Но какие силы сотворили ее? И что произойдет, если вырвутся они наружу, если распадется сеть, если вихри обретут свободу?
На миг перед внутренним взором Дженнака встал чудовищный гриб из огненной багровой массы, клубившейся в неизмеримой вышине, расползавшейся подобно тучам, гонимым ветрами во все стороны, закрывавшей синий небосвод, готовой поглотить и землю, и воды, и воздух, и весь мир…
Вздрогнув, он очнулся. Серый туман и обломок базальта исчезли, сфера лежала на столе, а Чантар, прикрывая ее ладонью, пристально уставился в лицо гостя, точно надеясь уловить отблеск посетивших его видений.
– Камень, сотканный из мглы и вихрей, – произнес Дженнак, ощущая, как губы его вновь становятся теплыми и упругими. – Возможно ли такое? И что это значит?
– Я же предупредил, не все показанное может быть понятным. Рано, родич, рано! Мудрость должна сочетаться с осторожностью, иначе… – Чантар пожал плечами. – Для детских игр меч слишком остр, а громовой порошок слишком опасен! Понимаешь меня?
– Да. Однако объясни, что ты сам об этом думаешь? Что мы видели? Что такое эти сферы? И как ты открываешь их? Могу ли я обучиться этому искусству?
Чантар усмехнулся:
– Сколько вопросов, родич! Ну, спев Утреннее Песнопение, не откажешься от Дневного… Придется мне ответить, ответить по порядку… Но многого не жди, ибо сам я – пес, что блуждает в тумане и ловит смутные запахи вчерашней трапезы…
Он потянулся к чаше с остывшим напитком, осушил ее и продолжал:
– Смысл последней картины мне столь же неясен, как и тебе. Быть может, нам показали зыбкость и призрачность сущего; быть может, это намек, что все в мире, даже прочный камень, состоит из неких мельчайших частиц, подобных мглистым вихрям… Не знаю! Не знаю, но думаю, что эти шары – божественное завещание, столь же ценное, как Чилам Баль. Только не пришло для него время, и таится оно среди гор, лесов и в иных местах, дожидаясь, когда дети взрастут и поймут, где у клинка острие, а где – рукоять. Ну, а про то, как я открываю сферы… вернее, часть из них… Такому искусству ты научишься сам, родич, но придет оно к тебе с великой бедой или с великой радостью, с таким напряжением чувств, с каким напрягается кожа барабана под ударом палочки.
Знай, что я испытал это, испытал много лет назад, когда в ларце лежали только три шара… Тяжкое время пришлось мне пережить! Сын мой отправился в Сеннам и погиб в поединке совершеннолетия, женщина – не светлой крови, но любившая меня долгие годы – умерла, и разум мой затмился, и боги перестали говорить со мной… Тогда, мучимый печалями, пришел я в этот хоган, сел и стал глядеть на яшмовые шары, но не видел их, а видел лица сына и женщины своей, и руки их, манившие меня в Великую Пустоту. Казалось, сердце мое перестанет биться, сожженное ядом потерь, и я, надеясь на утешение, воззвал к богам и простер руки над сферами, не думая о них, но желая лишь получить какой-то знак. И тогда горе мое стало силой, и что-то переменилось во мне, поднялось и выплеснулось, как кровь из раны. А потом…
Он протянул руку, и шар, подарок тономов, начал медленно вращаться.
Глядя в лицо Чантара, печальное и напряженное, Дженнак подумал, что горе не обошло стороной и владыку Арсоланы: как утверждалось в Книге Повседневного, за мудрость свою он заплатил страданием. И это делало Чантара понятней, ближе и дороже, словно дальний родич, увиденный впервые в жизни, вдруг воистину стал братом. Теперь не только кровь, дар богов, связывала их, но и нечто иное, более важное и значительное, – быть может, память о жизнях, унесенных ветрами времени?
Прервав затянувшееся молчание, Дженнак провел над сферами ладонью.
– Тебе удалось раскрыть каждую?
