Он упал наземь, его вырвало, и на сей раз Харкнесс все же оглянулся.
– Вы уж не обессудьте, сэр, – хрипло сказал он, – но ежели вам, офицерам, и охота цепляться за честь мундира, то нижним чинам это ни к чему. Я простой старшина, и главного-то выслужил с грехом пополам…
Покачав головой, он со стыдом и отчаянием в глазах снова повернулся к Рэнсом и выпалил:
– Стало быть, мэм, если вы предлагаете перейти на вашу сторону, так я согласен.
Глава 24
– Что? – Роб Пьер в озлобленном неверии уставился на экран коммуникатора, и его собеседник испуганно сглотнул. На его лацкане красовались ведомственный значок Комитета по открытой информации и карточка, на которой было написано: «Л. Бордман, второй зам. директора». Больше всего на свете гражданину Бордману хотелось прекратить этот разговор.
– Гражданин председатель, – зачастил он с поспешностью мелкой сошки, силящейся избежать начальственного гнева, – мне известно не так уж много. Имеется информационный чип, там все записано и растолковано гораздо яснее, чем я при всем желании мог бы…
– Заткнись!
Оборвав сбивчивое бормотание Бордмана, председатель Комитета общественного спасения метнул на него испепеляющий взгляд, но тут же заставил себя смягчить суровое выражение лица. Откровенный ужас чиновника заставил его слегка устыдиться. Ему ничего не стоило одним лишь словом уничтожить собеседника не только в служебном, но и буквальном, физическом смысле, и этот факт не являлся тайной для них обоих. Безграничная власть опасна, напомнил себе Пьер, она разъедает, как ржавчина, чего следует остерегаться… хотя нельзя не признать, что эта ржавчина приятна на вкус. В конце концов, разве он не имеет права малость разрядиться, сорвав раздражение на трусливом бюрократе?
Пьер глубоко вздохнул, собрался и, подавшись к экрану, тоном, в котором угадывалось желание назвать собеседника идиотом, сказал:
– Чипы я, разумеется, посмотрю, но в свое время. А сейчас изложи мне вкратце суть дела.
– Слушаюсь, сэр! – ответил Бордман.
Даже сидя, он ухитрился чуть ли не вытянуться в струнку. Пальцы его забегали по клавиатуре, находившейся за пределами поля зрения видеокамеры; несколько мгновений он считывал информацию с диска, после чего с заискивающей улыбкой сказал:
– Значит, так, гражданин председатель, согласно справке, подготовленной моим помощником гражданином Манкузо, гражданин контр-адмирал Турвиль… – на всякий случай чиновник перечитал имя и кивнул, – да, контр-адмирал Лестер Турвиль захватил в плен несколько кораблей монти, включая крейсер, на борту которого находилась Хонор Харрингтон.
Бордман умолк, уставившись в текст. Он выглядел так, словно сам не очень-то верил собственным словам – и его, учитывая, что Народный Флот не часто радовал народ победами, можно было понять. Однако пауза затянулась, и Пьер раздраженно прокашлялся.
– Прошу прощения, гражданин председатель, – встрепенулся чиновник. – Итак, гражданин Турвиль, взяв в плен названную Харрингтон, направил на Барнетт соответствующее донесение, содержание которого стало известно находившейся там гражданке секретарю Рэнсом. Исходя из очевидного пропагандистского значения названного события, она приказала доставить пленницу на Барнетт.
– Это я уже понял! – рявкнул Пьер. – Что, черт побери, было потом?
Бордман съежился, в глазах его стояла паника. Разногласия в среде высшего руководства редко выходили за пределы Комитета, но если это случалось, то обычно заканчивалось исчезновением одного из оппонентов. По этой причине Роб Пьер, как правило, избегал открытых высказываний, которые могли быть истолкованы как осуждение образа действий или мыслей кого-то из его коллег. И не потому, что эти мысли и действия ему всегда нравились, а по единственной причине: если разногласия становились достоянием гласности, ему как главе Комитета не оставалось ничего другого, кроме как устранить политика, вызвавшего его недовольство. Любая иная реакция таила бы в себе угрозу для его авторитета и власти.
Бордман прекрасно понимал, что злость председателя на Рэнсом не сулит ему – как одному из ее старших помощников – ничего хорошего. Падение гражданки секретаря скорее всего повлечет за собой чистку в ее аппарате. Конечно, он мог попытаться с ходу переориентироваться и осудить свою начальницу… однако такой ход означал для него верную гибель, если ей все же удастся вывернуться. Бюрократ угодил меж двух огней, и ему приходилось учитывать тот факт, что от непосредственной руководительницы его отделяло несколько световых лет, а от гражданина председателя – всего лишь несколько этажей.
– Мне трудно судить, какими мотивами руководствовалась гражданка секретарь, – сказал, набравшись-таки мужества, Бордман. – Я при этом не присутствовал и даже не успел толком ознакомиться с записью. Однако, судя по предоставленному мне краткому обзору, она вспомнила про вынесенный Харрингтон еще до войны старорежимным судом смертный приговор, и… – Он умолк, чтобы собраться с духом. – И решила лично доставить пленницу в лагерь «Харон» для приведения этого приговора в исполнение.
