Бертон кивнул головой:
— Ничего невероятного тут нет. Я помню этот день: не выходя из студии, я путешествовал по дебрям Индии. Мне неясно только одно: каким образом изображение дублировалось на лабораторию Корфиотиса. Впрочем, сейчас меня интересует иное: значит Гюбнер уцелел?
— Да, ему удалось спастись и скрыться, он цел, если не считать изрядно попорченной физиономии. Он заинтересован в том, чтобы его считали мертвым. Сейчас вы его не узнали бы: столько на нем напутано бинтов.
— Насколько я понимаю, этот тип несет на плечах тройной груз предательства и измены: в период оккупации работал на гестапо, затем обслуживал «Второе бюро» и продавал его секреты боннской разведке, а теперь, видимо, предложил свои услуги «М.И.».
— Вы опять угадали.
— Какой подлец!
— В 1944 году я должен был передать вам его фотографию и пять слов: «Это — предатель. Его нужно устранить…» Но он опередил и меня, и вас, сделал свое черное дело и исчез. Поэтому приговор не был приведен в исполнение.
— Я полагаю, что для таких мерзавцев не существует никаких сроков давности, — сказал Бертон.
— Я тоже так полагаю.
Бертон внимательно посмотрел на собеседника. Помолчал.
— А как же вы отчитаетесь за задание по проекту «Аргус»? — спросил он.
— Я думаю, что мне придется огорчить военное ведомство Великобритании.
— Вы порядочный человек, мистер Брукман.
— Спасибо на добром слове. Во-первых, с годами я поумнел. Во-вторых, я слышал о вас давно и питаю к вам чувство глубокого уважения. Я знаю, что группа «Мистраль» передала нам ценнейшие сведения о немецком секретном оружии, известном под названием «Бич Израиля», о радиоактивном «Песке смерти», производство которого нацисты пытались наладить в Гамбурге. И, наконец, самое главное — от вас мы получили данные о «фау» и это спасло жизнь многим тысячам ни в чем не повинных людей. Народ Англии должен быть вам благодарен.
Брукман встал.
— Как вы намерены поступить со своим изобретением? — неожиданно спросил он.
— Вы спрашиваете об этом как исполнитель операций по изъятию проекта «Аргус» или как «Пифагор»?
— Как «Пифагор».
— Тогда я отвечу. «Аргус» будет служить людям, которым нужен прочный мир на планете Земля. Как вы относитесь к такому решению?
— С величайшим уважением, месье Бертон, — серьезно ответил Брукман. — Я скоро ухожу в отставку, брошу осточертевшую службу и поселюсь в домике на берегу моря в родной Ирландии. Буду воспитывать внучат и выращивать оранжерейные цветы. Поверьте, мне война ни к чему.
— Если все сойдет благополучно и мне удастся передать «Аргус» в надежные руки, считайте, что в этом деле есть доля вашего участия, мистер Брукман.
— Удастся, — сказал ирландец. — Такой уж вы человек. Кстати, известно ли вам, что содержимое сейфа из вашей студии сейчас внимательно изучается экспертами французского военного министерства?
— Это меня не беспокоит, — отвечал Бертон. — Вся основная техническая документация зашифрована и находится в таком месте, где искать ее никогда и никому не придет в голову.
— Вы молодец, Бертон.
Бертон пожал протянутую ему руку.
— Прощайте, Пифагор!
— Прощайте, Зевс!
В дверях Брукман обернулся:
— Что касается Гюбнера, то забудьте о нем, как будто его больше не существует. Я постараюсь принять меры, чтобы он больше не смог вам вредить.
Брукман надвинул котелок, застегнул пальто и вышел, солидный, степенный, по всем внешним данным — преуспевающий делец. Больше он никогда не встречался с Бертоном.
На этом кончалась глава записок Патрика Филби, в которой упоминалось об «Аргусе».
7. БОЛЬШЕ, ЧЕМ ДРУГ
Завтра настанет день,
Когда все потеряно
И все начинается вновь.
