– Там дорога, хозяин, - сказал вдруг Карах. - В лес ведет.
– В лес? Тогда это не та дорога, что нам нужна… - Он замолчал, глубоко втянул ноздрями воздух. - Карах, как у тебя с нюхом?
– Превосходно, - скромно признался Карах.
– Кажется мне или дымком потянуло?
– Тянет. Дымком и едой.
– Великолепно, - сказал Сварог. - Вот тебе и решение проблемы. Фиортен близко, вокруг наверняка есть какие-то усадьбы… Эгей, милый!
Но конь и сам, насторожив уши, устремился вперед.
Дикий, непроглядный лес обступил их с обеих сторон. Дорога была земляная, но заросшая травой и еще не успевшая раскиснуть от непогоды. Лишь изредка копыта скользили по грязи и раздавалось жирное «плюх» - это лошадь ступала в неглубокую лужу.
Ветки деревьев переплетались где-то над головой, но от дождя не спасали. Не спасала и одежда, насытившаяся водой, как ни выжимай. Сварог втянул голову в плечи. Во мраке мерещилась всякая чертовщина, но всадник не обращал внимания. Нервы, блин…
Вдруг Карах насторожился, увидев впереди какой-то темный предмет, а там Сварог и сам углядел словно бы расселину в черной стене леса.
– Столб, - сказал Карах. - А к нему доска прибита.
– Сам вижу.
Сварог зажег самый большой огонь, на какой был способен, достал из седельной сумы связку лучин и подпалил, не опасаясь, что привлечет чье-либо внимание. Лесные обитатели должны бояться огня, а присутствие магических сил Карах отметил бы, как сейсмограф - малейший земной толчок. От доски тянуло прелой сыростью и гробницей. Защекотало в носу. Сварог чуть не чихнул. Интересно, а если заболею? Чем у них тут на земле лечатся?
– Таверна «Бык и подкова», - прочитал он вслух. - Чертовски старая вывеска, сгнила вся, но дымком-то тянет все явственней…
И он направил лошадей дальше по лужам заброшенной лесной дороги, в глубь царапающегося ветками непроглядного леса.
Вскоре показалась поляна у дороги, высокий глухой забор, над которым поднималась высокая крыша. Из трубы шел дым, заслоняя звезды. Широкие ворота заперты, конечно. Спрыгнув с коня, естественно, в лужу, Сварог прошелся вдоль забора взад-вперед, разминая затекшие ноги и озираясь в темноте. Устал он до лазуревых кругов перед глазами. Седалище, измученное седлом, ныло ревматической болью. Наверное, геморрой - самая страшная болезнь для ковбоев… Ворота показались такими же трухлявыми, как и доска, но в этом мраке зрению доверять не приходилось.
Сварог постучал кулаком. Потом сапогом. Никакой реакции. Он подумал, снял висевший у седла топор и принялся молотить обухом, валя сплеча.
Грохотало на весь лес. Время от времени опускал топор и прислушивался.
Собаки здесь определенно нет, ни одна уважающая себя собака не смолчала бы. Ага, наконец-то дверь заскрипела!
– А если это раухи? - спросил Карах.
– Тихо! - цыкнул Сварог. Дождь разошелся не на шутку. - Полезай в суму и сиди там тихонечко, словно тебя и вовсе нету.
Кто знает, как местное население относится к серым мохнатым домовым с ало светящимися в темноте глазами. Возможно, без всякого энтузиазма и решпекта.
– Кого там нелегкая носит? - раздался с той стороны ворот боязливый голос, принадлежавший, похоже, человеку пожилому.
– Проезжающие, - сказал Сварог. - Путники.
– Вот и проезжайте себе.
– Папаша, это таверна или что?
– Таверна-то таверна…
– В чем тогда дело?
– Да время больно уж нехорошее, к полуночи…
Похоже, тот, за забором, не очень-то боялся Сварога, хотя поначалу Сварог подумал, что ему не отпирают именно из страха. Или иначе: давным-давно и навсегда устал бояться стучащих в ворота путников. Потому как - чему быть, того не миновать. И если лесной разбойник окажется сильнее, то окажется сильнее, а если слабее - содержимое его кошелька переместится к содержимому сундука хозяина таверны. Такая нехитрая местечковая психология. А кроме того, не все стучащие - обязательно разбойники, иначе и таверну здесь бессмысленно держать.
