пол и стены королевских комнат были улиты кровью: молодой король отсекал саблею головы баранам и телятам, пригнанным для этой потехи во дворец; ночью в стокгольмских домах дребезжат, валятся стекла: это потешается молодой король. Кто едет днем по улице с шумом и гамом в одних рубашках? — Молодой король с своею свитою. Кто охотится за зайцем в сеймовой зале? — Молодой король. Но этот неугомонный мальчик, отличавшийся такими дурными шалостями, явился героем, когда затрубила военная труба, когда опасность начала грозить Швеции с трех сторон. Карл XII явился с войском пред Копенгагеном и принудил датского короля к миру; вслед за тем высадился на восточный берег Балтийского моря, в Пернау, чтобы идти на помощь Нарве, осажденной русскими.
Мы видели, как Петр смотрел на войну: он смотрел на нее как на школу.
Он сделал нужные приготовления, он покончил с прежним строем и составом войска, его армия не представляла более, как армия царей предшествовавших, ветхое рубище с новою заплатою; но и его армия представлялась далеко не в удовлетворительном виде. Легко сказать: преобразовать войско! Оно было действительно преобразовано, но оно было невыучено, неопытно. Петр не обольщал себя: он изображал свой флот в виде лодки, на которой дети учатся плавать; и войско свое он мог изображать в виде толпы детей. Он не бросился в войну один на один с европейским знаменитым военными успехами народом; он вступил в нее в союзе с Даниею, которая прежде всего должна была задержать шведов, с королем Августом, который имел военную репутацию и который уже начал военные действия в Ливонии:
Петр начал с третьей стороны, послал значительное войско. с хорошею артиллериею осаждать Нарву, учиться осаждать крепость, защищаемую европейским гарнизоном. Битва не входила в его расчеты; у него не было искусных генералов, не было главнокомандующего; он дал звание фельдмаршала тому же Головину, генерал-адмиралу, заведовавшему иностранными сношениями, но действительно поручать ему начальство над войском он не хотел. Ему прислали генерала из-за границы с отличными рекомендациями, герцога фон Круа, и он поручил ему начальство над войском для первой встречи с шведами, для первого урока.
Первый урок был тяжел: русские потерпели поражение, потеряли много людей, всю артиллерию. Но у них оставался Петр Великий, а великие люди бывают сильны приготовлением к неудаче и к успеху, ибо не теряют духа при неудаче и умеют пользоваться успехом. Неудача — проба гения, и Петр умел выдержать страшное искушение. Кроме материальных потерь нравственное впечатление нарвского поражения было ужасно. Известно, как ободряет первый успех, как отнимает дух первая неудача, а теперь неудачно начинается дело, которому далеко не все сочувствуют; в глазах многих нарвское поражение было явным наказанием Божиим за грех нового дела.
Задав русским такой тяжелый урок, Карл XII пошел на юг преследовать короля Августа, ибо гнаться за неприятелем слабым, оставляя в тылу сильного, и решиться с небольшим войском во второй половине ноября идти в глубь России было бы крайним безрассудством. Петр воспользовался удалением Карла: ему представилась возможность проходить со своим войском школу по известной программе. Но прежде всего надобно было поднять дух своих после первого тяжелого урока, заставить их идти в школу, которая так им опротивела после Нарвы. От нарвского плена спасся бегством со своею конницею Бор Петр Шереметев, человек очень способный, но при Петре, сам же по себе, по природе своей, неготовый к неудаче и к успеху: после неудачи падал духом, а после успеха — как бы отдохнуть, поехать в Москву, повидаться с семьею, заняться домашними делами. Петру в продолжение всей службы Шереметева было много хлопот с ним в этом отношении. Две недели спустя после нарвского поражения Петр пишет ему: «Не годится при несчастии всего лишаться, и потому повелеваем быть при начатом деле, с конницею беречь ближних мест и идти далее для большего вреда неприятелю. Да и отговариваться нечем: людей довольно, реки и болота замерзли. Не чини отговорки ничем; а если болезнию, и та получена между беглецами».
А между тем в пограничных местах, Новгороде, Пскове, псковском Печерском монастыре, кипели работы для их укрепления; работали все: солдаты и священники, мужчины и женщины, — и горе тому, кто не хотел работать или хотел поживиться при общем деле: в Москве и Новгороде повешено было двое людей, которые брали взятки у приема подвод. Артиллерия была потеряна под Нарвою, надобно было как можно скорее приготовить другую. Петр велел со всего государства, с знатных городов, от церквей и монастырей собрать часть колоколов на пушки и мортиры. Старик Виниус, «надзиратель артиллерии», работал по-петровски, и в конце 1701 года было приготовлено больше 300 орудий, хотя Виниус и сильно жаловался на пьянство мастеров, которых, писал он, ни ласкою, ни битьем от той страсти отучить невозможно. Но в то же время надобно было приготовлять и людей; 250 мальчиков собрано было в школы, из которых, по обещанию Виниуса, должны были выйти хорошие инженеры, артиллеристы и мастера.
