А я выйду на ловлю, ищу места: рыба идет — сижу, нет ее — ищу другое место. Так — пока не добьюсь улова. Это я им и сказал. Кажется, они не поверили. Они думали, что тайна осталась при мне.
Он вспоминал северные реки: Енисей, Куренку, Тунгуску, волны которых текут, сливаясь с небом, спокойным и задумчивым, молчаливым небом севера.
Но яростны и неукротимы волны северных рек, когда они поднимаются на человека.
— Случалось, что буря заставала меня на реке, Один раз показалось, что все уже кончено. Но добрался до берега! Не верилось, что выберусь, — очень уж разыгралась тогда река.
Потом Иосиф Виссарионович начинает расспрашивать нас о пережитом. Ему интересны все наши рассказы.
Самовар давно потух, а мы все сидим и слушаем гостя.
— А когда вам завтра вставать? — спрашивает Иосиф. — Мне надо завтра рано утром быть в редакции «Правды».
— И мы встанем рано. Нам тоже надо в город… Мы разбудим вас, обещаем мы.
Сталина укладывают спать в столовой, там же, где спит папа, на второй кушетке. Мы уходим в комнату рядом — это наша общая спальня: моя, мамы и Нади.
Но спать нам не хочется. Мы с Надей болтаем, шепчемся, вновь и вновь вспоминаем. Неожиданно Надя повторяет слова вокзальных ораторов, которым так удачно подражал Сталин. Это до того смешно, что мы не можем удержаться и фыркаем в подушки. Мы знаем, что за стеной ложатся спать, но чем больше мы стараемся удержать смех, тем громче наши голоса. И вдруг стук в стенку.
Это отец.
— Да замолчите вы наконец, егозы этакие! Спать пора!
Восклицание отца покрывает голос Иосифа:
— Не трогай их, Сергей! Молодежь… пусть смеются… И только тогда, притворившись, что мы и в самом деле пристыжены, мы замолкаем.
Но рядом в комнате еще слышны голоса. Сталин беседует с отцом о делах электростанции, о районах, с которыми связан папа. Отец делится своими сомнениями, рассказывает о своих успехах:
— В завкоме много меньшевиков и эсеров, приходится здорово воевать…
— Как рабочие читают «Правду»? — спрашивает Сталин.
— «Правда» идет нарасхват, — говорит отец. — Не хватает экземпляров…
Мы уже засыпаем, но все еще слышим густой отцовский голос, прерываемый короткими, отрывистыми репликами Сталина.
Нам не приходится утром будить гостя. Он просыпается раньше нас. Мы усаживаемся за стол и торопливо пьем чай. По рукам ходят свежие газеты.
Утро приносит вести о том, что творится там, за стенами дома, там, куда сейчас уйдет Иосиф, куда уходит отец и куда готовимся уйти и мы.
— Скорей, скорей, — торопит нас Иосиф Виссарионович.
Опять старомодный запыхавшийся паровичок бежит к остановке. Вчетвером Иосиф, Федя, Надя и я — мы взбираемся на крышу двухъэтажного вагончика.
— Куда, собственно, вы собрались? — допытывается Иосиф Виссарионович.
— Сегодня воскресенье…
Мы объясняем Сталину, что собираемся переезжать с Невской заставы, где так далеко от города, и едем: искать новую квартиру. На одной из Рождественок. сдается, кажется, совсем подходящая.
— Ну, вот и хорошо, — довольно замечает Иосиф. — Вот и хорошо. Только вы обязательно в новой квартире оставьте комнату для меня. Слышите, обязательно оставьте…
С этими словами он вместе с Федей покидает нас. И еще раз, кивая нам на прощанье, повторяет:
— Так смотрите же, обязательно. И для меня комнату! Не забудьте…
Объявление о квартире на 10-й Рождественке мы с-Надей вычитали в газете: три комнаты, кухня, ванна. И теперь мы нетерпеливо шагаем по Рождественке, отыскивая эту квартиру.
