Я дожден, чтобы быть высшим над всеми. Со мной это всегда было так. Я помню, когда мы составляли условия мира в Кампо-Формио, я был совсем еще молодой генерал, и вот, когда императорский трон стоял в палатке штаба, я быстро вошел по ступеням и сел на него. Я не мог себя принудить думать, что есть что-нибудь выше меня! Я всегда сердцем угадывал свлю будущность. Даже в то время, когда я с моим братом Люсьеном жил в крохотной каморке, на несколько франков в неделю, я знал, что придет день, когда я достигну императорской власти! А ведь тогда я не имел оснований надеяться на блестящую будущность. В школе я не отличался способностями, шел 42-м учеником из 58. Я всегда был способен к математике, но этим все мои способности и ограничивались. Надо правду сказать, что я всегда предавался грезам в то время, как другие работали. Казалось, ничто не могло бы развить мое честолюбиее, тем более, что по наследству от отца мне достался только хороший катар желудка!
Однажды, когда я был еще совсем юным, я попал в Париж вместе с отцом и с моей сестрой Каролиной. Мы проходили по улице Ришелье, когда навстречу нам показался король, ехавший в своем экипаже. Кто бы мог подумать, что маленький корсиканец, снявший шляпу перед короле и не спускавший с него глаз, будет его преемником!? И уже в то время я чувтствовал, что этот экипаж должен рано или поздно принадлежать мне. Что тебе нужно, Констан? Верный слуга почтительно наклонился к его уху и прошептал что-то. – Ах, конечно, – сказал он, – свидание было назначено, а я чуть не позабыл о нем. Она здесь?
– Да, Ваше Величество!
– В боковой комнате?
– Да, Ваше Величество!
Талейран и Бертье обменялись взглядами, и министр пошел было из двери.
– Нет, нет, вы можете остаться здесь, – сказал император, – зажги лампыю Констан, и распорядись, чтобы экипажи были готовы через полчаса. А вы займитесь-ка этой выдержкой из письма к австрийскому императору и выскажите мне ваше мнение, Талейран! Де Миневаль, вот длинный рапорт нового владельца дока в Бресте. Выпишите все самое важное из него и приготовьте его на моем письменном столе к пяти часам утра! Бертье, я желаю, чтобы вся армия была размещена по судам к семи часам утра! Надо посмотреть, можно ли их рассадить по судам в три часа. Monsieur де Лаваль, потрудитесь остаться здесь и ждать нашего отбытия в Пон де Брик! Таким образом, дав эти распоряжения каждому из нас, он быстро перешел на другой конец комнаты, и его широкая спина в зеленом сюртуке и ноги в белых рейтузах исчезли в двери. Послышалось шуршанье выглянувшей из-за двери розовой юбки, и занавески закрылись за ним.
Бертье стоял, по обыкновению покусывая ногти; Талейран насмешливо и презрительно посматривал на него из-под своих густых ресниц. Де Миневаль, со скорбным лицом, взял громадную связку бумаг, из которой надо было сделать извлечения к утру. Контсан, двигаясь совершенно бесшумно, зажигал свечи в канделябрах, расположенных по стенам.
– Это которая? – пронесся шепот министра.
– Певичка из императорской оперы, – сказал Бертье.
– А та маленькая испаночка по-прежнему в фаворе?
– Нет, я не думаю этого! Она была последний раз третьего дня. – Ну, а та другая, графиня?– Она в своем домике в Эмбльтез. – «Но я не допущу скандала при дворе», – продекламировал Талейран с иронической улыбкой, повторяя сказанные по его адресу слова императора. – А теперь, monsieur де Лаваль, – прибавил он, отводя меня в сторону, – я очень хотел бы поговорить с вами насчет партии Бурбонов в Англии. Вы, вероятно, знаете их намерения? Надеются ли они на успех? И в течение 15 минут он засыпал меня вопросами, которые указывали мне, что император не ошибся, сказав, что он не задумается покинуть его в тяжулею минуту и легко перейдет на сторону тех, от кото можно больше получить.
Мы вполголоса продолжали разговор, как вдруг вбежал испуганный Констан. Тревога и смущение отражались на его обыкновенно непоколебимом лице.
– Господи помилуй! Monsieur Талейран, – прошептал он, всплескивая руками, – какое несчастье! Кто бы мог ожидать этого?!
– Что случилось, Констан?
– О, monsieur, я не осмелюсь беспокоить императора, а между тем экипаж императрицы приближается сюда!
14. ЖОЗЕФИНА
При этом неожиданном известии Талейран и Бертье молча переглянулись, и здесь я впервые увидел, как быстро могло менять свое выражение лицо знаменитого дипломата. Я раньше уже слышал, что Талейран по мимике не уступит лучшим артистам. На его лице отразилась скорее злобная радость, чем смущение, в то время, как Бертье, искренно преданный Наполеону и Жозефине, бросился к двери, в которую должна была войти императрица, словно пытаясь помешать ей проникнуть сюда.
