Даже солнышко выглянуло, и мы, наконец, можем выйти из дому.
Росиньо состоит из тридцати с чем-то семей и такого же количества хижин, разбросанных вокруг ранчо Зинио на расстоянии нескольких десятков метров друг от друга. Хижины эти не могут сравниться по размерам с домом капитона. Построены они тоже из бамбука-такуары, но своим видом выгодно отличаются от ранее встречавшихся нам индейских хижин. Поселок, окруженный с трех сторон лесом, а с четвертой рекой Иваи, образует в вырубленных зарослях подобие оазиса шириной и длиной 1, 5 км. На этой вырубке разыгрываются изумительные события. В жизни здешних индейцев произошли такие значительные перемены, что я с возрастающим изумлением смотрю на Зинио, на тольдо и на возделанное поле.
Капитон Зинио влюблен в это поле, а все жители тольдо гордятся им. Поэтому они прежде всего ведут нас показывать посевы. Сразу же за хижинами начинаются пахотные земли, преимущественно засаженные овощами и засеянные кукурузой. Они мало чем отличаются от полей индейцев на Марекуинье и паранских кабокле. Это небольшие полоски, обработанные лучше или хуже, в зависимости от способностей владельца участка. На краю тольдо замечаем загон, а в нем несколько лошадей. Значит, и лошади есть! Кое-где индейцы лошадей не имеют.
Но подлинный сюрприз ожидает нас за хижинами — между ними и довольно отдаленным краем леса. Тут расстилается огромное поле площадью, видимо, в семьдесят-восемьдесят гектаров, на котором, кроме кукурузы, растут черная фасоль, рис, маниоки, бататы, сахарный тростник и даже кофе. Таких богатых участков с таким разнообразием возделываемых культур мы не видели даже на землях колонистов в Кандидо де Абреу. Они-то и составляют предмет гордости Зинио и всего тольдо. Поле хорошо обработано: видно, что о нем заботятся умелые руки. Только там, где участки подходят к самому лесу, замечаем сорняки. Это месть джунглей за то, что люди вырвали у них такой огромный кусок земли.
Короады являются лесным кочевым племенем, существующим охотой, сбором лесных плодов и лишь случайной, эпизодической обработкой земли. То, что здесь возникло такое прекрасное поле — настоящий образцовый фольварк в этой лесной пустыне, и то, что люди эти проявили столько предприимчивости и решились на такой огромный напряженный труд, кажется неправдоподобным. Трудно поверить, что все это происходит здесь, в прииваинских лесах.
— Наше тольдо, — рассказывает Зинио, — благодаря этим полям получило экономическую независимость. Нам теперь нет надобности идти в лес и, подобно диким индейцам, питаться корешками. Мы не умрем теперь с голоду, мы оторвались от джунглей!
— Кому принадлежит эта земля?
— Всем нам вместе.
— И вы сообща работаете на поле?
— Сообща.
— А урожай?
— Делим поровну.
Мы восхищены тем, что видим. Я говорю Зинио, что он очень энергичный человек и что окрестные колонисты, а тем более кабокле не имеют так хорошо обработанных полей и что обо всем этом я буду писать по приезде в Польшу. Поскольку упоминание о Польше не производит на индейца должного впечатления, Пазио повторяет:
— Вся Польша и половина Европы узнает о тебе, компадре Зинио!
— А… — совершенно равнодушно бросает капитон.
— А знаешь ты, что такое Польша? Польша имеет столько же населения, сколько и Бразилия, а леса ее еще богаче…
Зинио, насмешливо, но снисходительно улыбаясь, дает нам урок реалистического мышления:
— Знаю, компадре Томаис, что ты немного преувеличиваешь. Но это не беда. Очень хорошо, что сеньор напишет обо мне в Польше. Очень хорошо. Однако лучше будет, если он напишет не в Польше, а в Куритибе: тогда бразильские власти скорее вспомнят о нас и, может быть, помогут нам. До сих пор они еще ничего не сделали для короадов…
После некоторого молчания Зинио добавляет:
— Впрочем, что там Куритиба! Далекие власти хвастаются циркулярами о справедливости и отеческой заботе о индейцах, но по пути к нашим лесам эти прекрасные законы теряются, как зерна кукурузы из дырявого мешка. Какова эта справедливость, мы узнали на собственной шкуре пять лет назад… Помнишь, компадре Томаис?
— Ты имеешь в виду авантюру в Питанге и позднейшую резню? — спрашивает Пазио.
— А как же! Тогда убивали даже наших малых детей, и это делалось с согласия представителей властей — тех самых властей с прекрасными циркулярами об отеческой заботе и опеке…
Мы стоим вблизи поля созревшей кукурузы. Высота ее стеблей такова, что человек может достать початок лишь поднятой рукой. С той стороны доносится скрип колес. На дороге, пересекающей все поле, появляется одноконная повозка. Она невелика и, кажется, уже видала виды, но ее все же доверху нагрузили кукурузными початками. Рядом с лошадью идет возчик, а позади несколько молодых индейцев.
— Откуда вы раздобыли эту повозку? — удивляется Пазио.
