Дед был невысок ростом, по не особенно огорчался этим. Посмеиваясь, он часто говорил: «Что толку от стоеросовой дубины: ни накормить ее, пи одеть». В этом и бабушка, сама женщина некрупная, полностью соглашалась с мужем. И то правда: с едой, конечно, дело темное; зато с одеждой наверняка — не так уж много полотна у батрака; чем меньше отрежешь, тем лучше.
— А, горожанин явился? Ну, здоров, здоров! — сказал дед, увидев меня.
- Юрис, ты что так рано? — боязливо заглянула бабушка в лицо трепальщика. — С хозяином повздорил? Или давит под ложечкой?
Старушка недаром встревожилась: Юрис Залан никогда не кончал работу так рано.
— Не бойся, мать.,. — Дед крякнул. — Все в полном порядке. Отмахал свои восемь часов. Чего надрываться из-за чужого добра!
После ужина дед взобрался на скамью и протянул руку. Высоко на небольшой полочке, как во всех домах Рогайне, лежала, согласно традиции, запыленная библия. Из-под нее выглядывала шашечная доска, а на ней — совсем уж неподобающая вещь: засаленные игральные карты.
— Во что сыграем: в шашки или в «шестьдесят шесть»?
— Лучше в шашки, дед.
Старик вытащил доску и снял с гвоздика мешочек с черными и цветными бобами.Я не поверил глазам своим. Слыхано ли, чтобы старый Залан, вообще заядлый игрок, решился играть в будни? Ведь вечером буднего дня зимой дел было невпроворот: вить веревки, плести лапти, чинить хомуты...
Игра началась. Я рассеянно передвигал шашки и вскоре проиграл. Старик, ликуя, отложил на своей стороне две бобинки. Так мы отмечали победы. Обычно, кончая игру, сосчитывали выигрыши и поражения; проигравший, если это был я, декламировал стихи обязательно на французском языке; если дед — скрипучим голосом на верхнеземгальском диалекте пел шуточные песни.
Начали третью партию. После пяти первых ходов дед остановился:
— Не люблю облапошивать младенцев... Что с тобой, парень?
— Ничего.
— Э, брось обманывать! — Дед с силой отодвинул шашечную доску; несколько бобов упало на пол.
— Думал просто — о том о сем.
— Вот так игрок! О чем же ты думал? О тех временах, когда на деревьях лепешки росли?
— На тебя, дед, глядел и удивлялся.
— Ага!.. — протянул он и, в свою очередь, пытливо взглянул на меня. — Ага, ты удивлялся... Понимаю, понимаю. .. — торопливо прибавил он. — Старик, мол, с ума спятил... в будни игру затеял. — Скрестив ноги в пестрядинных портках, он выпрямился. — Это не новость. Нынче весь свет дивится на старого честного работягу Залана. Одно время я было пораспустил вожжи. Что там запираться — ты Заланов знаешь: перед барином врали, перед приказчиком врали, по между собой в серьезном деле — никогда. Да, так вот, начал я осенью запивать. Окон не бил, по зубам тоже никому не съездил, только пил и пил... Швендеру за его самогонку сколько добра перетаскал... не сосчитать. А сосчитаешь, так выйдет, что в пользу Швендера пропил лошадь со всей упряжкой. Ну, было это на удивление всей округе. Пошли сплетни... Юрис, мол, ума лишился. Соседки дело нашли: бегают к Заланам и советы дают. Связать его, дескать, да выпороть или из дому выбросить... Или пусть сбегает старуха к хромой Бабулихе — та заговоренной водички даст...—Дед локтем смахнул несколько бобинок. Дробно простучав по полу, они спугнули кота, устроившегося у его ног. — Скажи ты мне на милость, почему никто не удивлялся, когда я вставал с петухами, а ложился, когда на небо уж месяц взойдет? Почему не удивлялись, когда я в летний полдень канавы копал? А что заработал? Славу «хозяина»? Очень мне эта слава
нужна!.. Всего один домишко есть у меня, да весь век только поспевай крышу чинить... — Старик выщипнул волосок из тощей седой бороденки. — Удивляться можно, да только чего же вы не удивлялись, что старый Залан семьдесят лет всё лапти да постолы носит? Чего не удивлялись: гляди-ка, у старого Залана такой тяжелый воз, а он еще дорогу уступает Шуманам, Тетерам и другим живоглотам? — Он машинально расставлял бобы для следующей партии, не сводя с меня глаз.
