Самоубийство (или попытка) в состоянии помешательства могло рассматриваться не как духовное преступление, а как несчастный случай. Но Пешков в записке как будто специально указал, что он в «здравом уме».
Можно по-разному отнестись к этому документу. Понятно, что это - Система. Закон. Правило Святого Тимофея, архиепископа Александрийского, о самоубийцах было принято еще в четвертом веке и неуклонно исполнялось православной церковью. Самоубийц не хоронили на православных кладбищах, а на выживших накладывали епитимью. Епитимья не наказание, а воспитание. Она могла выражаться в более продолжительных молитвах, в усиленном посте, в паломничестве… Форму епитимьи и продолжительность ее назначал духовник или приходской священник. В данном случае Петр Малов.
Можно воскликнуть: негодяи! сатрапы! духовные инквизиторы! бедный юноша запутался сам в себе, чуть не убил себя, а его еще и подвергают суду! лезут в душу с бюрократическими законами! Именно так, без сомнения, воспринимала обязательные указы духовной консистории радикально настроенная казанская молодежь. Именно так воспринял ее и виновник этого дела.
Получив от полиции постановление консистории, Алеша отказался идти на покаяние к Малову. Тогда Пешкову пригрозили привести его силой, но в результате привели уже не в приходскую церковь, а в Феодоровский монастырь. Это было сделано ввиду особого случая. Ведь духовный преступник упорствовал в своей гордыне, а кроме того, нанес оскорбление церкви.
Сам Горький в письме к И.А.Груздеву вспоминал так:
«Постановление суда Духовной консистории было сообщено мне через полицию, и был указан день, час, когда я должен явиться к протоиерею Малову для того, чтоб выслушать благопоучения, кои он мне благопожелает сделать. Я сказал околоточному надзирателю, что к Малову не пойду, и получил в ответ: «Приведем на веревочке». Эта угроза несколько рассердила меня, и, будучи в ту пору настроен саркастически, я написал и послал Малову почтой стихи, которые начинались как-то так:
Попу ли рассуждать о пуле?
Через несколько дней студент Дух<овной> академии диакон Карцев сообщил мне, что протопоп стихи мои получил, рассердился и направил их в Дух<овную> консисторию и что, вероятно, мне «попадет за них». Но - не попало, и лишь весною, в селе Красновидове, урядник предъявил мне бумагу Дух<овной> консистории, в которой значилось, что я отлучен от церкви на семь лет».
Это письмо написано не ранее 1929 года. Возможно, Горький еще не знал, что в 1928 году в Казани вышла книга местного краеведа Н.Ф.Калинина «Горький в Казани. Опыт литературно-биографической экскурсии». Но в любом случае, в 1934 году Горький уже знал об этой книге, читал ее и потому описал свое отлучение от церкви в письме к тому же Груздеву гораздо более подробно.
«Правильнее, пожалуй, будет сказать, что меня не судили, а только допрашивали, и было это не <в> Духовной консистории (как написал И.А.Груздев. - П.Б), а в Феодоровском монастыре. Допрашивал иеромонах, «белый» священник, а третий - Гусев, проф<ессор> Казанск<ой> дух<овной> академии. Он молчал, иеромонах сердился, поп уговаривал. Я заявил, чтоб оставили меня в покое, а иначе я повешусь на воротах монастырской ограды».
Только после всех этих фактов становится понятным довольно темный момент в биографии юного Пешкова, его «отлучение» от церкви. Ведь как громко звучит: отлучение от церкви! На семь лет! Впрочем, в том же письме к Груздеву Горький пишет: «…в 96 г. протоиерей Самар<ского> собора Лаврский, - «друг Добролюбова», называл он себя, - сообщил мне, пред тем, как венчать с Е<Катериной> П<авловной>, что срок отлучения давно истек, ибо отлучен я был на четыре года». Но все равно. Отлучен! Раньше Толстого!
Илья Груздев в книге «Горький и его время» иронизирует над профессором Духовной академии Гусевым: «Какого рода был этот профессор, можно судить по тем брошюрам, которыми он наводнял Казань: «Необходимость внешнего Богопочтения», «О клятве и присяге», «Религиозность - опора нравственности» и т. п.».
Александр Федорович Гусев родился в 1842 году. В то время, когда Пешков жил в Казани, он служил профессором апологетики христианства в Духовной академии и был автором множества книг и статей: «Дж.Ст.Милль как моралист» (1875 г.), «О Конте» (1875 г.), «Христианство в его отношении к философии и науке» (1885 г.), «Необходимость внешнего благочестия (против Л.Н.Толстого)» (1890 г.), «Л.Н.Толстой, его исповедь и мнимо-новая вера» (1886-1890 гг.), «Нравственный идеал буддизма в отношении к христианству» (1874 г.), «Нравственность как условие истинной цивилизации и специальный предмет науки (Разбор теории Бокля)» (1874 г.), «Зависимость морали от религиозной или философской метафизики» (1886 г.) и др.