Вслед за добрыми вестями от Виниуса добрые вести от Шереметева: пользуясь превосходством своих сил, он поразил шведского генерала Шлиппенбаха при мызе Эрестфер; потеря шведов была втрое против потери русских. Великое торжество: первая победа, и победа после Нарвы! В Москве на башнях и стенах кремлевских развеваются знамена, взятые у шведов. Шереметев сделан был фельдмаршалом, получил Андреевский орден, портрет царя, осыпанный бриллиантами.
Победителю захотелось отдохнуть, побывать в Москве. «В начале 1702 года, хотя и быть, — отвечал Петр, — чтоб на страстной или на шестой приехать, а на святой паки назад».
В конце мая Петр стал торопить Шереметева в новый поход в Ливонию, ибо пришло известие, что неприятель готовит в эту страну транспорт из Померании.
«Теперь истинный час, пока транспорт не учинен, таковой предварить»,писал царь фельдмаршалу. Борис Петрович двинулся и в июле опять нанес сильное поражение тому же Шлиппенбаху при Туммельсгофе. После этого Шереметев начал «изрядно гостить» в Лифляндии, по выражению Петра, т.е. страшно опустошал страну по совету союзника, польского короля Августа, чтоб шведские войска не могли найти в Ливонии приюта и продовольствия. Петр смотрел на ливонские походы как на школу для своих и как на средство ослабления неприятеля; об утверждении в стране он не думал. Он все лето 1702 года провел в Архангельске, ибо получил известие, что шведы намерены захватить этот город. Лето проходило, опасности для старой морской пристани не было, и Петр стал думать о приобретении новой, на Балтийском море. Петр явился в Ладогу и призвал к себе Шереметева, «чтоб сего Богом данного времени не потерять». По прибытии Шереметева Петр повел войско к Нотебургу (Орешку) и 11 октября взял его трудным и кровавым приступом. «Правда, что зело жесток сей орех был, однако ж, слава Богу, счастливо разгрызен. Артиллерия наша зело чудесно дело свое исправила».
Так писал Петр надзирателю артиллерии Виниусу. Семидесятилетний старик, съездивши по артиллерийским делам в Новгород и Псков, отправился в Сибирь, чтоб посмотреть тамошние рудники и заводы, и писал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Мы видели, как Петр смотрел на войну: он смотрел на нее как на школу.
Он сделал нужные приготовления, он покончил с прежним строем и составом войска, его армия не представляла более, как армия царей предшествовавших, ветхое рубище с новою заплатою; но и его армия представлялась далеко не в удовлетворительном виде. Легко сказать: преобразовать войско! Оно было действительно преобразовано, но оно было невыучено, неопытно. Петр не обольщал себя: он изображал свой флот в виде лодки, на которой дети учатся плавать; и войско свое он мог изображать в виде толпы детей. Он не бросился в войну один на один с европейским знаменитым военными успехами народом; он вступил в нее в союзе с Даниею, которая прежде всего должна была задержать шведов, с королем Августом, который имел военную репутацию и который уже начал военные действия в Ливонии:
Петр начал с третьей стороны, послал значительное войско. с хорошею артиллериею осаждать Нарву, учиться осаждать крепость, защищаемую европейским гарнизоном. Битва не входила в его расчеты; у него не было искусных генералов, не было главнокомандующего; он дал звание фельдмаршала тому же Головину, генерал-адмиралу, заведовавшему иностранными сношениями, но действительно поручать ему начальство над войском он не хотел. Ему прислали генерала из-за границы с отличными рекомендациями, герцога фон Круа, и он поручил ему начальство над войском для первой встречи с шведами, для первого урока.
Первый урок был тяжел: русские потерпели поражение, потеряли много людей, всю артиллерию. Но у них оставался Петр Великий, а великие люди бывают сильны приготовлением к неудаче и к успеху, ибо не теряют духа при неудаче и умеют пользоваться успехом. Неудача — проба гения, и Петр умел выдержать страшное искушение. Кроме материальных потерь нравственное впечатление нарвского поражения было ужасно. Известно, как ободряет первый успех, как отнимает дух первая неудача, а теперь неудачно начинается дело, которому далеко не все сочувствуют; в глазах многих нарвское поражение было явным наказанием Божиим за грех нового дела.