— А я тоже удивляюсь. Удивляюсь, долго ли так протянется. То ли бесштанных мало, то ли умников и героев не хватает?
Я насторожился еще давеча, заметив, что старик упомянул восьмичасовом рабочий день. От кого он наслушался? Откуда взял? Словно разгадав мои мысли, бабушка в постели проворчала;
— У Тетера поселился беженец... кузнец- из Сеце или Сунаксте. Вот старик и бегает к нему... Слушай, Юрис. — Приподнявшись на локте, она заговорила громче. — Ты Лапиня больно не тревожь, не отрывай от работы. Ему тоже ведь кормиться надо.
Дед прокашлялся.
- Разве я Лапиню помеха? Пусть отдохнет немного. Может, если бы все мы поменьше суматошились, дело-то спорее шло... Куда ж мне еще ходить? Кто мне ума даст? Возьми Роба — сколько раз он из города приезжал? .. По-французски, по-немецки умеет... а вот в настоящей мудрости, в жизненных делах ни в зуб ногой. Да, парень, кузнец Лапинь совсем простой человек — откуда у него только берется? Не ругал он меня, ни зелья колдовского не давал, а вот посмотри — не пью, не озорничаю. Тебе бы с ним познакомиться, Роб...
Мы продолжали игру. Но я, в иное время смекалистый и ловкий игрок, в этот вечер не выиграл ни одной партии.
И как я мог выиграть, если дед стучал бобами по шашечнице так, что порой казалось — он не бобинку ставит, а на кого-то топором замахивается.
— Дедок, сдаюсь, хватит!
Глава XIV
Прогорклая мука. — «Не стоит дразнить Шумана». — В комнате у Альфонса. — «Да, так было».
Бабушку я никогда не видел такой рассерженной.Оказалось, дед принес заработанную у Шуманов пшеничную муку, а она прогорклая и тухлая. У бабушки слова сыпались, как горох:
— Где твой ум, Юрис, где твоя голова! Таким негодяям позволил себя одурачить! Не мог наклониться да понюхать?
— Ильза, я думал, у них совесть все-таки есть... На весах проверял. Знаю, урвать пару горстей — на это Шуманы мастера, но такого...
Бабушка продолжала:
— Подлецы! Знали ведь, что хотим солдату сухариков послать! Пиебалжцы чертовы! Так служивого человека обокрасть! Пусть бы обманывали, пусть бы обворовывали, только кого? Пусть обманывают старого Задана, пусть с Заланихи снимут последнее платье, а то служивого, солдата! Того, кто кровь за них проливает!
— Тихо, Ильзинь, оставь в покое Пиебалгу! Швендер из Дундаги, а Тетер из Цесвайне. Чем они лучше?
— Солдат утром жив, а вечером, глядишь, пуля в груди. Так обмануть солдата... — Бабушка залилась слезами.
Я обулся и натянул полушубок.
— Завяжи мешок, бабушка. Прогуляюсь к Шуманам. Мать совала в печь хворост и поленья. Не успел я взвалить мешок с мукой на плечо, как она загородила дорогу:
— Никуда ты не пойдешь. Не пущу. Побьют.
— Может, скажешь: «Не стоит дразнить Шумана»? «Не стоит дразнить Шумана» —это изречение как-то раз вылетело из уст матери. Частенько, полушутя, полусерьезно, припоминали ей это. Мать через силу улыбнулась:
— Не потому. Был бы ты покрепче... а когда такой здоровый мужик навалится на тебя...
— Что же делать, мать?
— К таким с пушкой идти надо...
Шуман был в самом деле здоровый мужик. Рыжебородый, плечистый, он сидел у стола и каракулями выводил цифры на шероховатой желтой бумаге. «Наверное, считает, — подумал я, — сколько еще в запасе муки, масла и мяса». Шуманиха, не такая дородная, как муж, но с толстыми, мясистыми губами, толстой шеей и двойным подбородком, пекла блины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107