Становилось ясно, что мастерство именно в том, чтобы въезжать в амбар, а выезжать задним ходом...
Сегодня утром вышло неважно. Потому что Сильвия наблюдала за ним. Он вдруг ощутил ее присутствие. Обычно Реджинальд сначала выводил автомобиль из амбара, разворачивался и шел поцеловать Сильвию на прощанье. Таким образом, он представал перед ней в наилучшем виде. Во всяком случае, у нее было больше возможностей увидеть его в наилучшем виде. Реджинальд правда, мог по рассеянности, выходя из машины, заглушить мотор и, забыв об этом, пытаться стронуться с места, мог... да мало ли что еще он мог сделать. Но ехать по дурацки задом ему бы уже не пришлось.
Он вылез из машины.
– Я пришел попрощаться.
– Хочешь, я отвезу тебя, – сказала Сильвия задумчиво.
– Правда? Но тогда тебе придется и встретить меня. Ты не устанешь?
Но Сильвия уже сидела за рулем.
– Такой чудесный день, – сказала она в объяснение.
С милю идет частная дорога но с правом проезда, а на расстоянии двух третей мили, в коттедже, куда можно доехать в один момент, живет миссис Эдвардс (мать, а не жена Эдвардса). Миссис Эдварде не встает с постели, но она наверняка скажет Эдвардсу, когда тот вернется вечером домой: “Знаешь, она сегодня куда-то ездила”. Любопытно, любопытно. Переключая скорости, Реджинальд старается действовать как можно осторожнее, но в результате извлекает из мотора неистовый грохот такой силы, что готов дернуть рычаг обратно. Сильвия переключает скорости задумчиво, ее мысли блуждают где-то далеко, взгляд устремлен на дорогу впереди – нет, не на дорогу, думает Реджинальд, наблюдая за ней; на самый дальний конец дороги, туда, где она достигает звезд, или в собственный ее мир, куда никому нет доступа.
Они успевают к поезду (одиннадцать ноль три), который, если бы Реджинальд был один, разумеется, оказался бы воскресным, но сейчас не может разочаровать Сильвию, приехавшую специально посмотреть на него. “Вот я, Сильвия. Я заслышал за пять миль, как ты ведешь машину, тихо, без грохота, который устраивает Реджинальд, и вот, смазав колеса, я спешу тебе навстречу”.
Поезд ждет разочарование, думает Реджинальд. Сильвия не поедет.
– До свидания, дорогая. Спасибо, что отвезла меня.
– До свидания.
– Я вернусь поездом три десять, значит, в четыре сорок пять буду здесь.
Теперь-то три десять обязательно остановится в Литтл Моллинге. Иначе он вполне мог бы проскочить без остановки до Бердона. Возможно, думает Реджинальд, для верности надо бы и на вокзале Виктория сказать небрежно, но громко, что Сильвия будет встречать его. Тогда можно быть совсем спокойным.
Он снова целует ее. Поезд отправляется в путь, разочарованный, разумеется, тем, что Сильвия осталась на платформе, но покорный. Реджинальд машет рукою, затем переходит к другому окну, откуда можно наблюдать, как Сильвия проезжает по мосту над путями... и видит, как Сильвия проезжает по мосту; спокойная, далекая, удивительно красивая.
II
Сегодня утром у Реджинальда была тайна от жены. У него часто бывали тайны от нее, можно сказать, у него всегда были тайны, которые и оставались тайнами, даже если он рассказывал о них, поскольку он не мог по-настоящему разделить их с ней. Иногда она казалась ему ребенком, не вполне развившимся, с которым невозможно общаться... а иногда он думал, что это он ребенок, а она – мать, исполненная неизреченной мудрости, постичь которую ему не дано.
