https://www.dushevoi.ru/products/aksessuary/derzhateltualetnoj-bumagi/napolnye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Михаил имеет в виду, что ты должна написать Дьякову, что, когда ты отдалась ему, твое тело было лишь представлением твоего Эго, данным в ощущениях.
Варенька. Он же кавалерист.
Михаил передает другую главу из книги Татьяне.
Михаил. От Максимилиана Первого до Утрехтского мира.
Татьяна (нетерпеливо). Ох, Михаил!
Михаил. Если каждый сделает понемногу, мы скоро все закончим. Строганов снова требует назад свои четыреста рублей. (Вырывает оставшиеся страницы из книги и отдает половину Вареньке.) Наполеон… Пришло письмо от Станкевича – он того же мнения, что и я.
Молодая женщина, всхлипывая и прихрамывая, идет обратно в дом.
Варенька. Николай хочет, чтобы я оставила своего мужа?
Михаил. Любовь, поедем со мной в Москву в следующий раз. Ты ему правда нравишься.
Любовь. Он тебе это говорил?
Белинский и Александра проходят через веранду в сад.
Татьяна. Виссарион! Поймали что-нибудь?
Михаил. Конечно, поймал – и что, ты думаешь, он нашел внутри на этот раз?
Варенька. Ничего. Чудо о карпе не повторяется.
Варвара идет обратно через сад с юбкой в руках.
Варвара. Глупая девка. Ты посмотри – повесила юбку сушиться так, что коза сжевала все пуговицы.
Входит Александр.
Александр. Но можно ли прожить на деньги, которые платят в «Телескопе» литературному критику?
Татьяна. Можно, если ты – Виссарион и живешь в каморке над кузницей.
Вся группа встает или садится так, чтобы оказаться лицом к закату.
Михаил. Если бы благодарные читатели его только видели – как он, закутанный в шарфы, расхаживает по комнате, пишет, задыхаясь от кашля, под грохот молота снизу, среди запаха мыла и мокрого белья из прачечной напротив… (Отдает Белинскому письмо.) Тебе письмо.
Отношение Михаила к Белинскому изменилось. Он едва скрывает свое высокомерие. Он ревнует.
Варвара. Над кузницей? Нашли место для прачечной!
Александра. Ой, мама!
Варвара. Но ведь правда.
Александр. Еще один закат, еще чуть ближе к Богу…
Любовь. Это нехорошо жить в сырости и рядом со всеми этими испарениями. Это, должно быть, вредно для вашего здоровья.
Александра. Виссарион, а с Пушкиным вы знакомы?
Белинский. Нет, он живет в Петербурге.
Александра. А сколько ему лет?
Александр. Слишком молод для тебя.
Михаил издает смешок: «Ха-ха», – направленный в адрес Александры.
(Белинскому.) Я считаю, что жених должен быть в два раза старше невесты. Мне было сорок два, а моей…
Александра, Татьяна (подхватывая). …сорок два, а моей жене – восемнадцать…
Александр. Именно.
Александра (задиристо). Ну, тогда я подожду.
Белинский. Но… чем дольше вы будете ждать…
Александр (Белинскому). Пустые слова. (Александре.) А что Вяземский? Под ним двух лошадей подстрелили при Бородине, за это и поэзию простить можно.
Варвара. Лучше Козлов, Александра!
Любовь.
Смотрю ли вдаль – одни печали;
Смотрю ль кругом – моих друзей,
Как желтый лист осенних дней,
Метели бурные умчали.
Татьяна. Как мрачно. Нет, лучше Баратынский! «Цыганка».
Александр. О Господи. Я уповаю на наше го критика.
Татьяна. Да, здесь без литературного критика не обойтись.
Все смотрят на Белинского.
Белинский. У нас нет литературы.
Пауза.
Александр. Ну, в таком случае я готов дать благословение господину Пушкину, если он, конечно, переживет свою жену.
Михаил (Александре). Пушкин тебе стихов не писал, в отличие от Виссариона… (Белинскому.) Это ничего, это же не тайна, мы все читали.
Татьяна. Вы, наверное, думаете, что мы ужасные люди. Вы, должно быть, жалеете, что приехали…
Белинский. Нет, напротив. Здесь все как во сне… (С удивлением.) А вы ведь тут живете! Потерянные вещи из другой жизни возвращаются вам в чреве карпа.
