но естественно ли такое движение в тот период жизни народа, когда он именно стремился уйти с востока на запад, когда все внимание его было обращено на Европу? Естественно ли было ожидать, чтоб Петр начал с Каспийского моря? И вот поездка в Казань и Астрахань, несмотря на видимую пользу, практичность, приложимость, откладывается как дело тяжелое, неприятное. Все внимание и желание обращено на запад, там заветное море, туда надобно пробраться; но как? Заперто, и ключ у шведов.
Мысль кружится около России, постоянно останавливается у Балтийского моря, постоянно должна отступать, отталкиваться от него и все же опять неодолимо влечется к нему. Молодой орел бьется в клетке. Но молодой орел растет, мужает; уставши от кружения мысли около России, молодой человек мало-помалу войдет внутрь ее, станет на действительную почву, начнет заниматься настоящим, текущим делом. Северный океан, Китай, Индия, Каспийское море, Персия, Балтийское море, в которое труднее пробраться, чем в Восточный океан, — все это мечты, сказочные подвиги богатыря, ищущего приключений, отправляющегося на поиск заколдованного терема, спящей царевны и т.п.; человек пробуждается, грезы исчезают; является жизнь, наяву, настоящая, действительная, а настоящее, действительное — это Россия с ее внутреннею и внешнею жизнию, вот чем надобно заняться.
Что же здесь на первом плане? Война с Турциею, — война, начавшаяся в правление Софьи и ведшаяся при ней неудачно; надобно загладить эти неудачи, кончить войну с честию, славою; здесь самый удобный случай выступить на сцену достойно перед Россиею и Европою, а война идет европейская, первая европейская война для России в союзе с европейскими государствами. В царствование Алексея Михайловича продолжительная и тяжкая война России с Польшею за Малороссию кончилась крайним истощением обоих государств с тем различием, что Россия имела средства поправиться, а Польша их не имела. По окончании этой войны польский вопрос получает новый вид. Оказалось, что России нечего бояться Польши; Польша не будет более помехою движению России в Европу; напротив, Польша должна затянуть Россию в европейские дела, в общую европейскую жизнь, если бы даже Россия этого не хотела: Польша по своему бессилию, по своему страдательному положению становилась ареною, на которой должны были бороться чужие народы, бороться с оружием в руках и дипломатическими средствами; Россия не могла оставаться праздною зрительницею этой борьбы, волею-неволею она должна принять в ней участие, не дать усилиться здесь враждебному влиянию, не дать чужим захватить своего, русского, а известно, сколько было русского добра у Речи Посполитой польской. Где труп, там соберутся орлы, и хищники вились над Польшею. Казак Дорошенко, гетман польской Украины, кликнул турецкого султана на добычу; поддавшись ему, турки явились на зов и разгромили Польшу, объявляя притязание на всю Украину, которую именем казачества отдавал им Дорошенко. Таким образом, Россия втягивалась в первый раз непосредственно в войну с Турциею и, естественно, должна была помогать Польше. Турки в последний раз перед упадком своим явились грозны для соседей:
Австрии, Венеции предстояла страшная опасность; Вена подвергалась осаде.
Такое положение естественно вело к союзу этих соседей против общего врага, врага всему христианству. Россия и Польша заключили вечный мир; Ян Собеский со слезами подписал знаменитый Московский договор, по которому Киев навсегда оставался за Россиею, но за эти слезы Россия должна была заплатить деятельною помощию Польше против турок.
Впервые Россия вступала в общее действие с европейскими державами, с Польшею, Австриею и Венециею, явилась членом этого союза, который назывался священным. В Москве решено было действовать против Крыма, чтоб удержать татар от подания помощи туркам. Два степных похода на Крым, соединенные страшными тягостями для войска, были неудачны, что наложило пятно на правление Софии, на ее любимца кн В.В. Голицына, предпринимавшего эти походы.
Крупных военных действий не было до тех пор, пока в развитии Петра не произошел поворот от юношеской мечты, от неясных стремлений, от неопределенных порывов к действительности, от юношеской потешной деятельности к труду государя.
Надобно было продолжать энергически и кончить с честию и пользою турецкую войну, тем более что восточный вопрос представлялся уже с тем великим политическим и нравственным значением, какое он имеет в жизни русского народа. Иерусалимский патриарх писал, что французы, пользуясь враждою между Россиею и Портою, отнимают святые места у православных. «Нам лучше жить с турками, чем с французами, — писал патриарх, — но вам не полезно, если турки останутся жить на севере от Дуная, или в Подоле, или на Украине, или если Иерусалим оставите в их руках: худой это будет мир, потому что ни одному государству турки так не враждебны, как вам. Если не будет освобождена Украина и Иерусалим, если турки не будут изгнаны из Подолии, не заключайте мира с ними, но стойте крепко. Если будут отдавать вам весь Иерусалим, а Украины и Подолии не уступят, не заключайте мира. Помогите полякам и другим, пока здешние погибнут.
