Никогда! Миша Карпов даже приложил руку к сердцу. А Толя Рипинский добавил: «Исай Исаевич. разрешите открыть вам небольшую тайну. У гимназистов третьего класса гимназии Неруша есть два любимых педагога: первый — вы, второй — Аврелий Ксенофонтович. За вас мы готовы в огонь и в воду... Оба вы до гроба останетесь в наших сердцах».
Все это было сказано чрезвычайно почтительно и серьезно. Возможно, если бы это сказал я, Хорек усмотрел бы в моих словах такое бесстыдство и издевательство, какое только известно людям со времен основания Рима. Но Рипинский был сыном помещика, собиравшегося купить в окрестностях Полоцка новое имение в восемьсот десятин. И Исаю Исаевичу оставалось лишь сложить губы в кислую улыбку.
Однако директор Иван Романович Неруш, хотя он и не явился к нам в класс, должно быть, не был удовлетворен результатами такого следствия. Вообще он не имел обыкновения копаться в подобных делах. Он содержит гимназию, то есть собирает с учеников приличную плату за обучение, арендует солидное здание, содержит швейцара почтенного вида, учителей и классных наставников — так пусть они сами справляются со всеми делами. Но на сей раз он почуял, что Исая Исаевича и латиниста легко провели. Спустя час я получил распоряжение явиться к директору.
Это было необычайное событие: гимназиста вызывали к директору только в исключительных случаях. И вот я впервые переступил порог кабинета могущественного повелителя гимназии.
В меня впились серые глаза директора. Казалось, от этого взгляда вот-вот оторвутся пуговицы на моей рубашке и я попаду в кондуит. К счастью, все пуговицы выдержали; пришел мой черед.
— Скажите, Залан, кто выпачкал лицо Аврелия Ксенофонтовича.
Это было прямое нападение — без всякой психологической подготовки. Однако я уже не был простачком:
— Иван Романович, третий класс вел себя спокойно.
— Послушайте... — директор вдруг засопел, подошел ко мне ближе и взял за пуговицу,— и на вас, очевидно, повлияла эта сказочка?
— Какая сказочка, господин директор?
— Знаю, знаю. Среди вас, гимназистов, господствует такой взгляд: в гимназии Ивана Романовича Неруша можно хоть на голове ходить. Директор добровольно никого не исключит... Послушайте, ведь те крохи счастья, которые выпали вам, ожидают еще пять или шесть таких же, как вы. Да, милый, именно вы обязаны были видеть тех, кто так гнусно ведет себя по отношению к учителям, к истинным попечителям вашим...
Хорошо, что директор говорил так долго — за это время я почувствовал, как милые руки, придавая мне силы, погладили меня по плечу: это были руки матери и бабушки. И я ответил ему тоже с пафосом:
— Видите ли, Иван Романович, я бесконечно благодарен вашей гимназии! Но благодарность — бы сами это знаете — должна соединяться с хорошей успеваемостью в учебе. В классе я забился в угол, чтобы никто не мешал мне. Так как я глубоко чувствую ответственность перед своими покровителями, мне нужно учиться и учиться.
Должно быть, моя длинная тирада утомила директора, а может быть, он понял, что я достойный воспитанник его гимназии и уже научился выкручиваться. Величественным жестом отпустил он меня, сказав, чтобы я поговорил со своим классным наставником Исаем Исаевичем.
Мне снова пришлось извиваться. Наконец Хорек, желая соблазнить меня, сказал:
— Знаете, друг мой, я целиком согласен с вашими доводами — вам действительно надо много учиться. Но все же при желании вы, без лишнего напряжения, уловите такие явления... такие нежелательные явления среди своих товарищей, которые должны быть вырваны с корнем... И тогда мы с вами будем беседовать время от времени... наедине... Гарантирую вам полное сохранение нашей маленькой тайны...
Я покраснел, как вареный рак. Ах так, я должен стать доносчиком? Нет, никогда! Никогда! С большим трудом я овладел собой и не сказал грубости, за которую мне был бы обеспечен кондуит. Я вежливо ответил свое-. му классному наставнику:
— Исай Исаевич, я очень люблю ваши уроки... особенно литератору. Мы еше так мало прошли... но я уже прочел большую часть хрестоматии. Мне кажется, Исай Исаевич, ни один писатель не поощряет тех, кто рассказывает что-нибудь о своих товарищах...
Я бросил взгляд на левую ногу Исая Исаевича Остро-ухова; мы подметили: если нога не дергалась, значит, наш наставник способен поступить по-человечески.
К счастью, нога не дергалась. Учитель кивнул мне головой — это означало, что могу идти.
Глава X
«Форточка, как у интеллигентов». — Трехглазый Горный Орел и Отец Зеленой Лягушки — Автомобиль, бандит и помещичий сын.