– Нет, только две из шести. Но подождем; если боги опять пошлют мне великую радость или горе, я доберусь до остальных.
Подождем! И это сказал человек, вступивший в третье свое столетие! Кажется, он собирается жить вечно, промелькнуло у Дженнака в голове.
– Попробуешь с шаром, который я принес?
– Нет, – будто подтверждая сказанное, Чантар отодвинул яшмовую сферу. – Спрячь! Подарено тебе, ты и прими груз страдания или счастья, если повезет… Моя спина покрепче, чем у ламы, но если лам две, то отчего не нагрузить каждую своей ношей?
Он снова подчеркивал, что их двое, будто бы не существовало других светлорожденных, будто в Хайане на циновке власти не сидел Джиллор, будто собственные его сыновья были всего лишь несмышлеными младенцами. Удивительно? Да. Но Дженнак чувствовал, что ходит у самого краешка тайны.
– Ты показал, что хотел, старший родич. Ты ответил на мои вопросы. И ты предупредил, что ждет меня некое потрясение… Что же дальше?
Лицо Чантара вновь сделалось спокойным – правда, не без прежнего лукавства.
– Дальше? Дальше будем говорить.
– Глаза мои видели дивное, и готов я услышать о новых чудесах.
– Только не ожидай добрых чудес… Скажи, по дороге сюда корабль твой не останавливался в эйпоннских гаванях?
– Нет. Мы пришли в Лимучати, и я сразу же отправился в Боро.
– А когда в Бритуйю приходил последний драммар из Хайана?
Дженнак коснулся виска, вспоминая.
– В начале месяца Цветов, старший родич.
– Тогда ты не знаешь последних новостей, – кивнув, Чантар принялся заворачивать шары в шелк и укладывать их в шкатулку. – Умер Ко'ко'ната, повелитель Мейтассы – да будет узкой его тропа в Чак Мооль! И циновка власти досталась Одо'ате. Он сидит на ней уже два месяца.
– Не помню такого, – сказал Дженнак.
– Младший из сыновей Ко'ко'наты, – Чантар захлопнул ларец. – Молод, прожил тридцать лет и ничем не славен, кроме одного… – Он поднялся, водрузил ларец на место и начал копаться в стоявшем рядом сундуке. – Говорят, что Одо'ата родился не от женщины светлой крови. Отец тем не менее объявил его наследником.
– Полукровка не протянет и столетия, – сказал Дженнак. – И в семьдесят будет стариком.
– Разумеется, такое не скроешь, – согласился Чантар, вытащив из сундука свиток желтой бумаги и плотно сложенный пергаментный лист. – Но меня волнует не то, что случится через сорок лет, а то, что может произойти сейчас. Одо'ата решился подправить древнее лживое пророчество о Пятой Книге Кинара и пятой пещере под Храмом Вещих Камней, будто бы замурованной стараниями одиссарцев, арсоланцев или подкупленных жрецов майя… Случилось у Одо'аты видение, ниспосланное самим Мейтассой, и бог якобы сообщил ему истину: миром будут править тасситы и атлийцы. Каков недоумок, а?
– Койот, раскрасивший шкуру охрой, не превратится в ягуара, – сказал Дженнак.
Вернувшись к столу, Чантар положил на него свиток и пергамент.
– Ягуар у нас уже имеется, родич – Ах-Шират, повелитель Коатля! Тот, кто ввозит кровожадных дикарей из Риканны, превращает их в опытных солдат, набивает бочки взрывчатым порошком и строит флот, только не океанские корабли, а боевые галеры! Как ты думаешь, что он сделал сейчас и что сделает потом?
Дженнак поразмыслил недолгое время над этой новостью и сказал:
– Он заключит союз с Одо'атой, а потом сожрет его. Союз ему выгоден: если к пехоте и кораблям Коатля добавятся тасситские всадники, у брата моего Джеданны не хватит секир для их шей.
