— Пыль! Радиоактивная сажа! — Ермаков склонился у стены в напряженной позе. — Надеть шлемы! Спицын — мыться немедленно! Приготовиться к дезактивации!
Быков понял. Стены, пол, ящики и тюки, приборы, костюмы, лицо Спицына — все было покрыто налетом тончайшей черной пудры, вбитой чудовищным напором бури в микроскопические, почти капиллярные зазоры закрытых люков. Запыленный колпачок индикатора мерцал зеленым, и сразу все услыхали стрекотание радиометров. Юрковский стал торопливо шарить пальцами у застежек спецкостюма. Богдан кинулся в умывальную. Дауге поколебался мгновение, но под тяжелым взглядом командира решительно сунул голову в шлем.
— Алексей Петрович, осмотрите «Мальчика» снаружи, — коротко приказал Ермаков и тоже надел серебристый колпак.
Снаружи было удивительно тихо. Ветер, непрерывно дувший с Голконды, прекратился. Исчезли гигантские смерчи, еще полчаса назад мотавшиеся у горизонта. Быков спрыгнул с борта «Мальчика» и по колени ушел в мягкую черную пыль. Почва дрожала так сильно, что у Быкова застучали зубы. В наушники поминутно врывался глухой грохот.
— Голконда! — Быков впился глазами в холмистый горизонт.
В багровом мареве то обрисовывался, то снова пропадал далекий, очень далекий горный хребет, колеблясь в восходящих потоках раскаленного газа. Бу-бу-бу-бу, — рокотало оттуда.
«Мальчик» стоял дыбом, слегка накренившись на правый борт, похожий на огромного черного искалеченного паука. Под днищем намело мягкий холм, коленчатые стержни глубоко ушли в пыль.
Обойдя транспортер спереди, Быков увидел широкие полузасыпанные борозды, тянущиеся на несколько десятков метров, — это были следы отступления. Они казались неглубокими, но, вступив в одну из борозд, он провалился по пояс.
Правый задний опорный шест висел «на ниточке». Натиск бури вывернул титановую «кость» из сустава, и она бессильно вытянулась, полузасыпанная черным прахом. Это можно было починить, но прежней прочности уже не вернешь. Быков вздохнул и принялся за работу.
Ремонт подходил к концу, когда Быков, увлеченный работой, услыхал над ухом голос Ермакова:
— Как дела? Мы уже справились…
Командир спрыгнул с транспортера, присел рядом на корточки.
— Легко отделались. Я вижу, вы тоже заканчиваете.
— Д-да… — пропыхтел Быков. — Жалко «Мальчика». Покалечил ножку, бедняга.
Став на колени, он критически рассматривал результаты своей работы. — Годится для увеселительных прогулок… Плохо, Анатолий Борисович, сами видите… — Он вздохнул и принялся собирать инструменты. — Надо было мне уступать. Все уцелело бы…
Командир усмехнулся.
— Вы знаете, сколько времени длился ураган? — спросил он неожиданно.
— Ну… минут двадцать… Трудно сказать, я не засек по часам.
— А я следил: три с половиной минуты.
— К-как?
— Три с половиной минуты, Алексей Петрович, и за это время нас отбросило на тысячу метров. Если бы вы уступили, «Мальчик» был бы сейчас за сто километров отсюда… И валялся бы разбитый вдребезги вдобавок. Вы и не подозреваете, какой вы молодец, Алексей Петрович! — Он нежно погладил стальной рычаг. — А теперь — вперед! Дорога открыта, Голконда рядом. Слышите? (Бу-бу-бу-бу…) Километров пятьдесят. Ее уже видно — вон те черные пятна… Нет, это не горы — это клубится Голконда.
Перед тем как последовать за командиром в люк, Быков оглянулся. И вот, как в странном тумане, у горизонта возникли, расплываясь, широкие лиловые полосы. Рябило в глазах. Быков зажмурился, потряс головой. Полосы исчезли.
— Только этого и не хватало! — пробормотал он, карабкаясь по броне. — Галлюцинации… Милое дело!