– Можем мы ее остановить? – хрипло спросила МакКвин, сидевшая рядом с Оскаром Сен-Жюстом, напротив Роба Пьера.
В ее зеленых глазах бушевало пламя. Начав вникать в новые обязанности, она с ходу уяснила, что дела в военном ведомстве обстоят страшнее, чем в достопамятных Авгиевых конюшнях, а этот акт безумия грозил резко ухудшить ситуацию.
– Я такой возможности не вижу, – невыразительным тоном ответил Сен-Жюст. – Курьерский корабль Тейсмана стартовал к Хевену только через три дня после отлета Корделии на Цербер. Сейчас она менее чем в шести днях лету от системы, а ни одному нашему курьеру туда быстрее не добраться.
– На худой конец, можно было бы попытаться, – резко возразила МакКвин. – Ведь не повесит же она Харрингтон в день прибытия!
– Боюсь, гражданка адмирал, вы кое-чего не понимаете, – с тяжким вздохом произнес Роб Пьер. – Мы не можем позволить себе отменить ее приказ, даже будь у нас такая возможность.
– Почему? – В последний момент МакКвин попыталась смягчить свой тон, однако раздражение все равно прорвалось.
– Да потому, – ответил за председателя Сен-Жюст, – что она дала репортаж о своем «разговоре» с Харрингтон в эфир. Следовательно, репортеры Лиги уже разослали соответствующие сообщения во все корреспондентские пункты на планетах Альянса. Впрочем, даже если журналисты Лиги по каким-то причинам оставили это событие без внимания, монти все равно просматривают наши передачи, и им наверняка известно о принятом решении. Если эта новость и не достигла Мантикоры, то достигнет очень скоро, и мы не можем пойти на попятную, не выставив себя круглыми дураками.
Несколько секунд МакКвин смотрела ему в глаза, после чего перевела взгляд на Пьера, который угрюмо кивнул. Помолчав, секретарь по военным вопросам заставила себя заговорить самым спокойным тоном, на какой была способна.
– Гражданин председатель, ситуация требует особого осмысления. Значение Хонор Харрингтон как простого флотского офицера даже при всем том уроне, который она нам нанесла, не так уж и велико. Конечно, она враг, и я признаю ее несомненный талант – тактиков такого уровня приходится не больше полудюжины на поколение, – но с чисто военной точки зрения ее следует рассматривать как одного из множества адмиралов или коммодоров – в зависимости от того, офицером какого флота ее считать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
– Вы уж не обессудьте, сэр, – хрипло сказал он, – но ежели вам, офицерам, и охота цепляться за честь мундира, то нижним чинам это ни к чему. Я простой старшина, и главного-то выслужил с грехом пополам…
Покачав головой, он со стыдом и отчаянием в глазах снова повернулся к Рэнсом и выпалил:
– Стало быть, мэм, если вы предлагаете перейти на вашу сторону, так я согласен.
Глава 24
– Что? – Роб Пьер в озлобленном неверии уставился на экран коммуникатора, и его собеседник испуганно сглотнул. На его лацкане красовались ведомственный значок Комитета по открытой информации и карточка, на которой было написано: «Л. Бордман, второй зам. директора». Больше всего на свете гражданину Бордману хотелось прекратить этот разговор.
– Гражданин председатель, – зачастил он с поспешностью мелкой сошки, силящейся избежать начальственного гнева, – мне известно не так уж много. Имеется информационный чип, там все записано и растолковано гораздо яснее, чем я при всем желании мог бы…
– Заткнись!
Оборвав сбивчивое бормотание Бордмана, председатель Комитета общественного спасения метнул на него испепеляющий взгляд, но тут же заставил себя смягчить суровое выражение лица. Откровенный ужас чиновника заставил его слегка устыдиться. Ему ничего не стоило одним лишь словом уничтожить собеседника не только в служебном, но и буквальном, физическом смысле, и этот факт не являлся тайной для них обоих. Безграничная власть опасна, напомнил себе Пьер, она разъедает, как ржавчина, чего следует остерегаться… хотя нельзя не признать, что эта ржавчина приятна на вкус. В конце концов, разве он не имеет права малость разрядиться, сорвав раздражение на трусливом бюрократе?
Пьер глубоко вздохнул, собрался и, подавшись к экрану, тоном, в котором угадывалось желание назвать собеседника идиотом, сказал:
– Чипы я, разумеется, посмотрю, но в свое время. А сейчас изложи мне вкратце суть дела.
– Слушаюсь, сэр! – ответил Бордман.
Даже сидя, он ухитрился чуть ли не вытянуться в струнку. Пальцы его забегали по клавиатуре, находившейся за пределами поля зрения видеокамеры; несколько мгновений он считывал информацию с диска, после чего с заискивающей улыбкой сказал:
– Значит, так, гражданин председатель, согласно справке, подготовленной моим помощником гражданином Манкузо, гражданин контр-адмирал Турвиль… – на всякий случай чиновник перечитал имя и кивнул, – да, контр-адмирал Лестер Турвиль захватил в плен несколько кораблей монти, включая крейсер, на борту которого находилась Хонор Харрингтон.
