Кэнсукэ равнодушно принял чашечку и выпил.
"Ну почему?", - подумала Эцуко. Она смотрела на Кэнсукэ, ее мысли путались. - "Почему Кэнсукэ принял из его рук это сакэ? Ведь он только что дурно говорил о нем. Если он просто хотел выпить, то в этом нет ничего странного. Так ведь он не хотел! Это было видно по его лицу. Ясно! Он сделал это в насмешку - в насмешку над человеком, который не догадывается, что над ним смеются за его спиной. Фу, какое бесстыдство! Что за радость похихикать исподтишка? Создаст же Бог таких людей ради глупых забав".
Затем чашку сакэ приняла Тиэко - вслед за мужем, по его примеру.
Эцуко отказалась. Ее отказ выпить сакэ за компанию дал еще один повод для разговоров о ней как о заносчивой женщине.
Этот день оставил у нее приятное впечатление от семейного общения, во всяком случае, Эцуко не находила повода для недовольства. Во-первых, она была удовлетворена внешне бесстрастными отношениями между собой и Якити они научились не выказывать превосходного настроения, сохраняя бесстрастное выражение лица. Во-вторых, она была довольна Сабуро - он не поддерживал застольного разговора, был скучным, помалкивал все время. В-третьих, ее устраивала сдержанность Асако, материнская заботливость которой не была слишком назойлива. В конце концов, даже Кэнсукэ и его жена, которые прятали свою враждебность под маской доброжелательности, не вызывали в ней неприязни.
Нобуко облокотилась на колено Эцуко, в руке которой были полевые цветы.
- Как называются цветы, тетя Эцуко? - спросила она. Эцуко не знала, поэтому обратилась к Сабуро. Сабуро мельком взглянул на цветы и вернул их.
- Это воробейник, - сказал он.
Эцуко удивилась не странному названию цветов, а тому, как быстро он вернул ей букет. Чуткая на слух Тиэко вмешалась в разговор: "Этот парень только делает вид, что ничего не знает, а на самом деле он знает многое! Ну-ка, спой песню Тэнри! Вы будете восхищены, он прекрасно все помнит".
Сабуро опустил голову, покраснел.
- Пожалуйста, спой! Что ты стесняешься? Спой же! - настаивала Тиэко, протягивая ему яйцо, сваренное вкрутую. - Смотри, возьми вот это. Спой для нас!
Сабуро взглянул на зажатое в руке яйцо. Колечко с дешевеньким камнем сверкнуло на ее пальце. В его черных, как у щенка, глазах отразился солнечный луч.
- Не надо мне яйца. А песню спою, - сказал он и смущенно улыбнулся.
- Вот это - "Если взором окинуть весь мир...", - сказала Тиэко.
- А, "Если взором окинуть весь мир"?
Его лицо стало серьезным. Взгляд устремился вдаль - туда, где находилась деревня. Сабуро декламировал литанию секты Тэнри, словно зачитывал императорский указ.
Я взором окинул мир тысячелетний,
ускользающий за линию горизонта.
Ни одна душа не знает, что произойдет дальше.
Кто поведает мне о том, что станет с этим миром?
Никто не знает, в чьем слове откроется истина.
Когда Господь откроется нашему взору,
Он поведает нам о самых простых вещах.
- Во время войны это было под запретом, - сказал Якити. - Первые три стиха звучат так, словно в них заключается все Его таинство. По логике мысли, во всяком случае. Вот почему, я думаю, информационное агентство не транслировало эту песню, - многозначительно заключил он.
Ничего интересного в этот день - в день их семейной вылазки в горы не произошло.
Через неделю Сабуро взял три дня отпуска. Он брал их ежегодно в апреле, чтобы поехать в Тэнри для участия в фестивале, который проводился двадцать шестого числа. Там он собирался встретиться со своей матерью обычно они останавливались в одной гостинице, а потом совершали паломничество в Главный храм Национальной Церкви.
