Я хорошо знаю, что в твоих глазах этот брак не что иное, как паспорт, как средство избегнуть полицейских затруднений... но все-таки он некоторым образом обязывает... к житию вместе, рядом... или если не обязывает, то, по крайней мере, предполагает желание жить вместе.
- Что ж это, Алексей? Ты здесь останешься?
У Нежданова чуть было не сорвалось с языка: "Да" - но он одумался и промолвил:
- Н... н... нет.
- В таком случае ты удалишься отсюда не туда, куда я.
Нежданов крепко пожал ее руку, которая все еще лежала на его руке.
- Оставить тебя без покровителя, без защитника было бы преступно - и я этого не сделаю, как я ни плох. У тебя будет защитник... Не сомневайся в том!
Марианна нагнулась к Нежданову - и, заботливо приблизив свое лицо к его лицу, старалась заглянуть ему в глаза, в душу - в самую душу.
- Что с тобой, Алексей? Что у тебя на сердце? Скажи !.. Ты меня беспокоишь. Твои слова так загадочны, так странны... И лицо твое! Я никогда не видала у тебя такого лица!
Нежданов тихонько отклонил ее и тихонько поцеловал у ней руку. На этот раз она не противилась - и не засмеялась, и все продолжала заботливо и тревожно глядеть на него.
- Не беспокойся, пожалуйста! Тут ничего страшного нет. Вся беда моя вот в чем. Маркелова, говорят, мужики побили; он отведал их кулаков, они помяли ему бока... Меня мужики не били, они даже пили со мною, пили мое здоровье... но душу они мою помяли, хуже чем бока у Маркелова. Я был рожден вывихнутым... хотел себя вправить, да еще хуже себя вывихнул. Вот именно то, что ты замечаешь на моем лице.
- Алексей, - медленно промолвила Марианна, - тебе было бы грешно не быть откровенным со мною.
Он стиснул свои руки.
- Марианна, все мое существо перед тобою как на ладони; и что бы я ни сделал, говорю тебе наперед: в сущности, ничему, ничему ты не удивишься!
Марианна хотела попросить объяснения этих слов, однако не попросила... притом в это мгновенье в комнату вошел Соломин.
Движенья его были быстрей и резче обыкновенного. Глаза прищурились, широкие губы сжались, все лицо как будто заострилось и приняло выражение сухое, твердое и несколько грубое.
- Друзья мои, - начал он, - я пришел вам сказать, что мешкать нечего. Собирайтесь... ехать вам пора. Через час надо вам быть готовыми. Надо вам ехать венчаться. От Паклина нет никакого известия; лошадей его сперва задержали в Аржаном, а потом прислали назад... Он остался там. Вероятно, его увезли в город. Он, конечно, не донесет, но бог его знает, разболтает, пожалуй. Да и по лошадям могли узнать. Мой двоюродный предупрежден. Павел с вами поедет. Он и свидетелем будет.
- А вы... а ты? - спросил Нежданов. - Разве ты не поедешь? Я вижу, ты одет по-дорожному, - прибавил он, указав глазами на высокие болотные сапоги, в которых пришел Соломон.
- Это я... так... на дворе грязно.
- Но отвечать ты за нас ведь не будешь?
- Не полагаю... во всяком случае - это уж мое дело. Итак, через час. Марианна, Татьяна желает вас видеть. Она что-то там приготовила.
- А! Да! Я и сама хотела к ней идти...
Марианна направилась к двери...
На лице Нежданова изобразилось нечто странное, нечто вроде испуга, тоски...
- Марианна, ты уходишь? - промолвил он внезапно упавшим голосом.
Она остановилась.
- Я через полчаса вернусь. Мне уложиться недолго.
- Да; но подойди ко мне...
- Изволь; зачем?
- Мне еще раз хочется взглянутъ на тебя. - Он посмотрел на нее долгим взором. - Прощай, прощай, Марианна ! - Она изумилась. - То бишь... Что это я? Это я так... сболтнул. Ты ведь через полчаса вернешься? Да?
- Конечно.
- Ну, да... да... Извини. У меня в голове путаница от бессонницы. Я тоже сейчас... уложусь.
Марианна вышла из комнаты. Соломин хотел было пойти за ней.