Роскошный подъезд с представительным швейцаром несколько ошеломил нас, и, поднимаясь на лифте на шестой этаж, мы с Надей примолкли. Но, войдя в квартиру, мы облегченно вздохнули. Все здесь нам понравилось. Просторная прихожая, большая светлая комната, удобная для столовой и для спальни отца и Феди. Другая комната, которая кажется нам уютной и веселой, будет нашей, и наконец третья, совсем обособленная комната в конце коридора, точно нарочно предназначена для Иосифа Виссарионовича. Ему будет спокойно в ней и удобно работать. Мы немедленно начинаем переговоры с хозяйкой.
Квартира на 10-й Рождественке в доме номер 17 осталась за нами.
Глава тридцать пятая
Все наше несложное имущество было сейчас же перевезено на Рождественку.
Комната Иосифа Виссарионовича, которую мы заботливо убрали, стояла пустая, ожидая хозяина. Случилось так, что предшественником Сталина в этой комнате оказался Владимир Ильич Ленин.
В семье каждый по-своему входил в новую жизнь. Отец и мать были заняты ею крепко: маму поглощала работа в госпитале, отца отнимали от дома многие дела, партийные и служебные. Меня послали работать на первый съезд советов.
От Павлуши пришло письмо из Новгорода, куда направлен был его полк. Там Павла выбрали секретарем большевистского комитета партии.
Я проводила дни в светлом просторе старинных зал кадетского корпуса, где скоро должен был открыться первый съезд советов. Прерывистым гулом откликались сводчатые стены корпуса на несмолкавший гул разговоров, восклицаний, шагов. По залам ходили делегаты. Я обосновалась в помещении мандатной комиссии.
Там я принимала у делегатов их мандаты и взамен выдавала пропуска для посещения съезда. Делегаты все прибывали и прибывали. Иногда я узнавала знакомых: товарищей с Кавказа, питерских друзей. Среди выбранных на съезд были рабочие, крестьяне, учителя, студенты, но больше всего было военных. На гимнастерках некоторых армейских депутатов желтели георгиевские ленточки.
В залах до начала съезда шли митинги. Часто выступали меньшевистские ораторы. Но однажды пронесся слух: на митинг ждут Ленина. Будет говорить вождь большевиков Ленин! Имя, которое для меня было знакомым и близким.
«Ленин!» — повторяли в толпе, на съезде, на улице. «Ленин!» Это имя произносилось везде, где собирался питерский народ.
Отец встречал Владимира Ильича на Финляндском вокзале. Он говорил о том, как тысячи питерских рабочих пришли на вокзал встретить своего вождя.
Рассказывал, как увлек он, как зажег все сердца простыми, понятными словами, которые бросил с броневика. Ленин говорил, что власть должна принадлежать рабочим и крестьянам и что те, кто трудится, должны сами управлять своей страной.
— Всем нам дал Ленин большевистскую зарядку, — сказал отец и добавил:
— Сталин был там, с ним, с Лениным. Они вместе уехали с вокзала.
На митинге в кадетском корпусе я впервые услышала Ильича с трибуны.
Мне не удалось пробраться к первым рядам: в проходах между стульями и у дверей стеной стояли люди.
Стиснутая людьми в солдатских шинелях, я застряла у входа. До меня долетали только отрывки фраз, произносимых Лениным. Хорошо разглядеть Ильича мне тогда не удалось. Я была ниже всех, стоящих впереди меня. Напрасно вытягивалась я, пытаясь увидеть лицо оратора. Я только ухватила стремительный жест Владимира Ильича, движение его руки, протянутой к слушателям.
На открытии съезда 3 июня я опять увидела Ленина на трибуне. Он выступил с ответом на слова Церетели о том, что «нет такой партии, которая бы говорила: дайте власть в наши руки».
— Есть такая партия! — крикнул Ильич с места и прошел к трибуне.
Он рассказал съезду, что должно сделать пролетарское правительство после завоевания власти.