Эцуко никогда не бывала в Тэнри, где стоял величественный храм, воздвигнутый на пожертвования прихожан и верующих со всей страны. Эта помощь называлась "кипарисовой верой". В центре храма помещается алтарь. Его называют чудесным. Рассказывают, что в последний день мира на него должна упасть небесная манна; если это будет зимой, то она упадет в виде снежных хлопьев, словно сноп солнечных лучей через окна на крыше храма, кружась и танцуя на ветру.
В словах "Кипарисовая вера" ясно слышатся звуки молитвы, радость труда, ощущается запах свежего дерева. Есть предание о старце, который, будучи не в силах выполнять тяжелую работу, помогал тем, что переносил землю в носовом платочке.
"Ну, хватит об этом... За эти три коротких дня, пока не было Сабуро, во мне вызрело какое-то новое чувство, вызванное его отсутствием. Словно садовник, который после долгих трудов и забот испытывает радость, когда берет в ладони персик, наслаждаясь его тяжестью, я ощутила, как налились тяжестью его руки, когда Сабуро отправился в отпуск, - эта тяжесть была сладостной. Сказать, что мне было одиноко в эти три дня, значить солгать. Чувство, вызванное его отсутствием, было похоже на что-то тяжелое и ароматное. Это было наслаждение! Повсюду в доме, куда бы я ни заходила - в сад, на кухню, в мастерскую, в его спальню, - я везде ощущала его присутствие".
На окне спальни Сабуро проветривалось одеяло. Оно было из хлопчатобумажной ткани - тонкое, темно-синего цвета. Эцуко отправилась в конец огорода за китайской капустой и кунжутом для ужина. Окно спальни Сабуро выходило на юго-запад. После полудня в него заглядывало солнце, лучи проникали во все уголки комнаты. В глубине можно было видеть рваные фусума16. Эцуко не решалась подойти ближе, чтобы взглянуть вовнутрь. Ее внимание привлек тонкий аромат, струящийся в лучах заходящего солнца - это был запах щенка, растянувшегося во сне на солнцепеке. Несколько мгновений она рассматривала потертые и засаленные места, источавшие запах его кожи. Она брезгливо прикоснулась пальцем к одеялу - словно это было какое-то животное. Ткань, вздувшаяся от нагретого воздуха, податливо приняла ее прикосновение. Эцуко отпрянула. Она медленно спустилась по каменным ступеням, под тенью дубов в сторону поля...
* * *
Наконец Эцуко вновь погрузилась в сон - желанный и сладостный.
ГЛАВА III
Опустело гнездо ласточек. Кажется, ещё вчера они кружили около него.
Комната Кэнсукэ и его жены, расположенная на втором этаже, выходила окнами на восток и юг. Летом они любовались из восточного окна семейством ласточек, устроившим гнездо под навесом входной двери.
Эцуко зашла к ним, чтобы вернуть книгу.
- Что, ласточки уже улетели? - спросила она, глядя в окно.
- Ага. Раз ты здесь, посмотри - там вдали Осакский Замок! Летом его почти все время скрывает туман, - сказал Кэнсукэ, лежа в постели с книгой. Он отложил её в сторону обложкой вверх, затем широко отворил южное окно и пальцем указал на линию горизонта в юго-восточной стороне.
Когда смотришь отсюда на замок, то теряешься в догадках - возведён ли он на земле или парит в воздухе? Он словно бы не касается земли, плывёт... В ясную погоду, когда воздух прозрачен, чудится, будто дух замка покидает каменное тело, приподнимается на цыпочки, чтобы оглядеться во все четыре стороны света: не видно ли чего-нибудь вдалеке? В глазах Эцуко главная башня Осакского Замка своими призрачными очертаниями напоминала остров.
"Там, наверное, никто не живёт, - думала она. - Возможно, что настанет время, когда в пыльных комнатах этого замка поселится гость".