Сегодняшняя тайна состояла в следующем. Он собирался подстричься, в самом деле собирался, на этот раз он ехал с радостью, даже в некотором возбуждении, поскольку хотел взглянуть, что делается в Лондоне в связи с появлением “Вьюнка”. Ведь мистер Памп уже объявил, что печатается Третий, Расширенный Тираж. Не может быть, казалось Реджинальду, чтобы в Лондоне появилось объявление, что печатается Третий, Расширенный Тираж “Вьюнка”, написанного Реджинальдом Уэллардом, а во всем городе никто не подозревал о существовании человека с такой фамилией. Конечно, он не ждал, что люди будут приветствовать его на вокзале Виктория или показывать друг другу на Пиккадилли; но в нем теплилась надежда, что в его клубе кто-либо из обедающих слышал о книге, даже если и не читал ее. “Вы не в родстве, – прозвучал бы вдруг вопрос, – с неким Уэллардом, написавшим недавно книжку?” В Лондоне, удивительном Лондоне, вопрос может быть задан в такой форме. В деревне же просто спрашивают, если вы цитируете “Ликида”: “А этот Мильтон не родственник нашим Мильтонам из Хаммерпондса?”
Было шестое мая, чудесный день, в самый раз для прогулок. Реджинальд собирался пройти через Сент-Джеймский парк на Пэлл-Мэлл. Он отдал свой билет и направился к книжному киоску, на всякий случай; разумеется, это чепуха, ведь всем известно, что у них в продаже один Эдгар Уоллес. Однако... внезапно его охватило смущение, волосы стали дыбом, потому что шум всего вокзала, голоса пассажиров, носильщиков, машинистов, киоскеров и полицейских слились в один восторженный вопль: “Уэллард! Это Уэллард!”
“Ваше высочество, это Уэллард, – воскликнул начальник железной дороги, обращаясь к принцу Уэльскому, следуя, со шляпой в руке, за Его королевским высочеством мимо книжного киоска. – Вот он, сэр. Листает собственную книгу под названием “Вьюнок”.
“Уэллард! – прокричал носильщик глуховатой старой даме, за которой нес клетку с попугаем. – Автор “Вьюнка”. Вон стоит. Свою книжку читает”.
“Посмотри, вот какой он из себя! – проверещала одна школьница другой. – Вот каков собой Уэллард!”
И вдруг снова весь вокзал хором воскликнул: “Уэллард!” – и палец каждого указывал на него...
Или нет?
Взволнованный, Реджинальд потупился и покрутил головой. Взволнованно окинул взглядом стоявшую рядом женщину – от ступней до колен (безобразные колени), от колен до талии, от талии до шеи, до глаз. Глаза не замечали его. Они не отрывались от номера “Скетча”, колыхавшегося у него над головой. Глаза других также были безразличны. Никто не смотрел на него. Никто не говорил о нем. Никто не слышал о нем. Он был один, на необитаемом острове, со своим “Вьюнком”, которого никто, кроме него, не читал и не прочтет.
Но это тоже чепуха. Мистер Памп объявил Третий, Расширенный Тираж. Неужели мистер Памп лжет? Не может быть.
Киоскер обратил на него внимание.
– Вот эта книга прекрасно читается, сэр, – говорит он, протягивая между тем кому-то справа одиннадцать пенсов сдачи.
– Правда? – спрашивает Реджинальд, пытаясь скрыть волнение. – Хорошо раскупается?
– Очень неплохо... четыре шиллинга и шесть пенсов, – добавляет он, отдавая четыре пенса сдачи кому-то слева.
Как быть, размышляет он, если я сейчас повернусь и уйду, не купив “Вьюнка”, что подумает продавец? Что торговать этим Уэллардом безнадежно. Люди просматривают книгу, а затем покупают карманную расческу. Уж лучше Уоллес, на него всегда спрос. Но если я куплю “Вьюнок”... Я должен купить. Будущее “Вьюнка” зависит от этой минуты.
– Хорошо, попробую, – говорит Реджинальд, протягивая три монеты по полкроны. – На вид ничего себе.
– Благодарю вас, сэр. Завернуть вам книжку?
– Нет, спасибо.
Реджинальд собирается уйти.