— Купили у твоего земляка в Апукаране.
— Но как вы доставили ее сюда? Ведь из Апукараны сюда ведут только лесные тропинки… Наверно разобрали ее по частям и несли на плечах?
— Нет. Погрузили ее на две лодки и везли по Иваи. А на быстринах выносили на берег…
Сопровождающие повозку индейцы уже знают о прибытии в тольдо двух белых: видимо, их известили еще на поле. Они дружески протягивают нам руки. Приближается вечер, все возвращаются с поля домой.
Зинио на минутку останавливает повозку. Берет первый с краю початок и протягивает его Пазио со словами:
— Посмотри на него, компадре! Тяжелый, а?
Действительно, это большой початок, зерна в нем крупные и полные. Гордость Зинио вполне обоснована. Мы не скупимся на слова изумления и похвалы.
Неподалеку стоит хижина на сваях, более капитальная, чем все другие. Она сложена целиком из бревен. Из глубины ее до нас долетают веселые голоса женщин.
— Это наш общий амбар! — показывает Зинио на хижину. — Пойдемте, посмотрите его внутри.
На полу амбара возвышается большая куча очищенного зерна кукурузы. Наступил месяц сбора урожая. В амбаре работает несколько женщин. Они лущат зерна, а пустые початки выбрасывают во двор. Кончается первая партия початков. Повозка подъезжает к амбару, и женщины проворно берутся за лущение новой партии.
— Когда мы соберем с поля всю кукурузу, — говорит Зинию, — то в этом амбаре останется очень мало свободного места.
— И этого зерна вам хватит на весь год? — недоверчиво спрашивает Пазио.
— Хватит, компадре, хватит!
На обратном пути к дому Зинио мы минуем группу деревьев. На одном невысоком дереве сидит красивой темно-голубой окраски птица из семейства вороньих, именуемая здесь гралья азуль. Пазио вынимает из кобуры браунинг, показывает его Зинио и хвастает, как в первые часы нашего пребывания в тольдо:
— Это прекрасное европейское оружие. Бьет отлично, такого ты еще не видел.
У Зинио блестят глаза.
— А попадешь из него в гралья? — недоверчиво спрашивает он у Пазио.
— Наверняка! — опять хвастается Пазио.
— Так попробуй!
Пазио не нужно повторять дважды. Он начинает подкрадываться к дереву. Однако попасть из браунинга в гралья азуль, птицу размером не больше нашей вороны, не такое — легкое дело. По мере того как Пазио приближается к дереву, он теряет уверенность в себе. Я замечаю, что Пазио пренебрегает мерами предосторожности и старается незаметно для нас спугнуть птицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Росиньо состоит из тридцати с чем-то семей и такого же количества хижин, разбросанных вокруг ранчо Зинио на расстоянии нескольких десятков метров друг от друга. Хижины эти не могут сравниться по размерам с домом капитона. Построены они тоже из бамбука-такуары, но своим видом выгодно отличаются от ранее встречавшихся нам индейских хижин. Поселок, окруженный с трех сторон лесом, а с четвертой рекой Иваи, образует в вырубленных зарослях подобие оазиса шириной и длиной 1, 5 км. На этой вырубке разыгрываются изумительные события. В жизни здешних индейцев произошли такие значительные перемены, что я с возрастающим изумлением смотрю на Зинио, на тольдо и на возделанное поле.
Капитон Зинио влюблен в это поле, а все жители тольдо гордятся им. Поэтому они прежде всего ведут нас показывать посевы. Сразу же за хижинами начинаются пахотные земли, преимущественно засаженные овощами и засеянные кукурузой. Они мало чем отличаются от полей индейцев на Марекуинье и паранских кабокле. Это небольшие полоски, обработанные лучше или хуже, в зависимости от способностей владельца участка. На краю тольдо замечаем загон, а в нем несколько лошадей. Значит, и лошади есть! Кое-где индейцы лошадей не имеют.
Но подлинный сюрприз ожидает нас за хижинами — между ними и довольно отдаленным краем леса. Тут расстилается огромное поле площадью, видимо, в семьдесят-восемьдесят гектаров, на котором, кроме кукурузы, растут черная фасоль, рис, маниоки, бататы, сахарный тростник и даже кофе. Таких богатых участков с таким разнообразием возделываемых культур мы не видели даже на землях колонистов в Кандидо де Абреу. Они-то и составляют предмет гордости Зинио и всего тольдо. Поле хорошо обработано: видно, что о нем заботятся умелые руки. Только там, где участки подходят к самому лесу, замечаем сорняки. Это месть джунглей за то, что люди вырвали у них такой огромный кусок земли.
Короады являются лесным кочевым племенем, существующим охотой, сбором лесных плодов и лишь случайной, эпизодической обработкой земли. То, что здесь возникло такое прекрасное поле — настоящий образцовый фольварк в этой лесной пустыне, и то, что люди эти проявили столько предприимчивости и решились на такой огромный напряженный труд, кажется неправдоподобным. Трудно поверить, что все это происходит здесь, в прииваинских лесах.
