Они жили настоящим, а будущее для них олицетворялось одним словом — «Вирджиния».
Сотни раз — в Хэмптоне ли, или в Виндзоре, или в Уайтхолле — там, куда им приходилось следовать за королевой, когда наступало время расстаться и мысль о необходимости разлуки и о неудовлетворенной страсти омрачала их существование, Ралей повторял:
— Скоро я получу вести. Если поселенцы согласятся, а она даст мне разрешение и пошлет меня править колонией, ты ведь поедешь со мной?
И сотни раз Лиз, как он теперь называл ее, отвечала:
— С тобой — хоть на край света, Уолтер, только бы подальше от нее.
В конце весны 1589 года вести, которых они так ждали, пришли. Письмо от Гренвилля было вручено ему в Дархем-хаусе.
»…Очень сожалею, но должен доложить вам, что колонии Виргиния больше не существует. Когда мы сошли на берег, чтобы доставить товары, которые вы послали колонистам, на месте поселка оставались только ржавые инструменты и разрушенный дом. Ушли ли они или стали жертвой индейцев либо испанцев, узнать не удалось. Мы стреляли из пушек, день и ночь в течение двух суток жгли костры и обыскали все вокруг, охватив большой район, но не нашли ни следа. Боюсь, мои новости лягут тяжким грузом на вашу душу, но уверяю вас: все, что мы могли, все, что смогли бы сделать вы сами, окажись вы там, было сделано. В подтверждение чего ставлю подпись собственной рукой.
Ваш слуга,
Ричард Гренвилль».
Ралей застонал, откладывая в сторону письмо. В своем воображении он слышал грохот пушечных выстрелов, замирающий постепенно в пустынных землях, видел никому не нужный свет костров, окрасивший в красный цвет стволы деревьев. Было покончено еще с одной мечтой. Деревянный дом со сверкающей крышей, который он уже построил в своих мыслях для Лиз, рухнул в одно мгновение. Сегодня вечером он должен будет встретиться с нею и сказать ей, что есть всего один способ покончить с их несчастными, короткими встречами, мужественный способ — в открытую все рассказать ревнивой королеве Елизавете.
Но даже собственная беда не вытеснила из его души мысли о колонистах. Что же случилось с ними? Как мало их было и как далеко от родины!
Но по крайней мере на этот вопрос он очень скоро получил ответ: только он собрался выйти в дворцовый парк, где среди голых деревьев ему предстояло рассказать все Лиз, появился посыльный с еще одним письмом.
Ралей вернулся в дом, чтобы прочесть его, а посыльного отправил на кухню подкрепиться.
«Любезнейший сэр Уолтер (так начиналось письмо), спешу написать вам, чтобы освободить ваши мысли о благополучии вашей бывшей колонии. Когда я прибыл в Плимут через два дня после отплытия Гренвилля, до меня дошли самые разные слухи. На самом деле несколько месяцев назад, по пути в Картахену, я заглянул к колонистам и нашел их в полной прострации. Индейский вождь, который хорошо относился к ним, умер, и его сын поднял против колонистов соседние племена. Назревала война, в которой враг имел огромное численное преимущество. Кроме того, у них кончалась провизия. В отношении индейцев я немного приободрил их, предложив им оружие и амуницию и один из своих кораблей. Я к тому же нагрузил четыре лодки продовольствием для них. Но нам пришлось испытать на собственной шкуре местную погодку, и лодки с грузом как корова языком слизнул шторм. Колонисты к этому времени совсем упали духом и с большой охотой откликнулись на мое предложение доставить их домой.
Причалив к родным берегам, я услышал разговоры, что, мол, никакой колонии вообще не было. Оставшиеся в живых колонисты рассеялись по своим друзьям, но если кто-нибудь своим неверием досадит вам, отошлите его ко мне. Я ему вправлю мозги. Если моряки не постоят друг за друга, кто заступится за них? Дайте мне знать, когда отправите новую партию колонистов. Я их навещу и при необходимости верну их домой.
Искренне ваш,
сэр Френсис Дрейк».
Ралей испытал теплое чувство к автору письма, хотя горе и злость переполняли его. В последней строке письма таилась, конечно, ухмылка Френсиса, но не было в ней желчи. И хотя Дрейк со своим пиратским разумением явно не верил в возможность основания колонии в будущем, он заткнет глотку каждому, кто осмелится в его присутствии сказать, что колонии там не было в прошлом. Ралей позавидовал Дрейку. Он ни от кого не зависел. Все, чего моряк хотел, он добывал собственными руками. Но какими же ничтожными были желания Дрейка, подумал Уолтер, складывая его письмо. Хороший корабль, приключение, которое постороннему наблюдателю покажется невероятно глупым, захват испанского судна или ограбление города — ничто это не трогало и не нужно было Ралею. А для достижения иных целей и средства необходимы были иные.
В тот мартовский мокрый вечер он вышел, чтобы встретиться с Лиз.
Зачитавшись письмами, он опоздал на свидание у каменной скамьи, где обычно проходили их встречи, и Лиз, крепко обхватив себя руками от холода, быстро ходила туда и обратно по дорожке. Сидеть было невозможно — пробирало до костей, и, обняв девушку так, что его плащ почти полностью накрыл ее, он присоединился к ее моциону.
— У меня новость — хуже не бывает, — почти сразу же сказал ей Уолтер.
Он почувствовал, как она замерла вдруг и отстранилась от него.
— Королева узнала? — с ужасом, который никогда не покидал ее, спросила она.
— О нет, не то. Погибла колония. Гренвилль обнаружил развалины поселка на ее месте, потому что Дрейк подобрал колонистов, когда возвращался в Англию. Сегодня я получил письма от них обоих.
— И это все? — сказала она и облегченно вздохнула. По ее мнению, по сравнению со вчерашним днем ничего особенного не произошло.
— Все? Неужели этого мало? Знаешь, что это значит? Бесконечные свидания, как это, под дождем, в тумане, в холоде, когда я не могу даже толком поцеловать тебя.
В конце тропы они резко повернули и пошли назад, бесчувственные, словно часовые на посту.
Лиз немного помолчала, но когда заговорила, как всегда со всей свойственной ей прямотой, обратилась к самой сути проблемы.
— Я больше не живу в одной комнате с Агнессой. Меня переселили в отдельную комнатку в самом конце балкона. Взобраться туда очень легко.
— Дорогая, ты сама не понимаешь, что говоришь. Ты, всегда такая осторожная.
— Мы будем осторожными и теперь. Приходи в полночь или немного позднее.
— Я не могу так. О, Боже! Я хочу совсем другого, открытого и честного признания. Разве так нельзя, Лиз?
— Вспомни о Мэри Фиттон.
Ралей вспомнил. Мэри и ее любовник, оба оказались в Тауэре. Стоит ли так рисковать…
— Я жду тебя сегодня ночью, у себя, — сказала вдруг Лиз и, сбросив с себя полы его плаща, бросилась бежать и исчезла в ночной тьме.
Через четыре часа он тихо вскочил на балкон и прокрался к последнему окну, сквозь которое слабо пробивался свет горящей свечи, как знак ожидания и привета. Лиз подошла к окну, держа над собой свечку, и он увидел тень на лице от ее дрожащих ресниц и челки. Она выглядела удивительно, по-детски трогательно со своими распущенными по плечам светлыми волосами. Не испытывая особой радости от своего поступка, Ралей обнял ее. Но ее тело, освобожденное от корсажа на китовом усе и от многочисленных юбок, было мягким, и податливым, и желанным и возбудило в нем такую страсть, которую не могли омрачить годы, а погасить смогла только смерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69