Внутренние кабины «Мальчика» были чисто вымыты, блестели металлом и пластмассой. Груз аккуратно уложен и закреплен. Взъерошенный, с мокрыми после мытья волосами, Богдан возился у рации. Геологи сидели в своем уголке за откидным столиком. Юрковский быстро листал какой-то справочник, посвистывая сквозь зубы. Тихо, мирно, уютно… Быков сразу захотел спать — сказывалось нечеловеческое напряжение последних часов. Глаза слипались.
— Анатолий Борисович…
— Спать, спать! — быстро прервал его Ермаков. — Немедленно спать.
— Слушаюсь! — обрадованно сказал Быков и присел на тюки, снимая шлем.
Дауге следил за ним с дружеской улыбкой. Но, когда Быков снял колпак, Дауге вскочил на ноги и издал странный звук, изумивший Алексея Петровича и заставивший всех разом оглянуться.
— Мамо ридна, помичныця межпланетныкив усёго свиту! — пробормотал Юрковский, неумело крестясь. Спицын ахнул. Ермаков резко поднялся.
— Ч-что такое? — растерянно спросил Быков, оглядывая себя.
— Подожди, подожди, Алексей, что это? — заикаясь, проговорил Дауге.
— Да в чем дело?!
— У вас все лицо в крови, Алексей Петрович, — сказал Ермаков. — Вы, вероятно, ударились лбом при толчке.
— Ударился один раз, — пробормотал водитель, ощупывая нос.
— Не трогайте руками… Сейчас я вам промою ссадину… Да не трогайте вы руками, говорю!.. Владимир Сергеевич, дайте ему зеркало.
На лбу чернела огромная ссадина, нос распух, нижняя губа приняла необычайную форму и все еще сочилась кровью. Щеки были разрисованы замысловатым узором. Быков сердито отстранил зеркало.
— Действительно, мама родная…
— Ничего опасного. — Ермаков быстро и ловко промывал ранки. — Эффектно, но не страшно… Но вот как вы ухитрились этого не заметить и не почувствовать?..
— Так, саднило немножко… Кто мог думать?..
— Я лично этому отнюдь не удивляюсь, — сказал Дауге.
— Чему?
— Тому, что ты ничего не почувствовал. Я, например, чувствовал только, что все время стою вверх ногами и придерживаю языком желудок…
— Не мог ты все время стоять вверх ногами… Спасибо большое, Анатолий Борисович. Все в порядке.
Быков повесил шлем на крюк и, покряхтывая от наслаждения, полез на тюки.
— То есть нисколько не сомневаюсь, что «Мальчик» иногда и стоял на гусеницах в этой чертовой каше… Я слишком о нем высокого мнения, чтобы сомневаться. Но лично я точкой опоры имел собственную голову… в течение всего рассматриваемого периода.
— Это хорошо сказано — «точка опоры»… Люблю конкретность формулировок, — заметил Юрковский, снова принимаясь за справочник.
— Намеков не понимаю… Да… А вот почему это было так — это совершенно неясно.
— Еще одна загадка, — сказал Спицын.
— И решение не лежит на поверхности, — подхватил Юрковский.
Дауге что-то сказал — что-то про «человекоподобных работников науки», — но Быков уже спал.
Большой белый корабль нес его, плавно покачиваясь, по широкой синей реке. Ярко светило солнце, далеко-далеко темнели берега за голубоватой дымкой, а над водой носилась ослепительно белая стремительная птица. Качка становилась все сильнее, палуба уходила из-под ног. Кто-то закричал: «Бу-бу-бу! Ну и дорожка!» Быков полетел за борт, дрыгнул ногами и проснулся. Транспортер швыряло и подбрасывало. Ермаков вел машину, а остальные, цепляясь друг за друга, сгрудились у него за спиной, глядя на экран.
— Словно клыкастые зубы, — заметил Богдан Спицын. — Престарелая богиня красоты, и мы у нее в зубах.
Быков слез со своего жесткого ложа и, подобравшись к товарищам, просунулся между Богданом и Дауге. Пустыня кончилась. Обходя нагромождения серого камня, «Мальчик» шел через лес гладких прямых столбов. Над грудами камня торчали, возвышаясь на много метров, черные остроконечные скалы — сотни их виднелись вдали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77