Констан бегом направился к портьерам, отделявшим от нас комнату императора, но окончательно растерявшись, хотя и пользовался везде репутацией ничем не возмутимого человека, отошел назад, с целью посоветоваться с Талейраном.
Но было уже поздно, потому что мамелюк Рустем распахнул двери, и дамы вошли в комнату.
Первая была высока и стройна, с улыбающимся лицом и с приветливыми, полными достоинства манерами. Она была одета в черный плащ с белыми кружевами на шее и на рукавах; на ней была надета черная шляпа с развевавшимся белым пером. Ее спутница была ниже ростом, лицо ее не отличалось изяществом и красотою и было бы совершенно вульгарно, если бы не особенная живость выражения ее больших черных глаз. За ними бежал привязанный на цепочке маленький черный фокс-терьер.
– Оставьте наруже Счастливчика, Рустем, – сказала первая из вошедших дам, передавая ему цепочку собаки, – император не любит собак, и когда мы вторгаемся в его квартиру, мы должны подчиняться его вкусам. – Добрый вечер, m-r де Талейран! Madame де Ремюсат и я катались здесь поблизости и заехали узнать, когда император прибудет в Пон де Брик. Но он уже совсем готов, конечно? Я думала застать его здесь.
– Его императорское величество вышел несколько минут тому назад, – сказал Талейран, кланяясь и потирая руки.
– Сегодня у меня собрание, в моем салоне в Пон де Брик, и император обещал мне отложить на время свои дела и почтить меня своим присутствием. Я хочу, чтобы вы убедили его меньше работать, m-r де Талейран; пусть он обладает железной энергией, но он не может продолжать вести тот же образ жизни. Нервные припадки у него повторяются все чаще и чаще. Ведь он стремится делать все сам! Это, конечно, очень хорошо и заслуживает уважения, но ведь это пытка какая-то! Я не сомневаюсь, что и в данный момент, – ах, впрочем, вы еще не сказали мне, где он, m-r де Талейран! – Мы ожидаем его с минуты на минуту, ваше величество!
– В таком случае, мы присядем и подождем его. Ах, m-r де Миневаль, как мне жаль вас, когда я вижу, что вы завалены этими несносными бумагами! Я была в отчаянии, когда monsieur де Буриенн покинул Императора, но вы превзошли даже этого образцового секретаря в исполнительности! – Подвиньтесь к огню, madame де Ремюсат, я уверена, что вы очень прозябли! Констан, дайте скамеечку под ноги madame де Ремюсат!
Вот такими, в сущности, незначительными знаками внимания и доброты Императрица возбудила к себе всеобщую любовь.
Это была женщина, у которой действительно не было врагов даже в среде тех, кто ненавидел ее мужа. Эту женщину любили все не только теперь, но и когда она была одинокою, разведенною женою.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Однажды, когда я был еще совсем юным, я попал в Париж вместе с отцом и с моей сестрой Каролиной. Мы проходили по улице Ришелье, когда навстречу нам показался король, ехавший в своем экипаже. Кто бы мог подумать, что маленький корсиканец, снявший шляпу перед короле и не спускавший с него глаз, будет его преемником!? И уже в то время я чувтствовал, что этот экипаж должен рано или поздно принадлежать мне. Что тебе нужно, Констан? Верный слуга почтительно наклонился к его уху и прошептал что-то. – Ах, конечно, – сказал он, – свидание было назначено, а я чуть не позабыл о нем. Она здесь?
– Да, Ваше Величество!
– В боковой комнате?
– Да, Ваше Величество!
Талейран и Бертье обменялись взглядами, и министр пошел было из двери.
– Нет, нет, вы можете остаться здесь, – сказал император, – зажги лампыю Констан, и распорядись, чтобы экипажи были готовы через полчаса. А вы займитесь-ка этой выдержкой из письма к австрийскому императору и выскажите мне ваше мнение, Талейран! Де Миневаль, вот длинный рапорт нового владельца дока в Бресте. Выпишите все самое важное из него и приготовьте его на моем письменном столе к пяти часам утра! Бертье, я желаю, чтобы вся армия была размещена по судам к семи часам утра! Надо посмотреть, можно ли их рассадить по судам в три часа. Monsieur де Лаваль, потрудитесь остаться здесь и ждать нашего отбытия в Пон де Брик! Таким образом, дав эти распоряжения каждому из нас, он быстро перешел на другой конец комнаты, и его широкая спина в зеленом сюртуке и ноги в белых рейтузах исчезли в двери. Послышалось шуршанье выглянувшей из-за двери розовой юбки, и занавески закрылись за ним.
