Однако в последнее время у меня появилась надежда, что я не прав и нам удастся на этот раз контролировать ситуацию. На Балканах и в Греции стремительно назревает очередная катастрофа, и мне совершенно не нравится конфликт, к которому быстрыми шагами движутся русское и белорусское правительства — НАТО ведь давно превратилось в говорильню! Но я надеялся, что это одни слова и ни до чего серьезного дело не дойдет! Российская Федерация с самого начала была не слишком-то устойчива, в особенности с точки зрения экономики, и в ней все время присутствовали политические элементы, жаждавшие восстановить Советскую империю. Хотелось бы все-таки верить, что последние реформы Яколева стабилизируют ситуацию и удержат Федерацию на плаву. Он замолчал под ее взглядом. — Надо думать, этого не произойдет?
— Ну, скажем так, этого не случилось в том варианте истории, который я помню, — ответила она тоном человека, старающегося подсластить горькую пилюлю. — Насколько я помню, у тебя были причины считать, что Россия обретет стабильность — если только это может тебя утешить. Началом катастрофы стала очередная вспышка на Балканах, а вовсе не в России или Белоруссии. Потом ситуация вышла из-под контроля, после того как кто-то пустил в ход биологическое оружие.
Эстон болезненно сморщился, и Леонова сжала его предплечье:
— Извини, Дик. Я не хотела тебя огорчить.
— Ты ни в чем не виновата. — Он покрепче обнял ее и покачал головой. — Понимаешь, мы все так старались, чтобы все было хорошо, и президент Яколев, кажется, в самом деле прилагает все силы, чтобы… Противно знать, что все усилия пойдут прахом и сделать ничего невозможно. А от одной мысли о войнах за наследие бывшего режима на территории страны, обладающей ядерным оружием…
Его голос оборвался, и Леонова грустно повторила:
— Извини. Понимаю, что тебя это не утешит, но, если я не ошибаюсь, теперешний президент тут ни при чем. Западная Европа перепугалась — и не без основания, — когда действие биологического оружия распространилось за пределы Балкан. Глядя на вещи из будущего, понимаешь, что кто бы ни пустил его в ход, это был человек из какой-то группы отщепенцев-террористов. Но тогда многие поверили, что виновник случившегося — Сербия, а Россия по-прежнему продолжала играть роль главного защитника сербов на международной арене. Поэтому, когда Франция уговорила Германию и Румынию принять участие в совместной военной акции устрашения против Сербии и обвинила русских в том, что именно они тайно поставляли Сербии биологическое оружие, Яколев оказался в немыслимо трудном положении. Он не смог бы найти политический курс, который бы удовлетворил всех. А потом его убили. Убийцей был какой-то белорус, как утверждали русские националисты, и это полностью изменило характер конфликта. Московским экстремистам удалось захватить власть в стране во имя «интересов национальной безопасности», и они начали размахивать своими ракетами перед носом всех, кто попадался им на глаза, а затем…
Она пожала плечами, и Эстон подавленно кивнул.
— Я слыхал о возможности подобного сценария, — со вздохом сказал он. — Со времени ухода Ельцина отношения с Россией были не слишком хороши. Развал НАТО, который мы наблюдаем последние два-три года, — тоже дурной знак. Принятие в НАТО стран бывшего Варшавского договора было предпринято, чтобы создать общеконтинентальное чувство безопасности, но эта затея провалилась. Руководство НАТО похоже на слепцов, пытающихся нащупать выход из лабиринта. Десять лет они безуспешно стараются найти приемлемое решение балканской проблемы! США, впрочем, тоже не слишком-то отличились, — мрачно добавил он. — Когда мы устали притворяться, будто способны быстренько все поправить, и вывели свои войска с Балкан, ситуация стала просто катастрофической. И мы до сих пор пытаемся как-то исправить эту ошибку.
— Не уверена, что можно было вести себя разумнее, — возразила Людмила. — Я знаю, люди склонны утверждать — постфактум, — будто любая катастрофа была «неизбежна», но в данном случае, мне кажется, так оно и было. Или, точнее, будет.
— Возможно.
Довольно долго Эстон, нахмурившись, смотрел в океанскую даль и размышлял о чем-то, а потом встряхнулся и произнес:
— Но сейчас у нас есть более насущные заботы. Суть стоящей перед нами проблемы в том, что у тебя нет паспорта. Если же я попытаюсь выдать тебя за жертву кораблекрушения, таможенники захотят узнать, с каким посольством им нужно связаться. Англичане — разумные люди, но по их ежедневным газетам этого никак не скажешь. Когда новости о «таинственной иностранке» просочатся в прессу, газеты, телевидение и радио устроят вокруг твоей особы настоящее цирковое представление.