Марсель Ашар
Полицейский обеспокоенно крутил головой. Только что он видел скромно одетого человека, неспешно направлявшегося мимо стоянки автомобилей к дверям кафе «Тереза». Конечно, он не обратил бы особого внимания на этого прохожего, но дело в том, что человек внезапно исчез. Он не мог пройти незамеченным в кафе или скрыться за поворотом. Тут что-то не так… Полицейский высвободил руку из-под накидки и направился к автомобилям.
Бертон понял свою ошибку, когда сквозь щель в занавеске увидел полицейские башмаки, топчущие в лужах отражения рекламных огней. Незаметно покинуть машину было теперь невозможно, ему не оставалось ничего другого, как примириться с неизбежностью.
Белая перчатка взлетела под козырек. Хриплый басок произнес:
— Простите, месье, но по долгу службы я обязан…
— Вы хотите знать, кто я такой, не так ли, сержант? Хомо сапиенс — к вашим услугам… — мягко сказал Бертон. (Фу, какое глупое положение! Этот флик, вероятно, принял его за похитителя автомобилей).
— Мне не хочется, месье Сапиенс, казаться навязчивым, но, согласитесь, я просто вынужден проверить документы у человека, который влез… э-э-э… проник в чужую машину.
Флик оказался на редкость вежливым.
Бертон начал рыться в карманах, делая вид, что ищет документ. Что предпринять? Дать ему сто франков? Бертон старался выиграть время: вот-вот должен появиться тот, с кем он назначил здесь свидание.
Флик терпеливо ждал.
— Все в порядке, сержант, — раздался вдруг голос, который Бертон узнал бы из тысячи других. — Это мой друг, я попросил его подождать в моей машине.
Человек, который назначил Бертону свидание возле кафе «Тереза» в машине N213-81 , показал удостоверение, и флик, еще раз козырнув, удалился.
Хозяин машины, засунув руки в карманы пальто, смотрел на Бертона большими серыми навыкате глазами, качал седеющей головой и смеялся почти беззвучно:
— Здравствуй, Анри. Я, кажется, подоспел вовремя.
— Как всегда, Мишель, — тепло ответил Бертон.
Они обнялись.
Анри Бертона и Мишеля Шови — коммерческого директора крупной электрохимической фирмы — связывала не только студенческая дружба и не только совместная подпольная работа в годы оккупации. Их связывало крещение огнем и кровью…
…Марсель, солнечное утро, свежий солнечный ветер, синее море и… кованые сапоги эсэсовцев. Немцы торопились: с часу на час ожидался десант союзников.
Бертон и Шови были включены в группу участников Сопротивления, подлежащую немедленному уничтожению. На корабль смерти, носивший звучное имя «Валькирия», смертников грузили, как скот. Впрочем, нет, скот грузят гораздо бережней… Когда Бертона швырнули в трюм, он сшиб Мишеля с ног.
— Что за манера входить без доклада, — сказал Шови, зажимая кровоточащий нос.
Они сразу узнали друг друга, хотя полгода, проведенные в тюрьмах и концлагерях, изменили обоих до неузнаваемости. Мишель поцеловал друга окровавленными губами. Они так и просидели обнявшись, пока «Валькирия» тащилась до места, где ее должны были торпедировать. Бертон теперь не помнил, что говорили они друг другу в те страшные минуты. Возможно, что-то легкомысленное. Они смеялись, потому что не хотели чувствовать себя живыми мертвецами. А рядом какой-то юноша плакал навзрыд.
Раздался первый взрыв. Палуба накренилась, и люди в трюме сбились в одну огромную кучу. Взрывом сорвало крышку люка вместе с наваленными на нее лебедками, и они увидели небо… Люди облепили узкий трап, как пчелы. Трап рухнул под тяжестью тел. Крики и стоны… Трап подняли снова, и первый человек выскочил на верхнюю палубу.
— Выходите все!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19