— Наше тольдо, — рассказывает Зинио, — благодаря этим полям получило экономическую независимость. Нам теперь нет надобности идти в лес и, подобно диким индейцам, питаться корешками. Мы не умрем теперь с голоду, мы оторвались от джунглей!
— Кому принадлежит эта земля?
— Всем нам вместе.
— И вы сообща работаете на поле?
— Сообща.
— А урожай?
— Делим поровну.
Мы восхищены тем, что видим. Я говорю Зинио, что он очень энергичный человек и что окрестные колонисты, а тем более кабокле не имеют так хорошо обработанных полей и что обо всем этом я буду писать по приезде в Польшу. Поскольку упоминание о Польше не производит на индейца должного впечатления, Пазио повторяет:
— Вся Польша и половина Европы узнает о тебе, компадре Зинио!
— А… — совершенно равнодушно бросает капитон.
— А знаешь ты, что такое Польша? Польша имеет столько же населения, сколько и Бразилия, а леса ее еще богаче…
Зинио, насмешливо, но снисходительно улыбаясь, дает нам урок реалистического мышления:
— Знаю, компадре Томаис, что ты немного преувеличиваешь. Но это не беда. Очень хорошо, что сеньор напишет обо мне в Польше. Очень хорошо. Однако лучше будет, если он напишет не в Польше, а в Куритибе: тогда бразильские власти скорее вспомнят о нас и, может быть, помогут нам. До сих пор они еще ничего не сделали для короадов…
После некоторого молчания Зинио добавляет:
— Впрочем, что там Куритиба! Далекие власти хвастаются циркулярами о справедливости и отеческой заботе о индейцах, но по пути к нашим лесам эти прекрасные законы теряются, как зерна кукурузы из дырявого мешка. Какова эта справедливость, мы узнали на собственной шкуре пять лет назад… Помнишь, компадре Томаис?
— Ты имеешь в виду авантюру в Питанге и позднейшую резню? — спрашивает Пазио.
— А как же! Тогда убивали даже наших малых детей, и это делалось с согласия представителей властей — тех самых властей с прекрасными циркулярами об отеческой заботе и опеке…
Мы стоим вблизи поля созревшей кукурузы. Высота ее стеблей такова, что человек может достать початок лишь поднятой рукой. С той стороны доносится скрип колес. На дороге, пересекающей все поле, появляется одноконная повозка. Она невелика и, кажется, уже видала виды, но ее все же доверху нагрузили кукурузными початками. Рядом с лошадью идет возчик, а позади несколько молодых индейцев.
— Откуда вы раздобыли эту повозку? — удивляется Пазио.
— Купили у твоего земляка в Апукаране.
— Но как вы доставили ее сюда? Ведь из Апукараны сюда ведут только лесные тропинки… Наверно разобрали ее по частям и несли на плечах?
— Нет. Погрузили ее на две лодки и везли по Иваи. А на быстринах выносили на берег…
Сопровождающие повозку индейцы уже знают о прибытии в тольдо двух белых: видимо, их известили еще на поле. Они дружески протягивают нам руки. Приближается вечер, все возвращаются с поля домой.
Зинио на минутку останавливает повозку. Берет первый с краю початок и протягивает его Пазио со словами:
— Посмотри на него, компадре! Тяжелый, а?
Действительно, это большой початок, зерна в нем крупные и полные. Гордость Зинио вполне обоснована. Мы не скупимся на слова изумления и похвалы.
Неподалеку стоит хижина на сваях, более капитальная, чем все другие. Она сложена целиком из бревен. Из глубины ее до нас долетают веселые голоса женщин.
— Это наш общий амбар! — показывает Зинио на хижину. — Пойдемте, посмотрите его внутри.
На полу амбара возвышается большая куча очищенного зерна кукурузы. Наступил месяц сбора урожая. В амбаре работает несколько женщин. Они лущат зерна, а пустые початки выбрасывают во двор. Кончается первая партия початков. Повозка подъезжает к амбару, и женщины проворно берутся за лущение новой партии.
— Когда мы соберем с поля всю кукурузу, — говорит Зинию, — то в этом амбаре останется очень мало свободного места.
— И этого зерна вам хватит на весь год? — недоверчиво спрашивает Пазио.
— Хватит, компадре, хватит!
На обратном пути к дому Зинио мы минуем группу деревьев. На одном невысоком дереве сидит красивой темно-голубой окраски птица из семейства вороньих, именуемая здесь гралья азуль. Пазио вынимает из кобуры браунинг, показывает его Зинио и хвастает, как в первые часы нашего пребывания в тольдо:
— Это прекрасное европейское оружие. Бьет отлично, такого ты еще не видел.
У Зинио блестят глаза.
— А попадешь из него в гралья? — недоверчиво спрашивает он у Пазио.
— Наверняка! — опять хвастается Пазио.
— Так попробуй!
Пазио не нужно повторять дважды. Он начинает подкрадываться к дереву. Однако попасть из браунинга в гралья азуль, птицу размером не больше нашей вороны, не такое — легкое дело. По мере того как Пазио приближается к дереву, он теряет уверенность в себе. Я замечаю, что Пазио пренебрегает мерами предосторожности и старается незаметно для нас спугнуть птицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35