— Как ты собираешься этого избежать? — спросила Людмила, и Эстон почувствовал себя польщенным. Заданный вопрос означал, что она верит в его способность справиться с задачей.
— Есть один способ, но для этого нужно немного изменить курс. Не так далеко отсюда — в Шотландии, а не в Англии — мы сможем, я думаю, высадиться на берег, не беседуя с представителями прессы. У меня есть там друзья.
— Отлично.
Она доверчиво положила голову ему на плечо. Ветер щекотал лицо Эстона ее волосами, отчего нос чесался, а сердце щемило от любви. Он уже начал привыкать к тому, что Людмила непрерывно удивляет его, но главным было то, что невероятные происшествия, выпавшие на долю Эстона, всколыхнули его душу, изменили в нем что-то. Ему казалось, что детское изумление перед миром и людьми, давно похороненное под грузом прожитых лет, снова ожило и завладело им. Эстон полагал, что это было неизбежным следствием происшедших событий, а разговоры с Людмилой и даже одно ее присутствие еще усиливали давно забытое чувство.
Ее радостная раскованность в любви удивила и восхитила Эстона, но теперь это казалось ему чем-то столь же естественным, как биение его собственного сердца. Он собирался безропотно стареть, поскольку грядущая отставка являлась официальным признанием того факта, что сражения и победы остались позади, но Людмила заставила его взглянуть на жизнь другими глазами. Поразительным образом сочетая мудрость старости с игривостью юности, она, казалось, ожидала того же и от него, и потому он неизбежно становился таким же. Ощущение было головокружительным — и Эстон был благодарен Людмиле не только за ее веру в него, но и за то, что она возвращала ему его подлинную личность.
Но самое удивительное в Людмиле было то, что она всегда вела себя совершенно естественно. Она могла быть хладнокровным бойцом, привыкшим смотреть смерти в глаза, или визжать как ребенок, когда он ее щекотал, но при этом оставаться самой собой. Она была цельной натурой без внешних и внутренних комплексов, и Эстон вынужден был признать, что еще ни разу не встречал никого, кто был бы похож на нее. В каком-то смысле ее душа казалась ему не меньшим чудом, чем непостижимые технологии или странное, мрачноватое будущее, из которого она явилась на Землю.
— Эй, — нежно позвал он, — просыпайся, соня!
— Мм-м-м? — спросила она, не открывая глаз, ибо до сих пор засыпала при каждом удобном случае.
— Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? — Эстон смотрел сверху вниз, как она сладко зевает.
— Ну конечно.
Леонова села и потянулась, будто кошка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
— Ну, скажем так, этого не случилось в том варианте истории, который я помню, — ответила она тоном человека, старающегося подсластить горькую пилюлю. — Насколько я помню, у тебя были причины считать, что Россия обретет стабильность — если только это может тебя утешить. Началом катастрофы стала очередная вспышка на Балканах, а вовсе не в России или Белоруссии. Потом ситуация вышла из-под контроля, после того как кто-то пустил в ход биологическое оружие.
Эстон болезненно сморщился, и Леонова сжала его предплечье:
— Извини, Дик. Я не хотела тебя огорчить.
— Ты ни в чем не виновата. — Он покрепче обнял ее и покачал головой. — Понимаешь, мы все так старались, чтобы все было хорошо, и президент Яколев, кажется, в самом деле прилагает все силы, чтобы… Противно знать, что все усилия пойдут прахом и сделать ничего невозможно. А от одной мысли о войнах за наследие бывшего режима на территории страны, обладающей ядерным оружием…
Его голос оборвался, и Леонова грустно повторила:
— Извини. Понимаю, что тебя это не утешит, но, если я не ошибаюсь, теперешний президент тут ни при чем. Западная Европа перепугалась — и не без основания, — когда действие биологического оружия распространилось за пределы Балкан. Глядя на вещи из будущего, понимаешь, что кто бы ни пустил его в ход, это был человек из какой-то группы отщепенцев-террористов. Но тогда многие поверили, что виновник случившегося — Сербия, а Россия по-прежнему продолжала играть роль главного защитника сербов на международной арене. Поэтому, когда Франция уговорила Германию и Румынию принять участие в совместной военной акции устрашения против Сербии и обвинила русских в том, что именно они тайно поставляли Сербии биологическое оружие, Яколев оказался в немыслимо трудном положении. Он не смог бы найти политический курс, который бы удовлетворил всех. А потом его убили. Убийцей был какой-то белорус, как утверждали русские националисты, и это полностью изменило характер конфликта. Московским экстремистам удалось захватить власть в стране во имя «интересов национальной безопасности», и они начали размахивать своими ракетами перед носом всех, кто попадался им на глаза, а затем…
Она пожала плечами, и Эстон подавленно кивнул.