Мысль о том, что в замке никто не живёт, нравилась ей. Ведь отправить туда кого-нибудь, даже мысленно, было бы слишком жестоко, а Эцуко так хотелось, чтобы все были счастливы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
"Ну почему?", - подумала Эцуко. Она смотрела на Кэнсукэ, ее мысли путались. - "Почему Кэнсукэ принял из его рук это сакэ? Ведь он только что дурно говорил о нем. Если он просто хотел выпить, то в этом нет ничего странного. Так ведь он не хотел! Это было видно по его лицу. Ясно! Он сделал это в насмешку - в насмешку над человеком, который не догадывается, что над ним смеются за его спиной. Фу, какое бесстыдство! Что за радость похихикать исподтишка? Создаст же Бог таких людей ради глупых забав".
Затем чашку сакэ приняла Тиэко - вслед за мужем, по его примеру.
Эцуко отказалась. Ее отказ выпить сакэ за компанию дал еще один повод для разговоров о ней как о заносчивой женщине.
Этот день оставил у нее приятное впечатление от семейного общения, во всяком случае, Эцуко не находила повода для недовольства. Во-первых, она была удовлетворена внешне бесстрастными отношениями между собой и Якити они научились не выказывать превосходного настроения, сохраняя бесстрастное выражение лица. Во-вторых, она была довольна Сабуро - он не поддерживал застольного разговора, был скучным, помалкивал все время. В-третьих, ее устраивала сдержанность Асако, материнская заботливость которой не была слишком назойлива. В конце концов, даже Кэнсукэ и его жена, которые прятали свою враждебность под маской доброжелательности, не вызывали в ней неприязни.
Нобуко облокотилась на колено Эцуко, в руке которой были полевые цветы.
- Как называются цветы, тетя Эцуко? - спросила она. Эцуко не знала, поэтому обратилась к Сабуро. Сабуро мельком взглянул на цветы и вернул их.
- Это воробейник, - сказал он.
Эцуко удивилась не странному названию цветов, а тому, как быстро он вернул ей букет. Чуткая на слух Тиэко вмешалась в разговор: "Этот парень только делает вид, что ничего не знает, а на самом деле он знает многое! Ну-ка, спой песню Тэнри! Вы будете восхищены, он прекрасно все помнит".
Сабуро опустил голову, покраснел.
- Пожалуйста, спой! Что ты стесняешься? Спой же! - настаивала Тиэко, протягивая ему яйцо, сваренное вкрутую. - Смотри, возьми вот это. Спой для нас!
Сабуро взглянул на зажатое в руке яйцо. Колечко с дешевеньким камнем сверкнуло на ее пальце. В его черных, как у щенка, глазах отразился солнечный луч.
- Не надо мне яйца. А песню спою, - сказал он и смущенно улыбнулся.
- Вот это - "Если взором окинуть весь мир...", - сказала Тиэко.
- А, "Если взором окинуть весь мир"?
Его лицо стало серьезным. Взгляд устремился вдаль - туда, где находилась деревня. Сабуро декламировал литанию секты Тэнри, словно зачитывал императорский указ.
Я взором окинул мир тысячелетний,
ускользающий за линию горизонта.
Ни одна душа не знает, что произойдет дальше.
Кто поведает мне о том, что станет с этим миром?
Никто не знает, в чьем слове откроется истина.
Когда Господь откроется нашему взору,
Он поведает нам о самых простых вещах.
- Во время войны это было под запретом, - сказал Якити. - Первые три стиха звучат так, словно в них заключается все Его таинство. По логике мысли, во всяком случае. Вот почему, я думаю, информационное агентство не транслировало эту песню, - многозначительно заключил он.
Ничего интересного в этот день - в день их семейной вылазки в горы не произошло.
Через неделю Сабуро взял три дня отпуска. Он брал их ежегодно в апреле, чтобы поехать в Тэнри для участия в фестивале, который проводился двадцать шестого числа. Там он собирался встретиться со своей матерью обычно они останавливались в одной гостинице, а потом совершали паломничество в Главный храм Национальной Церкви.