Бертье стоял, по обыкновению покусывая ногти; Талейран насмешливо и презрительно посматривал на него из-под своих густых ресниц. Де Миневаль, со скорбным лицом, взял громадную связку бумаг, из которой надо было сделать извлечения к утру. Контсан, двигаясь совершенно бесшумно, зажигал свечи в канделябрах, расположенных по стенам.
– Это которая? – пронесся шепот министра.
– Певичка из императорской оперы, – сказал Бертье.
– А та маленькая испаночка по-прежнему в фаворе?
– Нет, я не думаю этого! Она была последний раз третьего дня. – Ну, а та другая, графиня?– Она в своем домике в Эмбльтез. – «Но я не допущу скандала при дворе», – продекламировал Талейран с иронической улыбкой, повторяя сказанные по его адресу слова императора. – А теперь, monsieur де Лаваль, – прибавил он, отводя меня в сторону, – я очень хотел бы поговорить с вами насчет партии Бурбонов в Англии. Вы, вероятно, знаете их намерения? Надеются ли они на успех? И в течение 15 минут он засыпал меня вопросами, которые указывали мне, что император не ошибся, сказав, что он не задумается покинуть его в тяжулею минуту и легко перейдет на сторону тех, от кото можно больше получить.
Мы вполголоса продолжали разговор, как вдруг вбежал испуганный Констан. Тревога и смущение отражались на его обыкновенно непоколебимом лице.
– Господи помилуй! Monsieur Талейран, – прошептал он, всплескивая руками, – какое несчастье! Кто бы мог ожидать этого?!
– Что случилось, Констан?
– О, monsieur, я не осмелюсь беспокоить императора, а между тем экипаж императрицы приближается сюда!
14. ЖОЗЕФИНА
При этом неожиданном известии Талейран и Бертье молча переглянулись, и здесь я впервые увидел, как быстро могло менять свое выражение лицо знаменитого дипломата. Я раньше уже слышал, что Талейран по мимике не уступит лучшим артистам. На его лице отразилась скорее злобная радость, чем смущение, в то время, как Бертье, искренно преданный Наполеону и Жозефине, бросился к двери, в которую должна была войти императрица, словно пытаясь помешать ей проникнуть сюда.
Констан бегом направился к портьерам, отделявшим от нас комнату императора, но окончательно растерявшись, хотя и пользовался везде репутацией ничем не возмутимого человека, отошел назад, с целью посоветоваться с Талейраном.
Но было уже поздно, потому что мамелюк Рустем распахнул двери, и дамы вошли в комнату.
Первая была высока и стройна, с улыбающимся лицом и с приветливыми, полными достоинства манерами. Она была одета в черный плащ с белыми кружевами на шее и на рукавах; на ней была надета черная шляпа с развевавшимся белым пером. Ее спутница была ниже ростом, лицо ее не отличалось изяществом и красотою и было бы совершенно вульгарно, если бы не особенная живость выражения ее больших черных глаз. За ними бежал привязанный на цепочке маленький черный фокс-терьер.
– Оставьте наруже Счастливчика, Рустем, – сказала первая из вошедших дам, передавая ему цепочку собаки, – император не любит собак, и когда мы вторгаемся в его квартиру, мы должны подчиняться его вкусам. – Добрый вечер, m-r де Талейран! Madame де Ремюсат и я катались здесь поблизости и заехали узнать, когда император прибудет в Пон де Брик. Но он уже совсем готов, конечно? Я думала застать его здесь.
– Его императорское величество вышел несколько минут тому назад, – сказал Талейран, кланяясь и потирая руки.
– Сегодня у меня собрание, в моем салоне в Пон де Брик, и император обещал мне отложить на время свои дела и почтить меня своим присутствием. Я хочу, чтобы вы убедили его меньше работать, m-r де Талейран; пусть он обладает железной энергией, но он не может продолжать вести тот же образ жизни. Нервные припадки у него повторяются все чаще и чаще. Ведь он стремится делать все сам! Это, конечно, очень хорошо и заслуживает уважения, но ведь это пытка какая-то! Я не сомневаюсь, что и в данный момент, – ах, впрочем, вы еще не сказали мне, где он, m-r де Талейран! – Мы ожидаем его с минуты на минуту, ваше величество!
– В таком случае, мы присядем и подождем его. Ах, m-r де Миневаль, как мне жаль вас, когда я вижу, что вы завалены этими несносными бумагами! Я была в отчаянии, когда monsieur де Буриенн покинул Императора, но вы превзошли даже этого образцового секретаря в исполнительности! – Подвиньтесь к огню, madame де Ремюсат, я уверена, что вы очень прозябли! Констан, дайте скамеечку под ноги madame де Ремюсат!
Вот такими, в сущности, незначительными знаками внимания и доброты Императрица возбудила к себе всеобщую любовь.
Это была женщина, у которой действительно не было врагов даже в среде тех, кто ненавидел ее мужа. Эту женщину любили все не только теперь, но и когда она была одинокою, разведенною женою.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42