В. Седов установил, что "ближайшие аналогии ранне средневековым черепам новгородцев обнаруживаются среди краниологических серий, происходящих из славянских могильников Нижней Вислы и Одера. Таковы, в частности, славянские черепа из могильников Мекленбурга, принадлежащие ободритам". То же население достигало и Ярославского и Костромского Поволжья, то есть того района, к которому всегда привлечено особое внимание норманистов.
Даже и в наше время сохраняются островки, где живут непосредственные потомки тех давних переселенцев. Так, обследовав недавно население Псковского обозерья (западное побережье Псковского озера), антропологи Ю. Д. Беневоленская и Г. М. Давыдова обнаружили группу, принадлежащую к "западнобалтийскому типу", который наиболее распространен у населения южного побережья Балтийского моря и островов от Шлезвиг-Гольштейна до Советской Прибалтики".
Колонизационный поток с южного побережья Балтики на восток должен был начаться с конца VIII века, когда Франкское государство, сломив сопротивление саксов, стало наступать на земли балтийских славян и остатки давнего местного населения. В этом же направлении отступает и часть фризов (из области нынешних Нидерландов), особенно после крупного поражения от датчан в битве при Бравалле в 786 году. Распространение здесь христианства все более стирает этнические различия, но углубляет религиозные и социальные. Опорные же пункты язычества оказываются на южном берегу Балтики.
Сама Скандинавия также оказалась на пути колонизационного потока, идущего с запада на восток. В Скандинавии долго сохранялись славянские поселения. В поток этот неизбежно вовлекались и собственно скандинавы, не говоря уже о вооружении в предметах быта, которые можно было и купить, и выменять, и отнять силой на любом берегу Балтийского моря. Необходимо только иметь в виду, что в IX-Х веках уровень материальной культуры на южном берегу Балтики был едва ли не самым высоким в Западной Европе, а варины еще в VI веке славились изготовлением мечей, которые привозились на продажу в Италию.
В сказании о призвании варягов особенно подчеркивалась знатность рода Рюрика, хотя никаких доказательств в пользу этого не приводилось. В некоторых средневековых генеалогиях Рюрика с братьями выводили из рода ободритских князей (их считали сыновьями Годлава, убитого датчанами в 808 году), а тех, в свою очередь, привязывали к венедо-герульской генеалогии, по древности уступавшей только датской. Других альтернативных генеалогий для Рюрика нет, если не считать откровенно фантастическую легенду о родстве его с римскими Августами (кстати, и в этом случае его выводили с южного берега Балтики). Но летописцы, настаивавшие на приоритете Рюрика перед другими династиями, видимо, и не могли ни на что реальное опереться, так как на севере княжеская власть явно имела меньшее значение, нежели на юге, в Киеве. Варяги привносили с собой вовсе не монархическую систему, а что-то вроде афинского полиса. Древнейшие города севера, включая Поволжье, управлялись примерно так же, как и города балтийских славян. Кончанская система Новгорода близка аналогичному территориальному делению Штеттина. Даже необычно важную роль архиепископа Новгорода мы поймем лишь в сравнении с той ролью, которую играли жрецы в жизни балтийских славян, по крайней мере, некоторых из них. И не случайно, что позднее, когда княжеская власть будет осваивать Волжско-Окское междуречье, в противовес старым "боярским" городам будут воздвигаться новые, княжеские, а в самой новгородской земле княжеской власти так и не удастся утвердиться.
Варяжский тип социально-политического устройства - это в конечном счете тот же славянский (во всяком случае, более славянский, чем собственно русский), основанный полностью на территориальном принципе, на вечевых традициях и совершенно не предусматривающий возможность централизации. Отличительной особенностью этого типа является большая роль города вообще и торгово-ремесленного сословия в частности. Именно высокий уровень материальной культуры и отлаженность общественного управления обеспечили преобладание переселенцев на обширных пространствах севера Руси, а также быструю ассимиляцию местного неславянского населения.
Таким образом, в принципе правы те, кто считает, что государственность на Руси сложилась ранее вокняжения Рюриковичей или каких-то иных династий. Только естественная государственность в эту эпоху не могла простираться на необозримых пространствах. Соединить их могла лишь какая-то внешняя сила, внешняя для большинства областей. Да и при этом условии единство могло сохраняться лишь при определенной взаимной заинтересованности. Скажем, освобождение от хазарской дани могло создать внешней власти необходимый авторитет, а невысокие размеры дани поначалу окупались выгодами относительной безопасности и вовлечением в международную торговлю, а также в дальние походы. Внешней силой в IX-Х веках является "род русский", видимо соединивший выходцев из Поднепровья, Подунавья и Прибалтики. Варяги и отчасти фризы, включившиеся в колонизационный поток с конца VIII века, могли пополнить княжеские дружины, но самостоятельной роли все-таки не играли, а на севере Руси именно они повлияли на создание полисной системы, не принимающей централизации.