Задав русским такой тяжелый урок, Карл XII пошел на юг преследовать короля Августа, ибо гнаться за неприятелем слабым, оставляя в тылу сильного, и решиться с небольшим войском во второй половине ноября идти в глубь России было бы крайним безрассудством. Петр воспользовался удалением Карла: ему представилась возможность проходить со своим войском школу по известной программе. Но прежде всего надобно было поднять дух своих после первого тяжелого урока, заставить их идти в школу, которая так им опротивела после Нарвы. От нарвского плена спасся бегством со своею конницею Бор Петр Шереметев, человек очень способный, но при Петре, сам же по себе, по природе своей, неготовый к неудаче и к успеху: после неудачи падал духом, а после успеха — как бы отдохнуть, поехать в Москву, повидаться с семьею, заняться домашними делами. Петру в продолжение всей службы Шереметева было много хлопот с ним в этом отношении. Две недели спустя после нарвского поражения Петр пишет ему: «Не годится при несчастии всего лишаться, и потому повелеваем быть при начатом деле, с конницею беречь ближних мест и идти далее для большего вреда неприятелю. Да и отговариваться нечем: людей довольно, реки и болота замерзли. Не чини отговорки ничем; а если болезнию, и та получена между беглецами».
А между тем в пограничных местах, Новгороде, Пскове, псковском Печерском монастыре, кипели работы для их укрепления; работали все: солдаты и священники, мужчины и женщины, — и горе тому, кто не хотел работать или хотел поживиться при общем деле: в Москве и Новгороде повешено было двое людей, которые брали взятки у приема подвод. Артиллерия была потеряна под Нарвою, надобно было как можно скорее приготовить другую. Петр велел со всего государства, с знатных городов, от церквей и монастырей собрать часть колоколов на пушки и мортиры. Старик Виниус, «надзиратель артиллерии», работал по-петровски, и в конце 1701 года было приготовлено больше 300 орудий, хотя Виниус и сильно жаловался на пьянство мастеров, которых, писал он, ни ласкою, ни битьем от той страсти отучить невозможно. Но в то же время надобно было приготовлять и людей; 250 мальчиков собрано было в школы, из которых, по обещанию Виниуса, должны были выйти хорошие инженеры, артиллеристы и мастера.
Вслед за добрыми вестями от Виниуса добрые вести от Шереметева: пользуясь превосходством своих сил, он поразил шведского генерала Шлиппенбаха при мызе Эрестфер; потеря шведов была втрое против потери русских. Великое торжество: первая победа, и победа после Нарвы! В Москве на башнях и стенах кремлевских развеваются знамена, взятые у шведов. Шереметев сделан был фельдмаршалом, получил Андреевский орден, портрет царя, осыпанный бриллиантами.
Победителю захотелось отдохнуть, побывать в Москве. «В начале 1702 года, хотя и быть, — отвечал Петр, — чтоб на страстной или на шестой приехать, а на святой паки назад».
В конце мая Петр стал торопить Шереметева в новый поход в Ливонию, ибо пришло известие, что неприятель готовит в эту страну транспорт из Померании.
«Теперь истинный час, пока транспорт не учинен, таковой предварить»,писал царь фельдмаршалу. Борис Петрович двинулся и в июле опять нанес сильное поражение тому же Шлиппенбаху при Туммельсгофе. После этого Шереметев начал «изрядно гостить» в Лифляндии, по выражению Петра, т.е. страшно опустошал страну по совету союзника, польского короля Августа, чтоб шведские войска не могли найти в Ливонии приюта и продовольствия. Петр смотрел на ливонские походы как на школу для своих и как на средство ослабления неприятеля; об утверждении в стране он не думал. Он все лето 1702 года провел в Архангельске, ибо получил известие, что шведы намерены захватить этот город. Лето проходило, опасности для старой морской пристани не было, и Петр стал думать о приобретении новой, на Балтийском море. Петр явился в Ладогу и призвал к себе Шереметева, «чтоб сего Богом данного времени не потерять». По прибытии Шереметева Петр повел войско к Нотебургу (Орешку) и 11 октября взял его трудным и кровавым приступом. «Правда, что зело жесток сей орех был, однако ж, слава Богу, счастливо разгрызен. Артиллерия наша зело чудесно дело свое исправила».
Так писал Петр надзирателю артиллерии Виниусу. Семидесятилетний старик, съездивши по артиллерийским делам в Новгород и Псков, отправился в Сибирь, чтоб посмотреть тамошние рудники и заводы, и писал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54