— Я слыхал о возможности подобного сценария, — со вздохом сказал он. — Со времени ухода Ельцина отношения с Россией были не слишком хороши. Развал НАТО, который мы наблюдаем последние два-три года, — тоже дурной знак. Принятие в НАТО стран бывшего Варшавского договора было предпринято, чтобы создать общеконтинентальное чувство безопасности, но эта затея провалилась. Руководство НАТО похоже на слепцов, пытающихся нащупать выход из лабиринта. Десять лет они безуспешно стараются найти приемлемое решение балканской проблемы! США, впрочем, тоже не слишком-то отличились, — мрачно добавил он. — Когда мы устали притворяться, будто способны быстренько все поправить, и вывели свои войска с Балкан, ситуация стала просто катастрофической. И мы до сих пор пытаемся как-то исправить эту ошибку.
— Не уверена, что можно было вести себя разумнее, — возразила Людмила. — Я знаю, люди склонны утверждать — постфактум, — будто любая катастрофа была «неизбежна», но в данном случае, мне кажется, так оно и было. Или, точнее, будет.
— Возможно.
Довольно долго Эстон, нахмурившись, смотрел в океанскую даль и размышлял о чем-то, а потом встряхнулся и произнес:
— Но сейчас у нас есть более насущные заботы. Суть стоящей перед нами проблемы в том, что у тебя нет паспорта. Если же я попытаюсь выдать тебя за жертву кораблекрушения, таможенники захотят узнать, с каким посольством им нужно связаться. Англичане — разумные люди, но по их ежедневным газетам этого никак не скажешь. Когда новости о «таинственной иностранке» просочатся в прессу, газеты, телевидение и радио устроят вокруг твоей особы настоящее цирковое представление.
— Как ты собираешься этого избежать? — спросила Людмила, и Эстон почувствовал себя польщенным. Заданный вопрос означал, что она верит в его способность справиться с задачей.
— Есть один способ, но для этого нужно немного изменить курс. Не так далеко отсюда — в Шотландии, а не в Англии — мы сможем, я думаю, высадиться на берег, не беседуя с представителями прессы. У меня есть там друзья.
— Отлично.
Она доверчиво положила голову ему на плечо. Ветер щекотал лицо Эстона ее волосами, отчего нос чесался, а сердце щемило от любви. Он уже начал привыкать к тому, что Людмила непрерывно удивляет его, но главным было то, что невероятные происшествия, выпавшие на долю Эстона, всколыхнули его душу, изменили в нем что-то. Ему казалось, что детское изумление перед миром и людьми, давно похороненное под грузом прожитых лет, снова ожило и завладело им. Эстон полагал, что это было неизбежным следствием происшедших событий, а разговоры с Людмилой и даже одно ее присутствие еще усиливали давно забытое чувство.
Ее радостная раскованность в любви удивила и восхитила Эстона, но теперь это казалось ему чем-то столь же естественным, как биение его собственного сердца. Он собирался безропотно стареть, поскольку грядущая отставка являлась официальным признанием того факта, что сражения и победы остались позади, но Людмила заставила его взглянуть на жизнь другими глазами. Поразительным образом сочетая мудрость старости с игривостью юности, она, казалось, ожидала того же и от него, и потому он неизбежно становился таким же. Ощущение было головокружительным — и Эстон был благодарен Людмиле не только за ее веру в него, но и за то, что она возвращала ему его подлинную личность.
Но самое удивительное в Людмиле было то, что она всегда вела себя совершенно естественно. Она могла быть хладнокровным бойцом, привыкшим смотреть смерти в глаза, или визжать как ребенок, когда он ее щекотал, но при этом оставаться самой собой. Она была цельной натурой без внешних и внутренних комплексов, и Эстон вынужден был признать, что еще ни разу не встречал никого, кто был бы похож на нее. В каком-то смысле ее душа казалась ему не меньшим чудом, чем непостижимые технологии или странное, мрачноватое будущее, из которого она явилась на Землю.
— Эй, — нежно позвал он, — просыпайся, соня!
— Мм-м-м? — спросила она, не открывая глаз, ибо до сих пор засыпала при каждом удобном случае.
— Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? — Эстон смотрел сверху вниз, как она сладко зевает.
— Ну конечно.
Леонова села и потянулась, будто кошка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100