* * *
Древнерусская государственность остается в центре внимания Валентина Иванова во всех книгах трилогии. Художественный взгляд становится средством проверки социологических схем. В "Повестях древних лет" сопоставлены быт и нравы славян, варягов и норманнов. Вывод вполне определен: следов норманского воздействия нет, славяне же и варяги - лишь формы одного типа организации. Позднее, в книге "Русь Великая", будут сопоставлены общественно-политические системы Руси и Западной Европы. Не все автору удастся убедительно объяснить. Но он укажет на важные и глубокие отличия: неизмеримо большую роль насилия на Западе при возникновении государств, насилия, в значительной степени привносимого теми же норманнами.
Древнерусское государство начиналось с Поднепровья, которому и посвящен публикуемый роман В. Иванова "Русь изначальная". Автор не все решил для себя и не собирается это скрывать. Принимая концепцию происхождения племени русь от названия речки Роси, он упоминает также русов из Приильменья, поморских русов, не определяя их взаимоотношений. Упомянет он и далекую балтийскую Аркону, хотя места для нее в узорчатой ткани романа не найдется. Автор порой как бы прерывает рассказ о своих героях и приглашает читателя подумать вместе над неясными фактами и сложнейшими процессами. И как собеседник-мыслитель он не менее интересен, чем художник, стремящийся силой воображения представить эпоху, отстоящую от нас почти на полторы тысячи лет.
Скудость источников всегда порождает обилие концепций, в которых нередко пропадают и сами источники. Художественный взгляд - это также и концепция, в которой редкие источники часто подчинены раскрытию важнейших глобальных идей, до которых от самого источника никогда не подняться. Поэтому если, скажем, в романе главным внешним агрессивным неприятелем россичей являются хазары, а не иные племена, лишь позднее вошедшие в состав хазарского объединения, то это не небрежность автора, а сознательное упрощение, освобождение внимания от необходимости разбираться в перепутанном клубке из десятков племен со сходным образом жизни и, видимо, разными языками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Даже и в наше время сохраняются островки, где живут непосредственные потомки тех давних переселенцев. Так, обследовав недавно население Псковского обозерья (западное побережье Псковского озера), антропологи Ю. Д. Беневоленская и Г. М. Давыдова обнаружили группу, принадлежащую к "западнобалтийскому типу", который наиболее распространен у населения южного побережья Балтийского моря и островов от Шлезвиг-Гольштейна до Советской Прибалтики".
Колонизационный поток с южного побережья Балтики на восток должен был начаться с конца VIII века, когда Франкское государство, сломив сопротивление саксов, стало наступать на земли балтийских славян и остатки давнего местного населения. В этом же направлении отступает и часть фризов (из области нынешних Нидерландов), особенно после крупного поражения от датчан в битве при Бравалле в 786 году. Распространение здесь христианства все более стирает этнические различия, но углубляет религиозные и социальные. Опорные же пункты язычества оказываются на южном берегу Балтики.
Сама Скандинавия также оказалась на пути колонизационного потока, идущего с запада на восток. В Скандинавии долго сохранялись славянские поселения. В поток этот неизбежно вовлекались и собственно скандинавы, не говоря уже о вооружении в предметах быта, которые можно было и купить, и выменять, и отнять силой на любом берегу Балтийского моря. Необходимо только иметь в виду, что в IX-Х веках уровень материальной культуры на южном берегу Балтики был едва ли не самым высоким в Западной Европе, а варины еще в VI веке славились изготовлением мечей, которые привозились на продажу в Италию.