– ... и пять будет шесть, и шесть, получится шиллинг, – рассчитывается продавец с новым покупателем, и Реджинальд, с сожалением поняв, что разговор о “Вьюнке” закончен, уходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Сегодня утром вышло неважно. Потому что Сильвия наблюдала за ним. Он вдруг ощутил ее присутствие. Обычно Реджинальд сначала выводил автомобиль из амбара, разворачивался и шел поцеловать Сильвию на прощанье. Таким образом, он представал перед ней в наилучшем виде. Во всяком случае, у нее было больше возможностей увидеть его в наилучшем виде. Реджинальд правда, мог по рассеянности, выходя из машины, заглушить мотор и, забыв об этом, пытаться стронуться с места, мог... да мало ли что еще он мог сделать. Но ехать по дурацки задом ему бы уже не пришлось.
Он вылез из машины.
– Я пришел попрощаться.
– Хочешь, я отвезу тебя, – сказала Сильвия задумчиво.
– Правда? Но тогда тебе придется и встретить меня. Ты не устанешь?
Но Сильвия уже сидела за рулем.
– Такой чудесный день, – сказала она в объяснение.
С милю идет частная дорога но с правом проезда, а на расстоянии двух третей мили, в коттедже, куда можно доехать в один момент, живет миссис Эдвардс (мать, а не жена Эдвардса). Миссис Эдварде не встает с постели, но она наверняка скажет Эдвардсу, когда тот вернется вечером домой: “Знаешь, она сегодня куда-то ездила”. Любопытно, любопытно. Переключая скорости, Реджинальд старается действовать как можно осторожнее, но в результате извлекает из мотора неистовый грохот такой силы, что готов дернуть рычаг обратно. Сильвия переключает скорости задумчиво, ее мысли блуждают где-то далеко, взгляд устремлен на дорогу впереди – нет, не на дорогу, думает Реджинальд, наблюдая за ней; на самый дальний конец дороги, туда, где она достигает звезд, или в собственный ее мир, куда никому нет доступа.
Они успевают к поезду (одиннадцать ноль три), который, если бы Реджинальд был один, разумеется, оказался бы воскресным, но сейчас не может разочаровать Сильвию, приехавшую специально посмотреть на него. “Вот я, Сильвия. Я заслышал за пять миль, как ты ведешь машину, тихо, без грохота, который устраивает Реджинальд, и вот, смазав колеса, я спешу тебе навстречу”.
Поезд ждет разочарование, думает Реджинальд. Сильвия не поедет.
– До свидания, дорогая. Спасибо, что отвезла меня.
– До свидания.
– Я вернусь поездом три десять, значит, в четыре сорок пять буду здесь.
Теперь-то три десять обязательно остановится в Литтл Моллинге. Иначе он вполне мог бы проскочить без остановки до Бердона. Возможно, думает Реджинальд, для верности надо бы и на вокзале Виктория сказать небрежно, но громко, что Сильвия будет встречать его. Тогда можно быть совсем спокойным.
Он снова целует ее. Поезд отправляется в путь, разочарованный, разумеется, тем, что Сильвия осталась на платформе, но покорный. Реджинальд машет рукою, затем переходит к другому окну, откуда можно наблюдать, как Сильвия проезжает по мосту над путями... и видит, как Сильвия проезжает по мосту; спокойная, далекая, удивительно красивая.
II
Сегодня утром у Реджинальда была тайна от жены. У него часто бывали тайны от нее, можно сказать, у него всегда были тайны, которые и оставались тайнами, даже если он рассказывал о них, поскольку он не мог по-настоящему разделить их с ней. Иногда она казалась ему ребенком, не вполне развившимся, с которым невозможно общаться... а иногда он думал, что это он ребенок, а она – мать, исполненная неизреченной мудрости, постичь которую ему не дано.