Эцуко никогда не бывала в Тэнри, где стоял величественный храм, воздвигнутый на пожертвования прихожан и верующих со всей страны. Эта помощь называлась "кипарисовой верой". В центре храма помещается алтарь. Его называют чудесным. Рассказывают, что в последний день мира на него должна упасть небесная манна; если это будет зимой, то она упадет в виде снежных хлопьев, словно сноп солнечных лучей через окна на крыше храма, кружась и танцуя на ветру.
В словах "Кипарисовая вера" ясно слышатся звуки молитвы, радость труда, ощущается запах свежего дерева. Есть предание о старце, который, будучи не в силах выполнять тяжелую работу, помогал тем, что переносил землю в носовом платочке.
"Ну, хватит об этом... За эти три коротких дня, пока не было Сабуро, во мне вызрело какое-то новое чувство, вызванное его отсутствием. Словно садовник, который после долгих трудов и забот испытывает радость, когда берет в ладони персик, наслаждаясь его тяжестью, я ощутила, как налились тяжестью его руки, когда Сабуро отправился в отпуск, - эта тяжесть была сладостной. Сказать, что мне было одиноко в эти три дня, значить солгать. Чувство, вызванное его отсутствием, было похоже на что-то тяжелое и ароматное. Это было наслаждение! Повсюду в доме, куда бы я ни заходила - в сад, на кухню, в мастерскую, в его спальню, - я везде ощущала его присутствие".
На окне спальни Сабуро проветривалось одеяло. Оно было из хлопчатобумажной ткани - тонкое, темно-синего цвета. Эцуко отправилась в конец огорода за китайской капустой и кунжутом для ужина. Окно спальни Сабуро выходило на юго-запад. После полудня в него заглядывало солнце, лучи проникали во все уголки комнаты. В глубине можно было видеть рваные фусума16. Эцуко не решалась подойти ближе, чтобы взглянуть вовнутрь. Ее внимание привлек тонкий аромат, струящийся в лучах заходящего солнца - это был запах щенка, растянувшегося во сне на солнцепеке. Несколько мгновений она рассматривала потертые и засаленные места, источавшие запах его кожи. Она брезгливо прикоснулась пальцем к одеялу - словно это было какое-то животное. Ткань, вздувшаяся от нагретого воздуха, податливо приняла ее прикосновение. Эцуко отпрянула. Она медленно спустилась по каменным ступеням, под тенью дубов в сторону поля...
* * *
Наконец Эцуко вновь погрузилась в сон - желанный и сладостный.
ГЛАВА III
Опустело гнездо ласточек. Кажется, ещё вчера они кружили около него.
Комната Кэнсукэ и его жены, расположенная на втором этаже, выходила окнами на восток и юг. Летом они любовались из восточного окна семейством ласточек, устроившим гнездо под навесом входной двери.
Эцуко зашла к ним, чтобы вернуть книгу.
- Что, ласточки уже улетели? - спросила она, глядя в окно.
- Ага. Раз ты здесь, посмотри - там вдали Осакский Замок! Летом его почти все время скрывает туман, - сказал Кэнсукэ, лежа в постели с книгой. Он отложил её в сторону обложкой вверх, затем широко отворил южное окно и пальцем указал на линию горизонта в юго-восточной стороне.
Когда смотришь отсюда на замок, то теряешься в догадках - возведён ли он на земле или парит в воздухе? Он словно бы не касается земли, плывёт... В ясную погоду, когда воздух прозрачен, чудится, будто дух замка покидает каменное тело, приподнимается на цыпочки, чтобы оглядеться во все четыре стороны света: не видно ли чего-нибудь вдалеке? В глазах Эцуко главная башня Осакского Замка своими призрачными очертаниями напоминала остров.
"Там, наверное, никто не живёт, - думала она. - Возможно, что настанет время, когда в пыльных комнатах этого замка поселится гость".
Мысль о том, что в замке никто не живёт, нравилась ей. Ведь отправить туда кого-нибудь, даже мысленно, было бы слишком жестоко, а Эцуко так хотелось, чтобы все были счастливы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43