Из этого внушительного списка ясно, что цехового Пешкова, сироту без определенного места жительства, нахамившего (увы, это так!) в не очень остроумной форме пожилому протоиерею, настоятелю «половины казанских церквей», «допрашивал» не самый последний в городе человек. Младший брат Гусева, Федор Федорович Гусев, читал курс философии в Киевской духовной академии. Его сочинения - «Изложение и критический разбор нравственного учения Шопенгауэра», «Теистическая тенденция в психологии Фихте младшего и Ульрици» - тоже не оставляют сомнения в эрудиции их автора.
Что касается работы А.Ф.Гусева о «внешнем благочестии», направленной против ереси Л.Н.Толстого, это действительно не лучшее из его сочинений. Однако необходимость «наводнять» такими брошюрами Казань, очевидно, была. И тому свидетель сам Горький. Именно он в «Моих университетах» вспоминает о появлении в Казани «толстовца», который произвел на Пешкова очень плохое впечатление.
Насколько серьезно было противостояние церкви и Толстого, можно судить по дневниковым записям отца Иоанна Кронштадтского:
«6 сентября. Господи, не допусти Льву Толстому, еретику, превзошедшему всех еретиков, достигнуть до праздника Рождества Пресвятой Богородицы, Которую он похулил ужасно и хулит. Возьми его с земли - этот труп зловонный, гордостию своею посмрадивший всю землю. Аминь».
Этот дневник Иоанна Кронштадтского не был предназначен для печати и впервые опубликован недавно. Запись от 6 сентября (накануне дня рождения и юбилея Толстого, которому 8 сентября 1908 года должно было исполниться восемьдесят лет, это событие широко отмечали в России и во всем мире) сделана в 9 часов вечера. По сути, это вечерняя молитва, где отец Иоанн просит Бога о скорейшей кончине другого человека. Это кажется невероятным, но до такой степени новая вера Толстого «взрывала» церковь.
В Феодоровском монастыре Пешкова не допрашивали, а уговаривали раскаяться, принести извинения оскорбленному протоиерею и принять епитимью. Алексей упорствовал, тем самым загоняя всех в тупик. В сущности, за написанные стихи он мог подлежать и гражданскому наказанию, вплоть до телесного. Тем более что Пешков уже был под подозрением полиции.
Угроза повеситься в монастырской ограде стала, по-видимому, последней каплей в чаше терпения духовных лиц. Та мера наказания, которую избрали они, для Алексея была пустяком. На полученную уже в Красновидове бумагу об «отлучении» Пешков откликнулся опять же ехидными стихами:
Только я было избавился от бед,
Как от церкви отлучили на семь лет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Можно по-разному отнестись к этому документу. Понятно, что это - Система. Закон. Правило Святого Тимофея, архиепископа Александрийского, о самоубийцах было принято еще в четвертом веке и неуклонно исполнялось православной церковью. Самоубийц не хоронили на православных кладбищах, а на выживших накладывали епитимью. Епитимья не наказание, а воспитание. Она могла выражаться в более продолжительных молитвах, в усиленном посте, в паломничестве… Форму епитимьи и продолжительность ее назначал духовник или приходской священник. В данном случае Петр Малов.
Можно воскликнуть: негодяи! сатрапы! духовные инквизиторы! бедный юноша запутался сам в себе, чуть не убил себя, а его еще и подвергают суду! лезут в душу с бюрократическими законами! Именно так, без сомнения, воспринимала обязательные указы духовной консистории радикально настроенная казанская молодежь. Именно так воспринял ее и виновник этого дела.
Получив от полиции постановление консистории, Алеша отказался идти на покаяние к Малову. Тогда Пешкову пригрозили привести его силой, но в результате привели уже не в приходскую церковь, а в Феодоровский монастырь. Это было сделано ввиду особого случая. Ведь духовный преступник упорствовал в своей гордыне, а кроме того, нанес оскорбление церкви.
Сам Горький в письме к И.А.Груздеву вспоминал так:
«Постановление суда Духовной консистории было сообщено мне через полицию, и был указан день, час, когда я должен явиться к протоиерею Малову для того, чтоб выслушать благопоучения, кои он мне благопожелает сделать. Я сказал околоточному надзирателю, что к Малову не пойду, и получил в ответ: «Приведем на веревочке». Эта угроза несколько рассердила меня, и, будучи в ту пору настроен саркастически, я написал и послал Малову почтой стихи, которые начинались как-то так:
Попу ли рассуждать о пуле?
Через несколько дней студент Дух<овной> академии диакон Карцев сообщил мне, что протопоп стихи мои получил, рассердился и направил их в Дух<овную> консисторию и что, вероятно, мне «попадет за них». Но - не попало, и лишь весною, в селе Красновидове, урядник предъявил мне бумагу Дух<овной> консистории, в которой значилось, что я отлучен от церкви на семь лет».