– Ты что, так процветаешь, что лишние деньги не нужны?
– Деньги всегда нужны, да кто вас знает…
Голос из-за забора был почти без интонаций. Какой-то усталый. Словно человеку просто хочется вздремнуть, а ему мешают. И ничего, кроме сна, человеку не нужно, только оставьте его в покое.
– Я один, - сказал Сварог. - Просто привычка у меня такая - говорить во множественном числе. Я один да два коня - это ведь число множественное…
– Ехал бы ты себе.
– Ворота выломаю, - сказал Сварог.
В душе Сварога стал поневоле закипать гнев. Он здесь мокнет под дождем, а тому, за забором, и дела нет. А еще больше Сварога раззадоривало встречное равнодушие, словно дело происходит в родимой постсоветской державе и равнодушный ко всему, кроме мзды, гостиничный швейцар брезгливо тычет пальцем в табличку «Мест нет».
– Ехал бы ты себе.
Сварог не собирался коротать ночь под ливнем.
– Слушай, старый пень, - сказал он возможно убедительнее. - Я еду в Фиортен, сбился с дороги…
Сварог со злостью стер с лица дождевые капли. Бесполезно: через мгновение лицо опять станет мокрым. Струйки дождевой воды затекали за воротник и докатывались чуть ли не до пупка. Бр-р-р… Плащ был мокрым насквозь. Камзол был мокрым насквозь. И мокрая рубаха под камзолом липла к коже. К заднице липли штаны. В сапогах хлюпало. В мокрой сумке копошился мокрый домовой.
– Возвращайся к вывеске и поезжай дальше по дороге. На третьей развилке свернешь вправо, часика два скорой рысью - и будет тебе Фиортен, как на ладони. Только с перевала спуститься - и дома.
– Лошади устали.
– А ты - не спеша. - За воротами хихикнули. - Особо не гони.
– Ну ладно, я тебя долго уговаривал и честью просил, - сказал Сварог.
Он ударил, не особо размахиваясь. Лезвие легко пробило толстую доску, погрузившись в нее до обуха. За воротами шумно охнули. Значит, тот, за забором, неплохо видит в кромешной тьме. Оно и понятно - проживание в диких местах обо-стряет звериные инстинкты. Иначе не выжить.
– Вот теперь прикинь, старче, - сказал Сварог. - Много у меня времени уйдет на твои ворота или не особенно чтобы уж? Это я еще во вкус не вошел…
За воротами, судя по всему, молча смирялись с неизбежным.
– Ладно, - отозвался наконец хозяин. - Только ты мне и за забор заплатишь. Вон, насквозь прорубил.
– Да заплачу, - сказал Сварог. - Открывай.
Заскрипели несмазанные петли - тягуче, противно. Лошади шарахнулись. Слышно было, как хозяин пробежал по двору и закричал откуда-то сверху, наверное, с крыльца:
– Только лошадь сам в конюшню ставь! Толкай ворота!
Сварог толкнул створку, провел коней во двор, захлопнул ворота, осмотрелся в тусклом свете, падавшем сверху, из распахнутой двери. Ага, вот она, конюшня, в глубине двора. Старик стоит на высоком крыльце, готовый юркнуть внутрь, запереться и держать оборону в доме. И арбалет наготове держит, вояка долбаный. Ну что на него злиться - такая жизнь, такие места…
Сварог поплотнее прижал ногой створку и задвинул тяжелый брус, ухитрившись занозить ладонь. Провел лошадей в конюшню.
На размокшей земле копыта оставляли глубокие следы, тут же заполняющиеся водой. Наверное, Сварог крепко ошибся, приняв раструбы на башнях разрушенного замка за водосборники. Этот край оказался не сухим, а очень даже болотистым.
Слава Всевышнему, хоть за скрипучей дверью конюшни дождь не хлестал в лицо. В ноздри ударил душистый запах сена, под ногами хрустнула щепка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51