В сказании о призвании варягов особенно подчеркивалась знатность рода Рюрика, хотя никаких доказательств в пользу этого не приводилось. В некоторых средневековых генеалогиях Рюрика с братьями выводили из рода ободритских князей (их считали сыновьями Годлава, убитого датчанами в 808 году), а тех, в свою очередь, привязывали к венедо-герульской генеалогии, по древности уступавшей только датской. Других альтернативных генеалогий для Рюрика нет, если не считать откровенно фантастическую легенду о родстве его с римскими Августами (кстати, и в этом случае его выводили с южного берега Балтики). Но летописцы, настаивавшие на приоритете Рюрика перед другими династиями, видимо, и не могли ни на что реальное опереться, так как на севере княжеская власть явно имела меньшее значение, нежели на юге, в Киеве. Варяги привносили с собой вовсе не монархическую систему, а что-то вроде афинского полиса. Древнейшие города севера, включая Поволжье, управлялись примерно так же, как и города балтийских славян. Кончанская система Новгорода близка аналогичному территориальному делению Штеттина. Даже необычно важную роль архиепископа Новгорода мы поймем лишь в сравнении с той ролью, которую играли жрецы в жизни балтийских славян, по крайней мере, некоторых из них. И не случайно, что позднее, когда княжеская власть будет осваивать Волжско-Окское междуречье, в противовес старым "боярским" городам будут воздвигаться новые, княжеские, а в самой новгородской земле княжеской власти так и не удастся утвердиться.
Варяжский тип социально-политического устройства - это в конечном счете тот же славянский (во всяком случае, более славянский, чем собственно русский), основанный полностью на территориальном принципе, на вечевых традициях и совершенно не предусматривающий возможность централизации. Отличительной особенностью этого типа является большая роль города вообще и торгово-ремесленного сословия в частности. Именно высокий уровень материальной культуры и отлаженность общественного управления обеспечили преобладание переселенцев на обширных пространствах севера Руси, а также быструю ассимиляцию местного неславянского населения.
Таким образом, в принципе правы те, кто считает, что государственность на Руси сложилась ранее вокняжения Рюриковичей или каких-то иных династий. Только естественная государственность в эту эпоху не могла простираться на необозримых пространствах. Соединить их могла лишь какая-то внешняя сила, внешняя для большинства областей. Да и при этом условии единство могло сохраняться лишь при определенной взаимной заинтересованности. Скажем, освобождение от хазарской дани могло создать внешней власти необходимый авторитет, а невысокие размеры дани поначалу окупались выгодами относительной безопасности и вовлечением в международную торговлю, а также в дальние походы. Внешней силой в IX-Х веках является "род русский", видимо соединивший выходцев из Поднепровья, Подунавья и Прибалтики. Варяги и отчасти фризы, включившиеся в колонизационный поток с конца VIII века, могли пополнить княжеские дружины, но самостоятельной роли все-таки не играли, а на севере Руси именно они повлияли на создание полисной системы, не принимающей централизации.
* * *
Древнерусская государственность остается в центре внимания Валентина Иванова во всех книгах трилогии. Художественный взгляд становится средством проверки социологических схем. В "Повестях древних лет" сопоставлены быт и нравы славян, варягов и норманнов. Вывод вполне определен: следов норманского воздействия нет, славяне же и варяги - лишь формы одного типа организации. Позднее, в книге "Русь Великая", будут сопоставлены общественно-политические системы Руси и Западной Европы. Не все автору удастся убедительно объяснить. Но он укажет на важные и глубокие отличия: неизмеримо большую роль насилия на Западе при возникновении государств, насилия, в значительной степени привносимого теми же норманнами.
Древнерусское государство начиналось с Поднепровья, которому и посвящен публикуемый роман В. Иванова "Русь изначальная". Автор не все решил для себя и не собирается это скрывать. Принимая концепцию происхождения племени русь от названия речки Роси, он упоминает также русов из Приильменья, поморских русов, не определяя их взаимоотношений. Упомянет он и далекую балтийскую Аркону, хотя места для нее в узорчатой ткани романа не найдется. Автор порой как бы прерывает рассказ о своих героях и приглашает читателя подумать вместе над неясными фактами и сложнейшими процессами. И как собеседник-мыслитель он не менее интересен, чем художник, стремящийся силой воображения представить эпоху, отстоящую от нас почти на полторы тысячи лет.
Скудость источников всегда порождает обилие концепций, в которых нередко пропадают и сами источники. Художественный взгляд - это также и концепция, в которой редкие источники часто подчинены раскрытию важнейших глобальных идей, до которых от самого источника никогда не подняться. Поэтому если, скажем, в романе главным внешним агрессивным неприятелем россичей являются хазары, а не иные племена, лишь позднее вошедшие в состав хазарского объединения, то это не небрежность автора, а сознательное упрощение, освобождение внимания от необходимости разбираться в перепутанном клубке из десятков племен со сходным образом жизни и, видимо, разными языками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11