Александра. Он говорит бог знает что.
Белинский. Но ведь это правда.
Татьяна. Но как же ваш ножик очутился внутри карпа?
Варенька. Кто-то, должно быть, бросил его в пруд, а карп увидел и проглотил.
Александр. «The moon is up and yet it is not night; Sunset didvides the sky with her…» (Белинскому.) Вы читаете по-английски?
Михаил. Нет, не читает.
Татьяна. Виссарион собирается прочесть нам свою новую статью – это будет самое замечательное событие за всю историю Премухина.
Любовь. Ио чем же ваша статья?
Белинский. Так, ни о чем. Рецензия на книгу.
Татьяна. Статья о том, как мы завязли между восемнадцатым и девятнадцатым столетиями.
Mихаил. Ну, Татьяне это, конечно, уже известно. Что ж, просвети нас, Белинский.
Белинский. Я ее после ужина прочту.
Михаил. После ужина я могу быть занят.
Варенька. Кто завяз?
Татьяна. Россия! Завязла между сухой французской философией разума и новым немецким идеализмом, который все объясняет. Расскажите, Виссарион.
Михаил (перебивал). Идеализм занимают вопросы, которые лежат вне сферы разума, – это довольно просто. Эти умники во Франции считали, что проблемы общества, морали, искусства можно решить с помощью системы доказательств и экспериментов, как будто Господь Бог, наш создатель, был химиком, или астрономом, или часовщиком…
Александр (теряет терпение). Бог и есть все это. В том-то и дело.
Михаил подчиняется авторитету главы семьи. Белинский не замечает предупреждения.
Белинский. Нет, все дело в том, что на вопрос, как сделать часы, ответ один для всех.
Каждый по-своему реагирует на то, что Белинский противоречит Александру. Белинский по-прежнему ничего не замечает.
Стать часовщиком или астрономом может любой. Но если мы все захотим стать Пушкиным… если вопрос в том, как сделать стихотворение Пушкина? – или что делает одно стихотворение, или картину, или музыкальное сочинение великим, а другое нет? или что такое красота? или свобода? или добродетель? – если вопрос, как нам жить? – тогда разум не дает ответа или дает разные ответы. Так что здесь что-то не так. Божья искра в человеке – это не разум, а что-то иное, это какая-то интуиция, или видение, или, может быть, минута вдохновения, переживаемая художником…
Михаил. Dahin! Dahin! Lass uns ziehn! (Он переводит специально для Белинского, умышленно стараясь его унизить.) «Туда, туда лежит наш путь», Белинский.
Александр (учтиво). А, так вы сами по-немецки не читаете?
Белинский. Нет.
Александр. А-а. Но, я полагаю, вы знаете французский.
Белинский. Ну… в общем…
Александра усмехается, прикрывая рот рукой.
Taтьяна (защищая его). Виссариону не позволили закончить университет.
Варвара. Почему не позволили?
Любовь. Мама…
Варвара. Я только спросила.
Татьяна. Он написал пьесу против крепостного права.
Пауза. Варвара поднимается и, исполненная чувства собственного достоинства, уходит в дом.
Михаил (тихо, Татьяне). Дура.
Александр (учтиво, сдерживая себя). У меня в имении пятьсот душ, и мне нечего стыдиться. Помещик – покровитель и защитник всех, кто живет на его земле. На наших взаимных обязательствах держится Россия. Настоящая свобода – здесь, в Премухине. Я знаю, есть и другая. Я сам был во Франции во время их революции.
Белинский (сконфуженно). Да… да… позвольте мне… Статья моя не о свободах… само собой разумеется. Где это видано, чтобы в России такое печатали? Я пишу о литературе.
Михаил. Ты сам сказал, что у нас нет литературы.
Белинский. Об этом я и пишу. Литературы у нас нет. У нас есть несколько шедевров – да и как им не быть – нас так много: время от времени великий художник объявится и в куда меньшей стране. Но как у народа, литературы у нас нет, а то, что есть, – не наша заслуга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
 https://sdvk.ru/Sanfayans/Unitazi/jacob-delafon-presquile-e4440-product/ 

 плитка вельвет в интерьере ванной