Но все-таки когда-то, в далеком будущем, мы остановились. Минуты
три не было слышно ничего, кроме каких-то утробных урчаний и
скрипов.
Потом стало ясно - бортмеханик хрипит оттого, что у него
поломаны ребра. Капитан Лукич оглянулся разбитой физиономией, по
которой стекала кровь. Шошана подала голос, чуть менее каменный,
чем обычно:
- В пневмопроводах бывало и хуже.
- Глисте в канализации тоже несладко приходится,- поддержал я.
Прорезался голос и у Кравца, какой-то потончавший петушиный. Он
выпустил полумертвую от переживаний пигалицу-стюардессу из своих
горилльих объятий.
- Я сохранил ей жизнь, но так обнимал, что, кажется, у нас будет
ребенок.
А изрядно помятая стюардесса Люся вдруг нашла возможность
хихикнуть.
Интерком молчал, бортовые системы не давали о себе знать, за
исключением автономного жизнеобеспечения рубки, питаемого
аккумуляторами. Не было слышно жужжания даже аварийного
генератора. Оставшиеся на ходу блоки компьютера грустно
долдонили, что потеряна связь со всеми датчиками за пределами
носовой части. Из всех навигационных и обзорных модулей остался
только монитор, показывающий унылое пространство перед нами,
прочие спали вечным сном.
Капитан Лукич протер влажной бактерицидной салфеткой свое
раздрипанное лицо. Шошана наложила протекторы на сломанные
ребра бортмеханика и вручную сделала уколы - кибердоктор
разбился вдребезги. Стюардесса подтянула чулки, поправила юбку,
сбившуюся из-за объятий Кравца, и причесалась. Мы с капитаном
одели скафандры, нахлобучили шлемы, и, убедившись, что шлюз как
таковой существует и, может, даже работает, вступили в него.
Внутренний люк за нами закрылся, контрольный блок показал
герметичность. Ну, пора. Открылся с некоторым скрипом внешний
люк.
За ним ничего не было. Ни девятнадцати пассажиров, ни четырех
членов экипажа. Остался только остов, ребра шпангоутов, куски
обшивки, рваная волосня проводов, обломки аппаратуры. Все люди
вылетели из салонов и кают вместе со своими креслами и были
перетерты торосам в пюре. Впрочем, к этому моменту совершенно
точно они являлись неживыми телами.
20.
Обычное дело - связь не фурычила из-за поганой пыли. По
траектории падения и линиям естественного магнитного поля мы
вполне научно установили, что нашли пристанище (хорошо бы не
последнее) на плато Свинячья Шкура. Где-то на куске территории в
пятьдесят на пятьдесят километров. Впрочем, об этом можно было
догадаться, просто оглянувшись на окружающую местность с мелкой
щетиной острых камней. Когда среди корабельного мусора выискался
октант, то благодаря слабо мутнеющему глазу нашей луны,
удалось разобраться с долготой. Это вызвало недолгий интерес. В
любом случае ближайшие прииски и стойбища старателей --
далеко-далеко за горизонтом. Собственно, можно было
порадоваться, что нет ни с кем никаких связей.
В Васино меня вместе с товарищами только одно ожидало -
трибунал и виселица. Или в порядке помилования - мгновенная
аннигиляция под милосердным лучом мощного гразера. Нет, такое
"помилование" одному лишь Кравцу светит. Нам с Шошаной совсем
другое улыбается - все-таки заставит нас Плазмонт помучиться.
Кто-то из работников эшафота рассказывал мне, что, когда человек
отходит в петле, у него почему-то случается эрекция. Выходит, не
даром смертушка - женского рода.
В любом случае, от этой дамы лучше держаться подальше, поэтому
нам нет резона высвистывать спасителей-погубителей. Можно,
конечно, попытаться укрыться среди старателей, но без имперок,
без вездехода мы будем слишком зависимы. Да никто и не захочет
слишком усердствовать с опекой - зачем наживать лихо с
властями, "Дубками" и "Вязами"? Даже в долине Вечного Отдыха.