Вперед такого времени не сыщете, как теперь. Вы упросили Бога, чтоб у турок была война с немцами; теперь такое благоприятное время, а вы не радеете.
В досаду вам турки отдали Иерусалим французам и вас ни во что ставят. Много раз вы хвалились, что хотите сделать и то и другое, и все оканчивалось одними словами, а дела не явилось никакого». Не Петру было слушать, что дело не явилось. Дело явилось в 1695 году.
Но шкипер не пойдет в степной поход; он подплывает к сильной турецкой крепости Азову, загораживающей дорогу к морю. Шкипер подплыл под Азов, преодолев большие препятствия, задержки. «Больше всех задержка была от глупых кормщиков и работников, которые именем слывут мастера, а дело от них, что земля от неба», — писал Петр. «Но, — продолжал он, — по молитвам св апостолов, яко на камени утвердясь, несомненно веруем, яко сыны адские не одолеют нас». При осаде шкипер превратился в бомбардира, сам чинил гранаты и бомбы, сам стрелял и записал: «Зачал служить с первого азовского похода бомбардиром». Но дело не сделалось.
Азов не был взят; Петр возвратился в Москву, и начинается страшная деятельность.
Царь вызывает из-за границы новых мастеров, из Архангельска — иностранных корабельных плотников, хочет строить суда, которые должны плыть к Азову и запереть его от турецких судов, дававших помощь осажденным. Это было в ноябре 1695; корабли должны быть готовы к весне будущего 1696 года. Возможно ли это? В Москве строят галеры по образцу привезенной из Голландии; в лесных местах, ближайших к Дону, 26 000 работников рубят струги, лодки, плоты.
В начале 1696 года Петр с больною ногою едет в Воронеж. Опять препятствия, задержки: иностранные лекаря пьют и в хмелю колят друг друга шпагами, подводчики бегут с дороги, бросая перевозимые вещи; леса горят именно там, где рубят струги; в Воронеже капитан кричит, что в кузнице уголья нет; мороз не вовремя снова леденит реки и останавливает работы, но Петр не отчаивается. «Мы, — пишет он, — по приказу Божию к прадеду нашему Адаму в поте лица своего едим хлеб свой». Этот хлеб ел он в маленьком домике, состоявшем из двух комнат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Мысль кружится около России, постоянно останавливается у Балтийского моря, постоянно должна отступать, отталкиваться от него и все же опять неодолимо влечется к нему. Молодой орел бьется в клетке. Но молодой орел растет, мужает; уставши от кружения мысли около России, молодой человек мало-помалу войдет внутрь ее, станет на действительную почву, начнет заниматься настоящим, текущим делом. Северный океан, Китай, Индия, Каспийское море, Персия, Балтийское море, в которое труднее пробраться, чем в Восточный океан, — все это мечты, сказочные подвиги богатыря, ищущего приключений, отправляющегося на поиск заколдованного терема, спящей царевны и т.п.; человек пробуждается, грезы исчезают; является жизнь, наяву, настоящая, действительная, а настоящее, действительное — это Россия с ее внутреннею и внешнею жизнию, вот чем надобно заняться.
Что же здесь на первом плане? Война с Турциею, — война, начавшаяся в правление Софьи и ведшаяся при ней неудачно; надобно загладить эти неудачи, кончить войну с честию, славою; здесь самый удобный случай выступить на сцену достойно перед Россиею и Европою, а война идет европейская, первая европейская война для России в союзе с европейскими государствами. В царствование Алексея Михайловича продолжительная и тяжкая война России с Польшею за Малороссию кончилась крайним истощением обоих государств с тем различием, что Россия имела средства поправиться, а Польша их не имела. По окончании этой войны польский вопрос получает новый вид. Оказалось, что России нечего бояться Польши; Польша не будет более помехою движению России в Европу; напротив, Польша должна затянуть Россию в европейские дела, в общую европейскую жизнь, если бы даже Россия этого не хотела: Польша по своему бессилию, по своему страдательному положению становилась ареною, на которой должны были бороться чужие народы, бороться с оружием в руках и дипломатическими средствами; Россия не могла оставаться праздною зрительницею этой борьбы, волею-неволею она должна принять в ней участие, не дать усилиться здесь враждебному влиянию, не дать чужим захватить своего, русского, а известно, сколько было русского добра у Речи Посполитой польской. Где труп, там соберутся орлы, и хищники вились над Польшею. Казак Дорошенко, гетман польской Украины, кликнул турецкого султана на добычу; поддавшись ему, турки явились на зов и разгромили Польшу, объявляя притязание на всю Украину, которую именем казачества отдавал им Дорошенко. Таким образом, Россия втягивалась в первый раз непосредственно в войну с Турциею и, естественно, должна была помогать Польше. Турки в последний раз перед упадком своим явились грозны для соседей:
Австрии, Венеции предстояла страшная опасность; Вена подвергалась осаде.