– У меня тоже, – заметил Чантар. – Они могут двинуться на вашу страну с юга и с запада и могут ударить с побережья, так что брат твой вынужден будет рассредоточить войско для обороны или поступиться частью своих земель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
На миг перед внутренним взором Дженнака встал чудовищный гриб из огненной багровой массы, клубившейся в неизмеримой вышине, расползавшейся подобно тучам, гонимым ветрами во все стороны, закрывавшей синий небосвод, готовой поглотить и землю, и воды, и воздух, и весь мир…
Вздрогнув, он очнулся. Серый туман и обломок базальта исчезли, сфера лежала на столе, а Чантар, прикрывая ее ладонью, пристально уставился в лицо гостя, точно надеясь уловить отблеск посетивших его видений.
– Камень, сотканный из мглы и вихрей, – произнес Дженнак, ощущая, как губы его вновь становятся теплыми и упругими. – Возможно ли такое? И что это значит?
– Я же предупредил, не все показанное может быть понятным. Рано, родич, рано! Мудрость должна сочетаться с осторожностью, иначе… – Чантар пожал плечами. – Для детских игр меч слишком остр, а громовой порошок слишком опасен! Понимаешь меня?
– Да. Однако объясни, что ты сам об этом думаешь? Что мы видели? Что такое эти сферы? И как ты открываешь их? Могу ли я обучиться этому искусству?
Чантар усмехнулся:
– Сколько вопросов, родич! Ну, спев Утреннее Песнопение, не откажешься от Дневного… Придется мне ответить, ответить по порядку… Но многого не жди, ибо сам я – пес, что блуждает в тумане и ловит смутные запахи вчерашней трапезы…
Он потянулся к чаше с остывшим напитком, осушил ее и продолжал:
– Смысл последней картины мне столь же неясен, как и тебе. Быть может, нам показали зыбкость и призрачность сущего; быть может, это намек, что все в мире, даже прочный камень, состоит из неких мельчайших частиц, подобных мглистым вихрям… Не знаю! Не знаю, но думаю, что эти шары – божественное завещание, столь же ценное, как Чилам Баль. Только не пришло для него время, и таится оно среди гор, лесов и в иных местах, дожидаясь, когда дети взрастут и поймут, где у клинка острие, а где – рукоять. Ну, а про то, как я открываю сферы… вернее, часть из них… Такому искусству ты научишься сам, родич, но придет оно к тебе с великой бедой или с великой радостью, с таким напряжением чувств, с каким напрягается кожа барабана под ударом палочки.
Знай, что я испытал это, испытал много лет назад, когда в ларце лежали только три шара… Тяжкое время пришлось мне пережить! Сын мой отправился в Сеннам и погиб в поединке совершеннолетия, женщина – не светлой крови, но любившая меня долгие годы – умерла, и разум мой затмился, и боги перестали говорить со мной… Тогда, мучимый печалями, пришел я в этот хоган, сел и стал глядеть на яшмовые шары, но не видел их, а видел лица сына и женщины своей, и руки их, манившие меня в Великую Пустоту. Казалось, сердце мое перестанет биться, сожженное ядом потерь, и я, надеясь на утешение, воззвал к богам и простер руки над сферами, не думая о них, но желая лишь получить какой-то знак. И тогда горе мое стало силой, и что-то переменилось во мне, поднялось и выплеснулось, как кровь из раны. А потом…
Он протянул руку, и шар, подарок тономов, начал медленно вращаться.
Глядя в лицо Чантара, печальное и напряженное, Дженнак подумал, что горе не обошло стороной и владыку Арсоланы: как утверждалось в Книге Повседневного, за мудрость свою он заплатил страданием. И это делало Чантара понятней, ближе и дороже, словно дальний родич, увиденный впервые в жизни, вдруг воистину стал братом. Теперь не только кровь, дар богов, связывала их, но и нечто иное, более важное и значительное, – быть может, память о жизнях, унесенных ветрами времени?
Прервав затянувшееся молчание, Дженнак провел над сферами ладонью.
– Тебе удалось раскрыть каждую?
– Нет, только две из шести. Но подождем; если боги опять пошлют мне великую радость или горе, я доберусь до остальных.
