- Экивок юношеского романтизма, - ответил он. - Вы сами знаете, - человек, который не пробовал убить себя, - дешево стоит».
Любопытно: первый раз Андреев бросился под поезд, прочитав «В чем моя вера?» Толстого. Из этой статьи он сделал странный вывод: Бога нет. А раз нет, то зачем жить? И вот, возвращаясь с ребятами с пикника вдоль железной дороги, лег под поезд. Конечно, были и другие причины. Андреев с детства был влюбчив. Первый опыт любви к зрелой женщине случился у него в 11 лет.
Как и Горький, Андреев рано увлекся Шопенгауэром, а затем Ницше.
«Еще в гимназии, классе в 6-м, начитался он Шопенгауэра, - вспоминала сестра его матери З.Н.Пацковская. - И нас замучил прямо. Ты, говорит, думаешь, что вся вселенная существует, а ведь это только твое представление, да и сама-то ты, может, не существуешь, потому что ты - тоже только мое представление».
Но, в отличие от Горького, круг философского чтения Андреева был весьма ограничен. Писарев, Толстой, Гартман, Шопенгауэр. Здесь же почему-то «Учение о пище» Молешотта. И все понималось им как отрицание смысла бытия. Еще подростком он записывает в дневнике, что станет «знаменитым писателем и своими писаниями разрушит и мораль, и установившиеся человеческие отношения, разрушит любовь и религию и закончит свою жизнь всеразрушением». Когда в зрелом возрасте Андреев читал свой дневник, эти слова удивили его самого «совсем не мальчишеской серьезностью».
В отличие от Горького, не закончившего даже средней школы, Андреев учился в классической гимназии и в 1891 году, когда Пешков уже странствовал по Руси, поступил на юридический факультет Петербургского университета. Во время учебы страшно бедствовал, почти голодал. Тогда им был написан первый рассказ - о голодном студенте, который пытается покончить с собой необычным способом: снимает с кровати матрас и ложится спиной на железную сетку, поставив под нее пылающую жаровню.
«Я плакал, когда писал его, - вспоминал потом Андреев, - а в редакции, когда мне возвращали рукопись, смеялись».
Впоследствии Андреев использовал этот сюжет в рассказе «Загадка», но жаровня тогда сменилась на свечу. Таким образом, самоубийство выглядело еще более странным, изощренным и невероятным. Интересно, что в 1925 году, обсуждая в переписке с И.А.Груздевым самоубийство Сергея Есенина, Горький неожиданно повторил андреевский сюжет (см. «Суицидомания Горького» в главе «Сирота казанская»).
Вообще удивительно, что они подружились. Более непохожих людей трудно себе представить. Горький - поклонник Человека и его разума. Андреев - отрицатель разума и смысла жизни человеческой.
«Следует написать рассказ о человеке, который всю жизнь - безумно страдая - искал истину, и вот она явилась пред ним, но он закрыл глаза, заткнул уши и сказал: «Не хочу тебя, даже если ты прекрасна, потому что жизнь моя, муки мои - зажгли в душе ненависть к тебе».
«Мне эта тема не понравилась, -пишет Горький, - он вздохнул, говоря:
- Да, сначала нужно ответить, где истина - в человеке или вне его? По-вашему, в человеке?
И засмеялся:
- Тогда это очень плохо, очень ничтожно…»
Это был их первый серьезный разговор после встречи на вокзале. И сразу между Андреевым и Горьким обозначилось противостояние. Но отчего их так тянуло друг к другу? Ведь именно после этой встречи они стали друзьями.
Вопрос этот больше относится к загадочной, сотканной из множества противоречий натуре Горького. Андреев, при всей своей загадочности, весь нараспашку, весь - комок обнаженных нервов, даже когда пытается играть. Он, говоря словами Достоевского о Некрасове, «раненое сердце». Ужаленный мыслью о смерти, он нигде не находит покоя, везде одинок и страдает, даже оказавшись на вершине славы. На этом фоне Горький со своим железобетонным гуманизмом неинтересная фигура. И легко забыть, что этот невыгодный образ самого себя создал не кто иной, как сам Горький. Здесь было своего рода благородство художника, который самоустраняется, дав возможность проявиться и высказаться своему герою. Потом этот прием Горький использует в очерке о Блоке.
«Не было почти ни одного факта, ни одного вопроса, на которые мы с Л.Н. смотрели бы одинаково, но бесчисленные разноречия не мешали нам - целые годы - относиться друг к другу с тем напряжением интереса и внимания, которые не часто являются результатом даже долголетней дружбы. Беседовали мы неутомимо, помню - однажды просидели непрерывно более двадцати часов, выпив два самовара чая, - Леонид поглощал его в неимоверном количестве…»
Беседа длиною в двадцать и более часов не может держаться на одном умственном интересе. Почему Андреев нуждался в Горьком, понятно. Если рассуждать прагматически, то Горький предоставил Андрееву площадку для успешного старта. Он выполнил миссию, которую по эстафете получил от Короленко: известные писатели должны помогать неизвестным. В идеалистическом плане Андреев видел в Горьком «рыцаря духа», называя себя «колеблющимся поклонником» духа. Горький был для Андреева своего рода Данко, который выводил его из тьмы сомнений к ясности. Под влиянием Горького Андреев настолько увлекся освободительными идеями, что порой становился революционером больше, чем Горький (роялистом больше, чем король).
Например, Андреев не мог понять, как Горький может любить В.В.Розанова. Ведь Розанов - монархист, сотрудник суворинской газеты «Новое время»! И для Горького здесь было противоречие, но не из самых трудных. Весь сотканный из противоречий, подобные вопросы он решал легко. Розанов талантлив, следовательно, уже является украшением образа Человека. А монархист он или нет, это не суть важно. Не верящий в Человека Андреев подобного решения вопроса не понимал из-за своей прямолинейности. Не мог он понять и того, почему Горький так увлекается житийной, религиозной литературой. Для Андреева, не верящего в Бога так же, как и в Человека, любая мистика - это трусость. «… Ядро культурных россиян совершенно чуждо мистической свистопляске и якобы религиозным исканиям - этой эластичной замазке, которой они замазывают все щели в окнах, чтобы с улицы не дуло», - писал Андреев В.С.Миролюбову в 1904 году. Под этими словами подписался бы и Владимир Ленин.
Для Горького же святые подвижники вроде Стефана Пермского - это прежде всего люди прямого, ответственного дела. Их цельность, твердая воля привлекали Горького так же, как привлекал его Ленин.
«Мужское» и «женское»
У переписки Горького с Андреевым была сложная судьба. После смерти Андреева его огромным архивом владела его вторая жена - Анна Ильинична. Наиболее значительную часть писем Горького к Андрееву она передала сыну Валентину Леонидовичу, жившему во Франции. Затем девяносто три письма приобрел у Валентина Леонидовича Архив русской и восточноевропейской истории и культуры при Колумбийском университете в Нью-Йорке, десять писем он передал старшему брату, Вадиму Леонидовичу, жившему в Швейцарии. Копии этих ста трех писем получил Илья Зильберштейн, они легли в основу 72-го тома «Литературного наследства». Судьба писем Андреева к Горькому еще сложнее. Часть их Горький сжег, по-видимому, не желая, чтобы наиболее откровенные (быть может, скандально откровенные) письма Андреева были обнародованы. Часть - раздарил. В результате в 72-м томе «Наследства» были опубликованы 103 письма Горького и 75 писем Андреева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87