Такое положение естественно вело к союзу этих соседей против общего врага, врага всему христианству. Россия и Польша заключили вечный мир; Ян Собеский со слезами подписал знаменитый Московский договор, по которому Киев навсегда оставался за Россиею, но за эти слезы Россия должна была заплатить деятельною помощию Польше против турок.
Впервые Россия вступала в общее действие с европейскими державами, с Польшею, Австриею и Венециею, явилась членом этого союза, который назывался священным. В Москве решено было действовать против Крыма, чтоб удержать татар от подания помощи туркам. Два степных похода на Крым, соединенные страшными тягостями для войска, были неудачны, что наложило пятно на правление Софии, на ее любимца кн В.В. Голицына, предпринимавшего эти походы.
Крупных военных действий не было до тех пор, пока в развитии Петра не произошел поворот от юношеской мечты, от неясных стремлений, от неопределенных порывов к действительности, от юношеской потешной деятельности к труду государя.
Надобно было продолжать энергически и кончить с честию и пользою турецкую войну, тем более что восточный вопрос представлялся уже с тем великим политическим и нравственным значением, какое он имеет в жизни русского народа. Иерусалимский патриарх писал, что французы, пользуясь враждою между Россиею и Портою, отнимают святые места у православных. «Нам лучше жить с турками, чем с французами, — писал патриарх, — но вам не полезно, если турки останутся жить на севере от Дуная, или в Подоле, или на Украине, или если Иерусалим оставите в их руках: худой это будет мир, потому что ни одному государству турки так не враждебны, как вам. Если не будет освобождена Украина и Иерусалим, если турки не будут изгнаны из Подолии, не заключайте мира с ними, но стойте крепко. Если будут отдавать вам весь Иерусалим, а Украины и Подолии не уступят, не заключайте мира. Помогите полякам и другим, пока здешние погибнут.
Вперед такого времени не сыщете, как теперь. Вы упросили Бога, чтоб у турок была война с немцами; теперь такое благоприятное время, а вы не радеете.
В досаду вам турки отдали Иерусалим французам и вас ни во что ставят. Много раз вы хвалились, что хотите сделать и то и другое, и все оканчивалось одними словами, а дела не явилось никакого». Не Петру было слушать, что дело не явилось. Дело явилось в 1695 году.
Но шкипер не пойдет в степной поход; он подплывает к сильной турецкой крепости Азову, загораживающей дорогу к морю. Шкипер подплыл под Азов, преодолев большие препятствия, задержки. «Больше всех задержка была от глупых кормщиков и работников, которые именем слывут мастера, а дело от них, что земля от неба», — писал Петр. «Но, — продолжал он, — по молитвам св апостолов, яко на камени утвердясь, несомненно веруем, яко сыны адские не одолеют нас». При осаде шкипер превратился в бомбардира, сам чинил гранаты и бомбы, сам стрелял и записал: «Зачал служить с первого азовского похода бомбардиром». Но дело не сделалось.
Азов не был взят; Петр возвратился в Москву, и начинается страшная деятельность.
Царь вызывает из-за границы новых мастеров, из Архангельска — иностранных корабельных плотников, хочет строить суда, которые должны плыть к Азову и запереть его от турецких судов, дававших помощь осажденным. Это было в ноябре 1695; корабли должны быть готовы к весне будущего 1696 года. Возможно ли это? В Москве строят галеры по образцу привезенной из Голландии; в лесных местах, ближайших к Дону, 26 000 работников рубят струги, лодки, плоты.
В начале 1696 года Петр с больною ногою едет в Воронеж. Опять препятствия, задержки: иностранные лекаря пьют и в хмелю колят друг друга шпагами, подводчики бегут с дороги, бросая перевозимые вещи; леса горят именно там, где рубят струги; в Воронеже капитан кричит, что в кузнице уголья нет; мороз не вовремя снова леденит реки и останавливает работы, но Петр не отчаивается. «Мы, — пишет он, — по приказу Божию к прадеду нашему Адаму в поте лица своего едим хлеб свой». Этот хлеб ел он в маленьком домике, состоявшем из двух комнат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54