Это письмо написано не ранее 1929 года. Возможно, Горький еще не знал, что в 1928 году в Казани вышла книга местного краеведа Н.Ф.Калинина «Горький в Казани. Опыт литературно-биографической экскурсии». Но в любом случае, в 1934 году Горький уже знал об этой книге, читал ее и потому описал свое отлучение от церкви в письме к тому же Груздеву гораздо более подробно.
«Правильнее, пожалуй, будет сказать, что меня не судили, а только допрашивали, и было это не <в> Духовной консистории (как написал И.А.Груздев. - П.Б), а в Феодоровском монастыре. Допрашивал иеромонах, «белый» священник, а третий - Гусев, проф<ессор> Казанск<ой> дух<овной> академии. Он молчал, иеромонах сердился, поп уговаривал. Я заявил, чтоб оставили меня в покое, а иначе я повешусь на воротах монастырской ограды».
Только после всех этих фактов становится понятным довольно темный момент в биографии юного Пешкова, его «отлучение» от церкви. Ведь как громко звучит: отлучение от церкви! На семь лет! Впрочем, в том же письме к Груздеву Горький пишет: «…в 96 г. протоиерей Самар<ского> собора Лаврский, - «друг Добролюбова», называл он себя, - сообщил мне, пред тем, как венчать с Е<Катериной> П<авловной>, что срок отлучения давно истек, ибо отлучен я был на четыре года». Но все равно. Отлучен! Раньше Толстого!
Илья Груздев в книге «Горький и его время» иронизирует над профессором Духовной академии Гусевым: «Какого рода был этот профессор, можно судить по тем брошюрам, которыми он наводнял Казань: «Необходимость внешнего Богопочтения», «О клятве и присяге», «Религиозность - опора нравственности» и т. п.».
Александр Федорович Гусев родился в 1842 году. В то время, когда Пешков жил в Казани, он служил профессором апологетики христианства в Духовной академии и был автором множества книг и статей: «Дж.Ст.Милль как моралист» (1875 г.), «О Конте» (1875 г.), «Христианство в его отношении к философии и науке» (1885 г.), «Необходимость внешнего благочестия (против Л.Н.Толстого)» (1890 г.), «Л.Н.Толстой, его исповедь и мнимо-новая вера» (1886-1890 гг.), «Нравственный идеал буддизма в отношении к христианству» (1874 г.), «Нравственность как условие истинной цивилизации и специальный предмет науки (Разбор теории Бокля)» (1874 г.), «Зависимость морали от религиозной или философской метафизики» (1886 г.) и др.
Из этого внушительного списка ясно, что цехового Пешкова, сироту без определенного места жительства, нахамившего (увы, это так!) в не очень остроумной форме пожилому протоиерею, настоятелю «половины казанских церквей», «допрашивал» не самый последний в городе человек. Младший брат Гусева, Федор Федорович Гусев, читал курс философии в Киевской духовной академии. Его сочинения - «Изложение и критический разбор нравственного учения Шопенгауэра», «Теистическая тенденция в психологии Фихте младшего и Ульрици» - тоже не оставляют сомнения в эрудиции их автора.
Что касается работы А.Ф.Гусева о «внешнем благочестии», направленной против ереси Л.Н.Толстого, это действительно не лучшее из его сочинений. Однако необходимость «наводнять» такими брошюрами Казань, очевидно, была. И тому свидетель сам Горький. Именно он в «Моих университетах» вспоминает о появлении в Казани «толстовца», который произвел на Пешкова очень плохое впечатление.
Насколько серьезно было противостояние церкви и Толстого, можно судить по дневниковым записям отца Иоанна Кронштадтского:
«6 сентября. Господи, не допусти Льву Толстому, еретику, превзошедшему всех еретиков, достигнуть до праздника Рождества Пресвятой Богородицы, Которую он похулил ужасно и хулит. Возьми его с земли - этот труп зловонный, гордостию своею посмрадивший всю землю. Аминь».
Этот дневник Иоанна Кронштадтского не был предназначен для печати и впервые опубликован недавно. Запись от 6 сентября (накануне дня рождения и юбилея Толстого, которому 8 сентября 1908 года должно было исполниться восемьдесят лет, это событие широко отмечали в России и во всем мире) сделана в 9 часов вечера. По сути, это вечерняя молитва, где отец Иоанн просит Бога о скорейшей кончине другого человека. Это кажется невероятным, но до такой степени новая вера Толстого «взрывала» церковь.
В Феодоровском монастыре Пешкова не допрашивали, а уговаривали раскаяться, принести извинения оскорбленному протоиерею и принять епитимью. Алексей упорствовал, тем самым загоняя всех в тупик. В сущности, за написанные стихи он мог подлежать и гражданскому наказанию, вплоть до телесного. Тем более что Пешков уже был под подозрением полиции.
Угроза повеситься в монастырской ограде стала, по-видимому, последней каплей в чаше терпения духовных лиц. Та мера наказания, которую избрали они, для Алексея была пустяком. На полученную уже в Красновидове бумагу об «отлучении» Пешков откликнулся опять же ехидными стихами:
Только я было избавился от бед,
Как от церкви отлучили на семь лет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87