Если там кто-то и уцелел. В любом случае, нам туда не
пробраться. Сплошной набор "но" и "если".
Однако задача выбора упрощалась тем, что пока его и не было. Мы
оказались заточенными в рубке, которая со всеми своими
закоулками, нишами и шкафами, составляла собой одну не слишком
большую комнатенку. Соответственно скандальность ее жильцов
была повышенной, что могло кончиться плохо для кого-нибудь из
них. И сексуальность в атмосфере праздности росла по параболе,
кое у кого даже по экспоненте, что тоже предвещало дурное
развитие сюжета. Это не касалось раненого бортмеханика, и пока
что застрессованного капитана, но Кравец вскоре решил отличиться
на сомнительном поприще. Тем более, что никаких лозунгов для
укрепления гражданственности я не придумал ни к обеду, ни к
ужину.
В первую ночь (по корабельному времени) шериф еще раскочегаривал
аварийный электрогенератор, который должен был работать на
остатках водородного геля, и чинил камеры кругового обзора. Но
во вторую спальную смену у этого паршивца сильно зачесался
"гондурас". Шериф поднялся со своего места у пульта, около
которого отдыхала вся тройка мужчин, глянул начальственным
взором на обзорные мониторы - вокруг была тишь да гладь. Затем
пристально посмотрел на встроенный шкаф, где на сваленных
скафандрах богатырским сном почивала Шошанка, но решил не
рисковать. И направился за импровизированную занавеску, где в
нише из-под чисто выметенного кибердоктора находился будуарчик
стюардессы Люськи. Кравец накануне ей это гнездышко на отшибе и
устроил. Дескать, остальные люди тут грубые, перебьются без
удобств, а Люси де Флориньяк (почти коньяк), марсианской
француженке, комфорт и уют потребны больше, чем всякому быдлу.
Видно и эта пигалица очаровалась нашим заботливым кабаном,
потому что уже через пять минут после начала свидания
послышались страстные девичьи вздохи.
- Да не наваливайся ты так. Cravets, Cravets, cesse tes
brusqueries, salle cochon. (Кравец, отвяжись, Кравец, ты -
форменная свинья.)
И голос шерифа сквозь работу.
- Я не свинья. Я просто иначе не умею. Меня хорошим манерам не
учили.
И снова девичье:
- Cochon, cochon... Ой, больше не могу, отстань...
Капитан нарочито захрапел и вздохи мигом сдохли, но потом,
осмелев, вошли в прежнюю громкость. Через пару часов Кравец,
домучив девушку, наконец угомонился. Сделал вид, что вернулся
из сортирчика, где провел все это время, и как ни в чем не бывало
улегся на свое холостяцкое место.
Наутро, само собой, капитан, возбудившийся из-за половых деяний
Кравца, принялся бухтеть по-злому.
- Из-за трех болванов у нас уже отрицательное сальдо в двадцать
три человека. Сколько вам еще требуется для самоутверждения,
молодые люди?
- Слушай, папаша, не нервируй меня дополнительно.- выступил я
с пламенной речью.- Мы на эти дела пошли и подставились под
вражеские энергии не из-за своих прихотей. Тоже могли выжидать,
авось пронесет мимо наших задниц, и радоваться жизни, каждый
по-своему. И эти двадцать три, понимаешь, они - наши люди, пали
за правое дело, пускай даже сами того не понимая... Что касается
проявления низменных инстинктов со стороны некоторых наших общих
знакомых... так ведь не секрет, чем ты сам, уважаемый, занимался
после капитанских коктейлей с веселыми пассажирками. Уж тем
более - куда ты заваливался в квартале Полного Кайфа где-нибудь
в Мерритауне, там ведь каждая плитка на мостовой издает
возбудительный всхлип. И это было, когда тот же Кравец жарил
свое срамное место на газовом реакторе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79