Домой я тащился, словно побитый. Длинная прогулка меня утомила чем дальше шел и думал, тем больше волновался и пылал возмущением. Нет и не было на свете справедливости! Но, когда пришел домой, мне уже некогда было негодовать и терзаться: нужно было скорей садиться за книги, пока не вернулись Мироновы — отец и сын, работающие на кожевенном заводе на набережной Двины. С их приходом за тонкой перегородкой начинался громкий разговор, поднимался смех и шум.
Я старался поскорее приготовить уроки, чтобы потом приняться за чтение взятых из библиотеки книг. Читал все, что попадало под руку: Гоголя, Пушкина, Некрасова, Майн Рида, Жюля Верна, Фенимора Купера... Читал— вернее, глотал книги, как голодный, добравшийся до толстого ломтя хлеба.
У меня в комнате была форточка. Когда мы с дядей Дависом торговались из-за платы, хозяйка гордо сказала. «Я бы уступила копеек двадцать, но взгляните на это стекло, склеенное посредине замазкой — ведь это форточка, как у всех интеллигентных людей». Возражать не приходилось, но беда в том, что напротив форточки находились мусорные ящики, курятники и голубятни, куча битого стекла, старых консервных банок и всякого другого хлама. Поэтому воздух, проникавший со
двора, никак нельзя было назвать приятным. Все же время от времени я открывал форточку, особенно когда накрапывал дождик.Вечером я сидел у открытой форточки, а мои мысли витали далеко отсюда — в обширных южноамериканских прериях, там, где буйволы, индейцы и ревущие потоки. Вдруг — трах! Горошина больно ударила меня по лбу.
Я вскочил на ноги. На крыше одного из сарайчиков сидел маленький круглолицый гимназист и снова целился в меня из рогатки. Я тотчас бросился во двор и, издав воинственный клич дикаря, схватил камень, чтобы метнуть его во врага: вот переломаю ноги этому всаднику на курятнике! Как он осмелился тревожить меня в моей собственной крепости!
Но круглолицый нисколько не расстроился, он радостно смеялся, созерцая мой лоб:
— Смотри, вот здорово выучился стрелять! Прямо в цель.
— Ты, никак, спятил? Чуть не вышиб мне глаз!
— Пустяки, Отец Зеленой Лягушки!—ответил он важно. — Я теперь сумею на расстоянии тридцати шагов сбить воробья!
Это был воспитанник Александровской казенной гимназии, сын мелкого домовладельца, Егорушка. Вскоре мы уже вместе лазили по крышам сарайчиков.
Егорушка был неплохой парень, но единственно полезными он признавал книги об индейцах, мексиканцах, бледнолицых охотниках и следопытах. Он упорно называл меня Отцом Зеленой Лягушки, сердился и не хотел разговаривать со мной, когда я забывал назвать его Трехглазым Горным Орлом.
Выслушав рассказ о моих злоключениях, Трехглазый Горный Орел пожал мне руку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Все это было сказано чрезвычайно почтительно и серьезно. Возможно, если бы это сказал я, Хорек усмотрел бы в моих словах такое бесстыдство и издевательство, какое только известно людям со времен основания Рима. Но Рипинский был сыном помещика, собиравшегося купить в окрестностях Полоцка новое имение в восемьсот десятин. И Исаю Исаевичу оставалось лишь сложить губы в кислую улыбку.
Однако директор Иван Романович Неруш, хотя он и не явился к нам в класс, должно быть, не был удовлетворен результатами такого следствия. Вообще он не имел обыкновения копаться в подобных делах. Он содержит гимназию, то есть собирает с учеников приличную плату за обучение, арендует солидное здание, содержит швейцара почтенного вида, учителей и классных наставников — так пусть они сами справляются со всеми делами. Но на сей раз он почуял, что Исая Исаевича и латиниста легко провели. Спустя час я получил распоряжение явиться к директору.
Это было необычайное событие: гимназиста вызывали к директору только в исключительных случаях. И вот я впервые переступил порог кабинета могущественного повелителя гимназии.
В меня впились серые глаза директора. Казалось, от этого взгляда вот-вот оторвутся пуговицы на моей рубашке и я попаду в кондуит. К счастью, все пуговицы выдержали; пришел мой черед.
— Скажите, Залан, кто выпачкал лицо Аврелия Ксенофонтовича.
Это было прямое нападение — без всякой психологической подготовки. Однако я уже не был простачком:
— Иван Романович, третий класс вел себя спокойно.
— Послушайте... — директор вдруг засопел, подошел ко мне ближе и взял за пуговицу,— и на вас, очевидно, повлияла эта сказочка?
— Какая сказочка, господин директор?
— Знаю, знаю. Среди вас, гимназистов, господствует такой взгляд: в гимназии Ивана Романовича Неруша можно хоть на голове ходить. Директор добровольно никого не исключит... Послушайте, ведь те крохи счастья, которые выпали вам, ожидают еще пять или шесть таких же, как вы. Да, милый, именно вы обязаны были видеть тех, кто так гнусно ведет себя по отношению к учителям, к истинным попечителям вашим...