Бордман умолк, уставившись в текст. Он выглядел так, словно сам не очень-то верил собственным словам – и его, учитывая, что Народный Флот не часто радовал народ победами, можно было понять. Однако пауза затянулась, и Пьер раздраженно прокашлялся.
– Прошу прощения, гражданин председатель, – встрепенулся чиновник. – Итак, гражданин Турвиль, взяв в плен названную Харрингтон, направил на Барнетт соответствующее донесение, содержание которого стало известно находившейся там гражданке секретарю Рэнсом. Исходя из очевидного пропагандистского значения названного события, она приказала доставить пленницу на Барнетт.
– Это я уже понял! – рявкнул Пьер. – Что, черт побери, было потом?
Бордман съежился, в глазах его стояла паника. Разногласия в среде высшего руководства редко выходили за пределы Комитета, но если это случалось, то обычно заканчивалось исчезновением одного из оппонентов. По этой причине Роб Пьер, как правило, избегал открытых высказываний, которые могли быть истолкованы как осуждение образа действий или мыслей кого-то из его коллег. И не потому, что эти мысли и действия ему всегда нравились, а по единственной причине: если разногласия становились достоянием гласности, ему как главе Комитета не оставалось ничего другого, кроме как устранить политика, вызвавшего его недовольство. Любая иная реакция таила бы в себе угрозу для его авторитета и власти.
Бордман прекрасно понимал, что злость председателя на Рэнсом не сулит ему – как одному из ее старших помощников – ничего хорошего. Падение гражданки секретаря скорее всего повлечет за собой чистку в ее аппарате. Конечно, он мог попытаться с ходу переориентироваться и осудить свою начальницу… однако такой ход означал для него верную гибель, если ей все же удастся вывернуться. Бюрократ угодил меж двух огней, и ему приходилось учитывать тот факт, что от непосредственной руководительницы его отделяло несколько световых лет, а от гражданина председателя – всего лишь несколько этажей.
– Мне трудно судить, какими мотивами руководствовалась гражданка секретарь, – сказал, набравшись-таки мужества, Бордман. – Я при этом не присутствовал и даже не успел толком ознакомиться с записью. Однако, судя по предоставленному мне краткому обзору, она вспомнила про вынесенный Харрингтон еще до войны старорежимным судом смертный приговор, и… – Он умолк, чтобы собраться с духом. – И решила лично доставить пленницу в лагерь «Харон» для приведения этого приговора в исполнение.
– Можем мы ее остановить? – хрипло спросила МакКвин, сидевшая рядом с Оскаром Сен-Жюстом, напротив Роба Пьера.
В ее зеленых глазах бушевало пламя. Начав вникать в новые обязанности, она с ходу уяснила, что дела в военном ведомстве обстоят страшнее, чем в достопамятных Авгиевых конюшнях, а этот акт безумия грозил резко ухудшить ситуацию.
– Я такой возможности не вижу, – невыразительным тоном ответил Сен-Жюст. – Курьерский корабль Тейсмана стартовал к Хевену только через три дня после отлета Корделии на Цербер. Сейчас она менее чем в шести днях лету от системы, а ни одному нашему курьеру туда быстрее не добраться.
– На худой конец, можно было бы попытаться, – резко возразила МакКвин. – Ведь не повесит же она Харрингтон в день прибытия!
– Боюсь, гражданка адмирал, вы кое-чего не понимаете, – с тяжким вздохом произнес Роб Пьер. – Мы не можем позволить себе отменить ее приказ, даже будь у нас такая возможность.
– Почему? – В последний момент МакКвин попыталась смягчить свой тон, однако раздражение все равно прорвалось.
– Да потому, – ответил за председателя Сен-Жюст, – что она дала репортаж о своем «разговоре» с Харрингтон в эфир. Следовательно, репортеры Лиги уже разослали соответствующие сообщения во все корреспондентские пункты на планетах Альянса. Впрочем, даже если журналисты Лиги по каким-то причинам оставили это событие без внимания, монти все равно просматривают наши передачи, и им наверняка известно о принятом решении. Если эта новость и не достигла Мантикоры, то достигнет очень скоро, и мы не можем пойти на попятную, не выставив себя круглыми дураками.
Несколько секунд МакКвин смотрела ему в глаза, после чего перевела взгляд на Пьера, который угрюмо кивнул. Помолчав, секретарь по военным вопросам заставила себя заговорить самым спокойным тоном, на какой была способна.
– Гражданин председатель, ситуация требует особого осмысления. Значение Хонор Харрингтон как простого флотского офицера даже при всем том уроне, который она нам нанесла, не так уж и велико. Конечно, она враг, и я признаю ее несомненный талант – тактиков такого уровня приходится не больше полудюжины на поколение, – но с чисто военной точки зрения ее следует рассматривать как одного из множества адмиралов или коммодоров – в зависимости от того, офицером какого флота ее считать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134