Нежданов остановил его:
- Соломин!
- Что?
- Дай мне руку. Надо ж мне поблагодарить тебя за твое гостеприимство.
Соломин усмехнулся.
- Вот что вздумал! - Однако подал ему руку.
- И вот еще что, - продолжал Нежданов, - если со мной что случится, могу я надеяться на тебя, что ты не оставишь Марианну?
-Твою будущую жену?
- Ну да, Марианну.
- Во-первых, я уверен, что с тобой ничего не случится; а во-вторых, ты можешь быть спокоен: Марианна мне так же дорога, как и тебе.
- О! Я это знаю... знаю... знаю! Ну и прекрасно. И спасибо. Так через час?
- Через час.
- Я буду готов. Прощай!
Соломин вышел и догнал Марианну на лестнице. Он намеревался ей сказать что-то насчет Нежданова, да промолчал. И Марианна, с своей стороны, поняла, что Соломин намеревался ей что-то сказать - и именно насчет Нежданова - и что он промолчал. И она промолчала тоже.
XXXVII
Как только Соломин вышел, Нежданов мгновенно вскочил с дивана, прошелся раза два из одного угла в другой, потом постоял с минуту в каком-то каменном раздумье посреди комнаты; внезапно встрепенулся, торопливо сбросил с себя свой "маскарадный" костюм, отпихнул его ногою в угол, достал и надел свое прежнее платье. Потом он подошел к трехногому столику, вынул из ящика две запечатанные бумажки и еще какой-то небольшой предмет, сунул его в карман, а бумажки оставил на столе.
Потом он присел на корточки перед печкой, отворил заслонку... В печке оказалась целая груда пепла. Это было все, что оставалось от бумаг Нежданова, от заветной тетрадки... Он сжег все это в течение ночи. Но тут же в печке, сбоку, прислоненный к одной из стенок, находился портрет Марианны, подаренный ему Маркеловым. Видно, у него не хватило духа сжечь и этот портрет! Нежданов бережно вынул его и положил на стол рядом с запечатанными бумажками.
Потом он решительным движением руки сгреб свою фуражку и направился было к двери... но остановился, вернулся назад и вошел в комнату Марианны. Там он постоял с минуту, оглянулся кругом и, приблизившись к ее узенькой кроватке, нагнулся - и с одиночным немым рыданьем приник губами не к изголовью, а к ногам постели ... Потом он разом выпрямился - и, надвинув фуражку на лоб, бросился вон.
Ни с кем не встретившись ни в коридоре, ни на лестнице, ни внизу, Нежданов проскользнул в палисадник. День был серый, небо висело низко, сырой ветерок шевелил верхушки трав и качал листья деревьев; фабрика стучала и шумела меньше, чем о ту же пору в другие дни; с двора ее несло запахом угля, дегтя, сала. Зорко и подозрительно оглянулся Нежданов и пошел прямо к той старой яблоне, которая привлекла его внимание в самый день его приезда, когда он в первый раз выглянул из окна своей квартирки. Ствол этой яблони оброс сухим мохом; шероховатые обнаженные сучья, с кое-где висевшими красноватыми листьями, искривленно поднимались кверху, наподобие старческих, умоляющих, в локтях согбенных рук. Нежданов стал твердой ногою на темную землю, окружавшую корень яблони, и вынул из кармана тот небольшой предмет, который находился в ящике стола. Потом он внимательно посмотрел на окна флигелька...
"Если кто-нибудь меня увидит в эту минуту, - подумал он, - тогда, быть может, я отложу..." Но нигде не показалось ни одного человеческого лица... точно все вымерло, все отвернулось от него, удалилось навсегда, оставило его на произвол судьбы. Одна фабрика глухо гудела и воняла, да сверху стали сеяться мелкие, иглистые капли холодного дождя.
Тогда Нежданов, взглянув сквозь кривые сучья дерева, под которым он стоял, на низкое, серое, безучастно-слепое и мокрое небо, зевнул, пожался, подумал: "Ведь ничего другого не осталось, не назад же в Петербург, в тюрьму", сбросил фуражку долой и, заранее ощутив во всем теле какую-то слащавую, сильную, томительную потяготу, приложил к груди револьвер, дернул пружину курка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69