Катафалк, гроб, а внутри - он. Хотя это, наверное, будет совсем не так. Он не любил думать о будущем. Ему больше нравилось оглядываться назад, вспоминать, переживать заново события и ощущения своей жизни. Он инстиктивно находил в этом удовольствие, словно замедлял таким образом течение времени. Он не мог представить картину своих похорон; часто пытался, но она всегда сводилась к виденным ранее похоронам родителей, прошедшим чинно и с соблюдением всех обычаев.
- Ромашки? - переспросила миссис Да Транка. Почему этот человек сказал ромашки?
Почему не розы, лилии или что-нибудь, что растет в горшках? Ромашки были в Шрошпире; ромашки на обочинах пыльных улиц; ромашки на жарких полях, жужжащих пчелами; целые луга, спускающиеся к реке. Она сидела среди них с куклами на пикниках. Она лежала среди них на спине, смотрела ввысь и смеялась прекрасной и вялой голубизне неба. Она бродила среди них вечерами и любила их.
- Почему вы сказали ромашки?
Он не знал; разве только потому, что когда-то, во время одного из редких выездов семьи в деревню увидел их и запомнил. У себя в саду он выращивал тюльпаны, вьюны, астры и пионы.
Она вспомнила запах: ромашки почти не пахли - у них был запах поля, жаркого солнца на лице, ленивого безделья и лета. Там где-то была дверь красного цвета, старая, с облупившейся краской, и она сидела около нее, подобрав колени, на теплых ступеньках, в детском платье по моде того времени.
- Почему вы сказали ромашки?
Он помнил, что кто-то из взрослых сказал ему тогда, как называются белые цветы.
Он собрал небольшой букет и принес домой; и часто потом вспоминал их, хотя много лет не был на ромашковом поле.
Она хотела что-то сказать, но после ночи нужных слов не существовало. Между ними повисло молчание, и мистер Майлсон инстинктивно чувствовал его смысл. Она видела себя и его: как они неторопливо выходят из отеля, под это ясное солнце, и одновременно останавливаются на тротуаре, чтобы решить, в какую сторону пойдут на прогулку. Она открывала рот, шевелила губами и чувствовала, что покрывается потом, поднимала на него глаза и видела, как слова умирают у него губах, убитые подозрением.
Поезд остановился в последний раз. Двери разъехались; мимо них по платформе проходила вереница людей. Они собрали вещи и одновременно вышли из вагона. Пока они шли по платформе, проводник заинтересованно разглядывал ее ноги. Они миновали ограждение и разошлись каждый в свою сторону. Она - в новую квартиру, где, как она рассчитывала, ее ждет свежая почта и молоко. Он - к себе в комнату:
к двум грязным тарелкам в раковине и вилкам с засохшим на зубцах яичным желтком; к небольшому гонорару на каминной полке - розовому чеку на пять фунтов, прижатому с краю фарфоровым китайским котенком.
Гибрид малины и ежевики (Прим. редактора).
1 2 3 4 5
- Ромашки? - переспросила миссис Да Транка. Почему этот человек сказал ромашки?
Почему не розы, лилии или что-нибудь, что растет в горшках? Ромашки были в Шрошпире; ромашки на обочинах пыльных улиц; ромашки на жарких полях, жужжащих пчелами; целые луга, спускающиеся к реке. Она сидела среди них с куклами на пикниках. Она лежала среди них на спине, смотрела ввысь и смеялась прекрасной и вялой голубизне неба. Она бродила среди них вечерами и любила их.
- Почему вы сказали ромашки?
Он не знал; разве только потому, что когда-то, во время одного из редких выездов семьи в деревню увидел их и запомнил. У себя в саду он выращивал тюльпаны, вьюны, астры и пионы.
Она вспомнила запах: ромашки почти не пахли - у них был запах поля, жаркого солнца на лице, ленивого безделья и лета. Там где-то была дверь красного цвета, старая, с облупившейся краской, и она сидела около нее, подобрав колени, на теплых ступеньках, в детском платье по моде того времени.
- Почему вы сказали ромашки?
Он помнил, что кто-то из взрослых сказал ему тогда, как называются белые цветы.
Он собрал небольшой букет и принес домой; и часто потом вспоминал их, хотя много лет не был на ромашковом поле.
Она хотела что-то сказать, но после ночи нужных слов не существовало. Между ними повисло молчание, и мистер Майлсон инстинктивно чувствовал его смысл. Она видела себя и его: как они неторопливо выходят из отеля, под это ясное солнце, и одновременно останавливаются на тротуаре, чтобы решить, в какую сторону пойдут на прогулку. Она открывала рот, шевелила губами и чувствовала, что покрывается потом, поднимала на него глаза и видела, как слова умирают у него губах, убитые подозрением.
Поезд остановился в последний раз. Двери разъехались; мимо них по платформе проходила вереница людей. Они собрали вещи и одновременно вышли из вагона. Пока они шли по платформе, проводник заинтересованно разглядывал ее ноги. Они миновали ограждение и разошлись каждый в свою сторону. Она - в новую квартиру, где, как она рассчитывала, ее ждет свежая почта и молоко. Он - к себе в комнату:
к двум грязным тарелкам в раковине и вилкам с засохшим на зубцах яичным желтком; к небольшому гонорару на каминной полке - розовому чеку на пять фунтов, прижатому с краю фарфоровым китайским котенком.
Гибрид малины и ежевики (Прим. редактора).
1 2 3 4 5