Подождем! И это сказал человек, вступивший в третье свое столетие! Кажется, он собирается жить вечно, промелькнуло у Дженнака в голове.
– Попробуешь с шаром, который я принес?
– Нет, – будто подтверждая сказанное, Чантар отодвинул яшмовую сферу. – Спрячь! Подарено тебе, ты и прими груз страдания или счастья, если повезет… Моя спина покрепче, чем у ламы, но если лам две, то отчего не нагрузить каждую своей ношей?
Он снова подчеркивал, что их двое, будто бы не существовало других светлорожденных, будто в Хайане на циновке власти не сидел Джиллор, будто собственные его сыновья были всего лишь несмышлеными младенцами. Удивительно? Да. Но Дженнак чувствовал, что ходит у самого краешка тайны.
– Ты показал, что хотел, старший родич. Ты ответил на мои вопросы. И ты предупредил, что ждет меня некое потрясение… Что же дальше?
Лицо Чантара вновь сделалось спокойным – правда, не без прежнего лукавства.
– Дальше? Дальше будем говорить.
– Глаза мои видели дивное, и готов я услышать о новых чудесах.
– Только не ожидай добрых чудес… Скажи, по дороге сюда корабль твой не останавливался в эйпоннских гаванях?
– Нет. Мы пришли в Лимучати, и я сразу же отправился в Боро.
– А когда в Бритуйю приходил последний драммар из Хайана?
Дженнак коснулся виска, вспоминая.
– В начале месяца Цветов, старший родич.
– Тогда ты не знаешь последних новостей, – кивнув, Чантар принялся заворачивать шары в шелк и укладывать их в шкатулку. – Умер Ко'ко'ната, повелитель Мейтассы – да будет узкой его тропа в Чак Мооль! И циновка власти досталась Одо'ате. Он сидит на ней уже два месяца.
– Не помню такого, – сказал Дженнак.
– Младший из сыновей Ко'ко'наты, – Чантар захлопнул ларец. – Молод, прожил тридцать лет и ничем не славен, кроме одного… – Он поднялся, водрузил ларец на место и начал копаться в стоявшем рядом сундуке. – Говорят, что Одо'ата родился не от женщины светлой крови. Отец тем не менее объявил его наследником.
– Полукровка не протянет и столетия, – сказал Дженнак. – И в семьдесят будет стариком.
– Разумеется, такое не скроешь, – согласился Чантар, вытащив из сундука свиток желтой бумаги и плотно сложенный пергаментный лист. – Но меня волнует не то, что случится через сорок лет, а то, что может произойти сейчас. Одо'ата решился подправить древнее лживое пророчество о Пятой Книге Кинара и пятой пещере под Храмом Вещих Камней, будто бы замурованной стараниями одиссарцев, арсоланцев или подкупленных жрецов майя… Случилось у Одо'аты видение, ниспосланное самим Мейтассой, и бог якобы сообщил ему истину: миром будут править тасситы и атлийцы. Каков недоумок, а?
– Койот, раскрасивший шкуру охрой, не превратится в ягуара, – сказал Дженнак.
Вернувшись к столу, Чантар положил на него свиток и пергамент.
– Ягуар у нас уже имеется, родич – Ах-Шират, повелитель Коатля! Тот, кто ввозит кровожадных дикарей из Риканны, превращает их в опытных солдат, набивает бочки взрывчатым порошком и строит флот, только не океанские корабли, а боевые галеры! Как ты думаешь, что он сделал сейчас и что сделает потом?
Дженнак поразмыслил недолгое время над этой новостью и сказал:
– Он заключит союз с Одо'атой, а потом сожрет его. Союз ему выгоден: если к пехоте и кораблям Коатля добавятся тасситские всадники, у брата моего Джеданны не хватит секир для их шей.
– У меня тоже, – заметил Чантар. – Они могут двинуться на вашу страну с юга и с запада и могут ударить с побережья, так что брат твой вынужден будет рассредоточить войско для обороны или поступиться частью своих земель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99