Сегодняшняя тайна состояла в следующем. Он собирался подстричься, в самом деле собирался, на этот раз он ехал с радостью, даже в некотором возбуждении, поскольку хотел взглянуть, что делается в Лондоне в связи с появлением “Вьюнка”. Ведь мистер Памп уже объявил, что печатается Третий, Расширенный Тираж. Не может быть, казалось Реджинальду, чтобы в Лондоне появилось объявление, что печатается Третий, Расширенный Тираж “Вьюнка”, написанного Реджинальдом Уэллардом, а во всем городе никто не подозревал о существовании человека с такой фамилией. Конечно, он не ждал, что люди будут приветствовать его на вокзале Виктория или показывать друг другу на Пиккадилли; но в нем теплилась надежда, что в его клубе кто-либо из обедающих слышал о книге, даже если и не читал ее. “Вы не в родстве, – прозвучал бы вдруг вопрос, – с неким Уэллардом, написавшим недавно книжку?” В Лондоне, удивительном Лондоне, вопрос может быть задан в такой форме. В деревне же просто спрашивают, если вы цитируете “Ликида”: “А этот Мильтон не родственник нашим Мильтонам из Хаммерпондса?”
Было шестое мая, чудесный день, в самый раз для прогулок. Реджинальд собирался пройти через Сент-Джеймский парк на Пэлл-Мэлл. Он отдал свой билет и направился к книжному киоску, на всякий случай; разумеется, это чепуха, ведь всем известно, что у них в продаже один Эдгар Уоллес. Однако... внезапно его охватило смущение, волосы стали дыбом, потому что шум всего вокзала, голоса пассажиров, носильщиков, машинистов, киоскеров и полицейских слились в один восторженный вопль: “Уэллард! Это Уэллард!”
“Ваше высочество, это Уэллард, – воскликнул начальник железной дороги, обращаясь к принцу Уэльскому, следуя, со шляпой в руке, за Его королевским высочеством мимо книжного киоска. – Вот он, сэр. Листает собственную книгу под названием “Вьюнок”.
“Уэллард! – прокричал носильщик глуховатой старой даме, за которой нес клетку с попугаем. – Автор “Вьюнка”. Вон стоит. Свою книжку читает”.
“Посмотри, вот какой он из себя! – проверещала одна школьница другой. – Вот каков собой Уэллард!”
И вдруг снова весь вокзал хором воскликнул: “Уэллард!” – и палец каждого указывал на него...
Или нет?
Взволнованный, Реджинальд потупился и покрутил головой. Взволнованно окинул взглядом стоявшую рядом женщину – от ступней до колен (безобразные колени), от колен до талии, от талии до шеи, до глаз. Глаза не замечали его. Они не отрывались от номера “Скетча”, колыхавшегося у него над головой. Глаза других также были безразличны. Никто не смотрел на него. Никто не говорил о нем. Никто не слышал о нем. Он был один, на необитаемом острове, со своим “Вьюнком”, которого никто, кроме него, не читал и не прочтет.
Но это тоже чепуха. Мистер Памп объявил Третий, Расширенный Тираж. Неужели мистер Памп лжет? Не может быть.
Киоскер обратил на него внимание.
– Вот эта книга прекрасно читается, сэр, – говорит он, протягивая между тем кому-то справа одиннадцать пенсов сдачи.
– Правда? – спрашивает Реджинальд, пытаясь скрыть волнение. – Хорошо раскупается?
– Очень неплохо... четыре шиллинга и шесть пенсов, – добавляет он, отдавая четыре пенса сдачи кому-то слева.
Как быть, размышляет он, если я сейчас повернусь и уйду, не купив “Вьюнка”, что подумает продавец? Что торговать этим Уэллардом безнадежно. Люди просматривают книгу, а затем покупают карманную расческу. Уж лучше Уоллес, на него всегда спрос. Но если я куплю “Вьюнок”... Я должен купить. Будущее “Вьюнка” зависит от этой минуты.
– Хорошо, попробую, – говорит Реджинальд, протягивая три монеты по полкроны. – На вид ничего себе.
– Благодарю вас, сэр. Завернуть вам книжку?
– Нет, спасибо.
Реджинальд собирается уйти.
– ... и пять будет шесть, и шесть, получится шиллинг, – рассчитывается продавец с новым покупателем, и Реджинальд, с сожалением поняв, что разговор о “Вьюнке” закончен, уходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65