вот Портсмутская гавань оказалась местом свидания пяти капитанов – командиров антарктических судов Беллинсгаузена и Михаила Лазарева, командиров арктических судов Васильева и Шишмарева и командира «Камчатки» Головнина.
На следующий день «Камчатка» ушла из Портсмута. А вскоре зыбкие пути-дороги развели Васильева и Беллинсгаузена.
«Открытие» и «Благонамеренный», обогнув Африку, одолев Индийский океан, подошли спустя несколько месяцев к Австралии. В ранний час февральского дня 1820 года вахтенные приметили маяк Порт-Джексона, плоский песчаник Новой Голландии, как тогда называли пятый материк.
Редкий наш мореход мог похвалиться знакомством с далеким Порт-Джексоном, одной из лучших гаваней мира. Прежде гостевали здесь лишь «Нева» капитана Гагемейстера и «Суворов» Михаила Лазарева.
Губернатор, старый бодрячок генерал Макуэри, тоже некогда был путешественником. За чаепитием (под окнами прыгали кенгуру, а с деревьев свешивались хохластые бело-розовые попугаи) Макуэри удивил офицеров рассказами о… России. Он был, наверное, единственной персоной во всей Австралии, которой довелось видеть Петербург и Москву, Волгу и Астрахань. Правда, вояжировал генерал в молодости и многое перезабыл, но слово «подорожная» крепко ему врезалось в память, что, конечно, доказывало истину его слов о тиранстве станционных смотрителей.
Главное излагалось так:
Производить свои изыскания с величайшим усердием, постоянством и решимостью. Направляя путь к Северу, ежели льды позволят, употребить всемерное старание к разрешению великого вопроса касательно направления берегов и проходов в сей части нашего полушария… Встретив препятствие к проходу на север, северо-восток или северо-запад на шлюпках, употребить для сего бот, байдары или другие маленькие суда природных жителей и не упускать также предпринимать експедиции берегом, буде найдете к этому средство.
У африканских берегов расстались недавно корабли первого и второго отрядов, первой и второй «дивизии»; теперь, в мае двадцатого года, миновав тропики и достигнув 33°18' северной широты, простились суда Васильевского отряда. Шишмарев лег курсом на остров Уналашка, а капитан «Открытия» – к Петропавловску-на-Камчатке. Летом они должны были встретиться в заливе Коцебу и приступить к «решению великого вопроса»…
С восходом солнца штурман «Благонамеренного» Петров, тот, что плавал на «Рюрике», посылает своего помощника осмотреть горизонт. После приборки лейтенанты Игнатьев и Лазарев обходят судовые помещения. Штаб-лекарь и фельдшер следят за пригодностью провианта, велят побольше давать кислой капусты да щавелю – против цинги. Старший плотник, по-тогдашнему тиммерман, рачительно заглядывает во все уголки шлюпа. Бочар мастерит бочонки-анкерки. А матросы? Обыкновенное дело – слушай дудку: «Вахтенной смене – вступить! Подвахтенным – вниз!»
Идти по следам «Рюрика» значит для Шишмарева идти знакомым курсом. Остров Уналашка, селеньице Иллюлюк, пристань с двумя пушками, а вон деревянная банька, где некогда знатно парились «Рюриковичи». Опять Уналашка, и опять путь в Берингов пролив. Будут ли они счастливее «Рюрика»? Но, до того как начать борьбу со льдами, надо исправить такелаж, догрузить балласт, налиться пресной водою.
В середине июня «Благонамеренный» снова в походе. Три недели спустя Глеб Семенович «посетил тот уголок земли», где когда-то вглядывался в даль, веря и боясь верить. Теперь знал – залив. Человек, имя которого он носил, мечтал, что этот залив послужит будущим мореходам опорной базой.
Впрочем, не одним русским морякам ведомо было уже открытие капитана «Рюрика», не они одни, оказывается, пенили светло-свинцовые воды залива. Проворные янки появились в заливе Коцебу следом за «Открытием» и «Благонамеренным», и американский бриг «Педлер» вежливо салютовал «дивизии». Шкипер Джон Мик привез кое-какой товарец, надеясь сбыть его туземцам. Мик тотчас заявил, что его соотечественник, некий мистер Грей, болтался тут прошлым летом и сделал подробную опись залива Коцебу… К сему еще он прибавил, что Греева карта, конечно, точнее русской.
– О-о! – недоверчиво протянул Шишмарев. – Мне было бы весьма любопытно…
Вскоре Глеб Семенович и лейтенант Лазарев пожаловали на «Педлер». Шкипер вытащил карту из футляра, распластал на столе. То была грубая копия с карты Отто Евстафьевича Коцебу.
– Грей объехал на байдаре весь залив, – трезвонил Джон Мик, не замечая иронического прищура русского капитана. – Он обмерил глубины шестом. Видите эти отметки?
– Господин шкипер, – серьезно сказал Шишмарев, хотя глаза его лукаво искрились, – господин шкипер, я сам излазил сей залив вместе с моим другом, почтенным капитаном Коцебу. Смею заверить: ваша карта сделана по нашей карте. Что ж до глубин, то прошу прощения, сэр, тут не возьмешь шестом: в иных местах она пятнадцать саженей! Стало быть?..
Джон Мик старательно раскуривал трубку; табак в ней долго не разгорался. Наконец американец пыхнул дымом, задумчиво всмотрелся в сизое облачко, пробившееся сквозь бороду, и, подняв голову, невозмутимо переменил разговор…
Поутру 17 июля шлюпы с трудом выбрали якоря – вязкий грунт так засосал их, что на лапах и штоках налипло до пятидесяти пудов глины.
Лишь только корабли вышли в море, как вскоре потеряли друг друга. Впрочем, капитаны предвидели неизбежность раздельного плавания: трудно, пожалуй, и невозможно держаться вместе, когда стоят туманы и дуют переменные ветры.
«Благонамеренный» шел вдоль берегов Аляски. Даже в полдень термометр не показывал выше полутора градусов. Небо то светлело в приглушенном облаками солнечном свете, то темнело в «густых туманах с мокротою», а то и вовсе покрывалось мрачностью.
Уже десятые сутки Шишмарев лавировал к северу от мыса Лисбурн и наносил на карту высокий утесистый берег. Изредка канониры палили из пушек, подавая сигналы Васильеву. Но тяжелый вал пушечного гула безответно тонул в волнах.
Васильева полонили дрейфующие льды.
К вечеру, – записывали 21 июля на его шлюпе, – увидели первые льды на NO… Ветер позволил идти на N, но простирающиеся льды от О на N заставили переменить курс к W. Когда лед стал пореже, взяли по-прежнему курс на N, но вскоре опять от густоты льда должны были поворотить.
Два дня спустя:
После полудня показались льды между румбами О и S, ветер отошел к OSO, легли на S, туман стал пореже, льды имели направление от N к W.
И так час за часом: льды окружали – шлюп менял курс; льды перли с востока, с запада, с севера – шлюп лавировал; течение властно прижимало корабль к голубеющим ледяным полям – ялы и баркасы с превеликим трудом оттаскивали корабль прочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43