Хорошо, что директор говорил так долго — за это время я почувствовал, как милые руки, придавая мне силы, погладили меня по плечу: это были руки матери и бабушки. И я ответил ему тоже с пафосом:
— Видите ли, Иван Романович, я бесконечно благодарен вашей гимназии! Но благодарность — бы сами это знаете — должна соединяться с хорошей успеваемостью в учебе. В классе я забился в угол, чтобы никто не мешал мне. Так как я глубоко чувствую ответственность перед своими покровителями, мне нужно учиться и учиться.
Должно быть, моя длинная тирада утомила директора, а может быть, он понял, что я достойный воспитанник его гимназии и уже научился выкручиваться. Величественным жестом отпустил он меня, сказав, чтобы я поговорил со своим классным наставником Исаем Исаевичем.
Мне снова пришлось извиваться. Наконец Хорек, желая соблазнить меня, сказал:
— Знаете, друг мой, я целиком согласен с вашими доводами — вам действительно надо много учиться. Но все же при желании вы, без лишнего напряжения, уловите такие явления... такие нежелательные явления среди своих товарищей, которые должны быть вырваны с корнем... И тогда мы с вами будем беседовать время от времени... наедине... Гарантирую вам полное сохранение нашей маленькой тайны...
Я покраснел, как вареный рак. Ах так, я должен стать доносчиком? Нет, никогда! Никогда! С большим трудом я овладел собой и не сказал грубости, за которую мне был бы обеспечен кондуит. Я вежливо ответил свое-. му классному наставнику:
— Исай Исаевич, я очень люблю ваши уроки... особенно литератору. Мы еше так мало прошли... но я уже прочел большую часть хрестоматии. Мне кажется, Исай Исаевич, ни один писатель не поощряет тех, кто рассказывает что-нибудь о своих товарищах...
Я бросил взгляд на левую ногу Исая Исаевича Остро-ухова; мы подметили: если нога не дергалась, значит, наш наставник способен поступить по-человечески.
К счастью, нога не дергалась. Учитель кивнул мне головой — это означало, что могу идти.
Глава X
«Форточка, как у интеллигентов». — Трехглазый Горный Орел и Отец Зеленой Лягушки — Автомобиль, бандит и помещичий сын.
Домой я тащился, словно побитый. Длинная прогулка меня утомила чем дальше шел и думал, тем больше волновался и пылал возмущением. Нет и не было на свете справедливости! Но, когда пришел домой, мне уже некогда было негодовать и терзаться: нужно было скорей садиться за книги, пока не вернулись Мироновы — отец и сын, работающие на кожевенном заводе на набережной Двины. С их приходом за тонкой перегородкой начинался громкий разговор, поднимался смех и шум.
Я старался поскорее приготовить уроки, чтобы потом приняться за чтение взятых из библиотеки книг. Читал все, что попадало под руку: Гоголя, Пушкина, Некрасова, Майн Рида, Жюля Верна, Фенимора Купера... Читал— вернее, глотал книги, как голодный, добравшийся до толстого ломтя хлеба.
У меня в комнате была форточка. Когда мы с дядей Дависом торговались из-за платы, хозяйка гордо сказала. «Я бы уступила копеек двадцать, но взгляните на это стекло, склеенное посредине замазкой — ведь это форточка, как у всех интеллигентных людей». Возражать не приходилось, но беда в том, что напротив форточки находились мусорные ящики, курятники и голубятни, куча битого стекла, старых консервных банок и всякого другого хлама. Поэтому воздух, проникавший со
двора, никак нельзя было назвать приятным. Все же время от времени я открывал форточку, особенно когда накрапывал дождик.Вечером я сидел у открытой форточки, а мои мысли витали далеко отсюда — в обширных южноамериканских прериях, там, где буйволы, индейцы и ревущие потоки. Вдруг — трах! Горошина больно ударила меня по лбу.
Я вскочил на ноги. На крыше одного из сарайчиков сидел маленький круглолицый гимназист и снова целился в меня из рогатки. Я тотчас бросился во двор и, издав воинственный клич дикаря, схватил камень, чтобы метнуть его во врага: вот переломаю ноги этому всаднику на курятнике! Как он осмелился тревожить меня в моей собственной крепости!
Но круглолицый нисколько не расстроился, он радостно смеялся, созерцая мой лоб:
— Смотри, вот здорово выучился стрелять! Прямо в цель.
— Ты, никак, спятил? Чуть не вышиб мне глаз!
— Пустяки, Отец Зеленой Лягушки!—ответил он важно. — Я теперь сумею на расстоянии тридцати шагов сбить воробья!
Это был воспитанник Александровской казенной гимназии, сын мелкого домовладельца, Егорушка. Вскоре мы уже вместе лазили по крышам сарайчиков.
Егорушка был неплохой парень, но единственно полезными он признавал книги об индейцах, мексиканцах, бледнолицых охотниках и следопытах. Он упорно называл меня Отцом Зеленой Лягушки, сердился и не хотел разговаривать со мной, когда я забывал назвать его Трехглазым Горным Орлом.
Выслушав рассказ о моих злоключениях, Трехглазый Горный Орел пожал мне руку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107