– Нет, дитя мое, вы не умалишенная, у вас просто острое перенапряжение нервной системы. Неврастения… Понимаете?
– Ну, это безразлично, лишь бы не доказывали, что я безумна… Я пришла вчера… Вчера ли?.. Зачем?.. Не знаю. Хотела уйти… Не знаю почему… Женщины на меня бросились… Поливали из пожарной кишки… Стало плохо… Мне и до этого было плохо… Меня взяла злость… Вся кровь бросилась в голову… Что же было после?.. После… Жозефина объявила, что я сумасшедшая…
Доктор смотрел на нее и думал: «Притворяется она или действительно больна?» Он оказался в полном недоумении, не видя с ее стороны ни бурного протеста, ни бессмысленного необузданного возмущения, какие обычно проявляют его пациенты, и по обыкновению психиатров, которые чуть ли не всех подозревают в безумии, в конце концов решил, что она все-таки, наверное, тронулась умом: взгляд у Жермены был блуждающий и зрачки мерцали, что очень характерно для психически нездоровых.
Эти признаки выглядели убедительно, и все же доктор подумал: «Все вроде так. Но ведь граф говорил, что она прямо как тигрица… начнет дико беситься… страшно кричать… драться… А вместо этого я вижу совершенно кроткую и смиренную молодую женщину. Больную, конечно, однако – чем именно?»
И вслух сказал:
– Так вот, дитя мое, будем лечить ваши больные нервы, натянутые до того, что вот-вот оборвутся.
– Благодарю вас. И я выздоровлю?
– Обязательно!
– И тогда мне можно будет уйти? Долго мне придется находиться у вас?
– Около месяца… может быть, немного больше, немного меньше, это будет зависеть и от вас. До свиданья, дитя мое. До завтра.
– До завтра, доктор, и спасибо за то, что вы мне сказали.
Жозефина проводила его в коридор и спросила:
– Что мы должны с ней делать, доктор?
– Можете снять смирительную рубашку и позволить свободно гулять, она не опасна, но вы будете сопровождать ее повсюду вместе с другой дежурной и в случае, если она начнет что-нибудь вытворять, снова положите ее сюда. Продолжайте давать бром. Посмотрю, что окажется завтра.
День прошел для Жермены тяжело, но все-таки она была полна решимости действовать по намеченному плану.
Девушка притворялась ребячливой, ласковой, прекрасно разыгрывала роль тихой, безобидной слабоумной.
Жозефину она приручила вполне, та почувствовала настоящую симпатию к спокойному, вежливому, доброму и такому красивому созданию.
Затворница уже пользовалась относительной свободой и настойчиво повторяла, что хочет видеть Маркизетту.
Смотрительница, подкупленная ласковостью и послушанием пациентки и понимая, что Жермена никуда не сможет убежать из-за высоких стен, обещала отвести к той, кого ее подопечная так упорно хотела видеть.
Пока же, чтобы приучить вновь прибывшую к образу жизни в лечебнице, сиделка повела ее в парк, где гуляли пациенты.
Стоял солнечный августовский день, и душевнобольные, не требовавшие особого надзора, прохаживались по дорожкам под тенью деревьев и по аккуратным полянкам с цветочными клумбами.
Мужчины и женщины проводили это время вместе, и внешне все было похоже на обыкновенный сквер, куда люди приходят отдохнуть, погулять, поболтать, поиграть в спокойные игры.
Хорошо одетые женщины вязали, вышивали, читали иллюстрированные обозрения, а другие кокетничали с мужчинами, что красовались перед ними.
На первый взгляд в этом обществе не замечалось ничего странного, и Жермена, зная, где она находится, была удивлена. Только постоянное присутствие санитаров и санитарок напоминало о том, какое это печальное место.
Здесь, как и везде, красота новенькой произвела потрясающее впечатление. Мужчины почтительно кланялись, женщины поджимали губы и делали вид, что очень углублены в свои занятия, но исподтишка с завистью на нее посматривали.
Живописного вида господин, одетый в черное, с множеством диковинных разноцветных побрякушек на левом лацкане, приветствовал ее в замысловатых выражениях и представился:
– Я дон Себастьян-Руис-Порфирио-Лопес де Вега, де Санто Иеронимо, испанский гранд, герцог и двоюродный брат короля.
Жермена любезно поклонилась несчастному безумцу, он посмотрел на нее горящими глазами и протянул сухую и прямо-таки жгущую от лихорадки ладонь.
Подошла очень хорошенькая молодая женщина с зелеными глазами Офелии, с тяжелыми пепельными косами, падавшими на плечи. В руках она держала большую куклу, одетую в крестильные одежды, и очень серьезно сказала Жермене:
– Вы будете ее крестной матерью, а месье де Вега – крестным отцом. Ведь вы согласны?.. Ее зовут Марта. Она не умрет, как та… другая… которая унесла мое сердце… Она очень миленькая… уже говорит…
Кукла закрыла и открыла глаза и отвратительным механическим голосом сказала: «Па… па, ма… ма».
– Ее старшая сестра ушла… уже не помню когда… ушла некрещеная… Вы понимаете!.. И я хочу, чтобы эту окрестили сейчас же.
Жермена печально и с болью за несчастную согласилась.
– Кукареку!.. Кукареку! – закричала женщина, убегая. – Мадам согласна быть твоей крестной!
Другой господин, очень серьезный, даже суровый, с седеющей бородкой, приблизился к Жермене и сказал:
– Мадемуазель, не обращайте внимания на эту сумасшедшую. Нам всем уже пришлось быть у нее крестными. Мы вынуждены делать это снисхождение, иначе у нее начинаются ужасные припадки.
Подумав, что это посетитель, а не пациент, – он говорил так рассудительно и выражал сострадание к несчастной, Жермена ответила тихо:
– Я охотно соглашусь принять участие в подобии крещенья, чтобы не делать ей больно моим отказом. Те, кто находится в этой лечебнице, и так достаточно несчастны, бедные, бедные люди…
– Все здесь богатые, и я у них банкир! – вдруг с жаром объявил рассудительный человек. – Вы так прекрасны, что я хочу сделать вам подарок, сколько желаете? Миллиард? Два миллиарда?
Жермена вконец растерялась, не зная, как реагировать.
Она как можно более учтиво сказала:
– Премного благодарна, месье, я ни в чем не испытываю нужды; но вы очень щедры и благородны. Вы не возражаете, если я вас покину?
И неожиданно господин очень спокойно ответил:
– Всего вам доброго, милая красавица.
Женщина лет тридцати, очень худая, с выразительными глазами, с волосами, стриженными в скобку, тихая и добрая, остановила Жермену и без предисловий обратилась к ней:
– Не слушайте их, мадам, они все здесь для посева… Они очень хорошие, совершенно безобидные, как правило отменно воспитанные, но они мучают новичков, стараясь внедрить в них свое безумие.
Жермена посмотрела даже с любопытством: а она-то что сейчас скажет?
– Меня зовут Надин Волынская, я – русская, профессор Парижского университета. Я наблюдаю здесь все формы душевного расстройства. – И тихонько добавила: – Видите ли, все эти люди – сумасшедшие. Они кажутся нормальными и в самом деле здорово рассуждают до тех пор, пока не коснешься определенного пункта в их сознании или сами не начнут говорить на больную для них тему. Они взаимно снисходительно относятся к этим пунктам и живут в полном согласии, когда узнают друг друга ближе.
– Вот это действительно странно, – тихо сказала Жермена.
– Странно, конечно, но это действительно так. Они и выказывают свой пункт перед новичками, ибо знают, что здесь о каждом всем известно, и никто на их счет не обманывается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107