Когда Ильич на минуту смолкал, в зале гремели аплодисменты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Он вспоминал северные реки: Енисей, Куренку, Тунгуску, волны которых текут, сливаясь с небом, спокойным и задумчивым, молчаливым небом севера.
Но яростны и неукротимы волны северных рек, когда они поднимаются на человека.
— Случалось, что буря заставала меня на реке, Один раз показалось, что все уже кончено. Но добрался до берега! Не верилось, что выберусь, — очень уж разыгралась тогда река.
Потом Иосиф Виссарионович начинает расспрашивать нас о пережитом. Ему интересны все наши рассказы.
Самовар давно потух, а мы все сидим и слушаем гостя.
— А когда вам завтра вставать? — спрашивает Иосиф. — Мне надо завтра рано утром быть в редакции «Правды».
— И мы встанем рано. Нам тоже надо в город… Мы разбудим вас, обещаем мы.
Сталина укладывают спать в столовой, там же, где спит папа, на второй кушетке. Мы уходим в комнату рядом — это наша общая спальня: моя, мамы и Нади.
Но спать нам не хочется. Мы с Надей болтаем, шепчемся, вновь и вновь вспоминаем. Неожиданно Надя повторяет слова вокзальных ораторов, которым так удачно подражал Сталин. Это до того смешно, что мы не можем удержаться и фыркаем в подушки. Мы знаем, что за стеной ложатся спать, но чем больше мы стараемся удержать смех, тем громче наши голоса. И вдруг стук в стенку.
Это отец.
— Да замолчите вы наконец, егозы этакие! Спать пора!
Восклицание отца покрывает голос Иосифа:
— Не трогай их, Сергей! Молодежь… пусть смеются… И только тогда, притворившись, что мы и в самом деле пристыжены, мы замолкаем.
Но рядом в комнате еще слышны голоса. Сталин беседует с отцом о делах электростанции, о районах, с которыми связан папа. Отец делится своими сомнениями, рассказывает о своих успехах:
— В завкоме много меньшевиков и эсеров, приходится здорово воевать…
— Как рабочие читают «Правду»? — спрашивает Сталин.
— «Правда» идет нарасхват, — говорит отец. — Не хватает экземпляров…
Мы уже засыпаем, но все еще слышим густой отцовский голос, прерываемый короткими, отрывистыми репликами Сталина.
Нам не приходится утром будить гостя. Он просыпается раньше нас. Мы усаживаемся за стол и торопливо пьем чай. По рукам ходят свежие газеты.
Утро приносит вести о том, что творится там, за стенами дома, там, куда сейчас уйдет Иосиф, куда уходит отец и куда готовимся уйти и мы.
— Скорей, скорей, — торопит нас Иосиф Виссарионович.
Опять старомодный запыхавшийся паровичок бежит к остановке. Вчетвером Иосиф, Федя, Надя и я — мы взбираемся на крышу двухъэтажного вагончика.
— Куда, собственно, вы собрались? — допытывается Иосиф Виссарионович.
— Сегодня воскресенье…
Мы объясняем Сталину, что собираемся переезжать с Невской заставы, где так далеко от города, и едем: искать новую квартиру. На одной из Рождественок. сдается, кажется, совсем подходящая.
— Ну, вот и хорошо, — довольно замечает Иосиф. — Вот и хорошо. Только вы обязательно в новой квартире оставьте комнату для меня. Слышите, обязательно оставьте…
С этими словами он вместе с Федей покидает нас. И еще раз, кивая нам на прощанье, повторяет:
— Так смотрите же, обязательно. И для меня комнату! Не забудьте…
Объявление о квартире на 10-й Рождественке мы с-Надей вычитали в газете: три комнаты, кухня, ванна. И теперь мы нетерпеливо шагаем по Рождественке, отыскивая эту квартиру.
Роскошный подъезд с представительным швейцаром несколько ошеломил нас, и, поднимаясь на лифте на шестой этаж, мы с Надей примолкли. Но, войдя в квартиру, мы облегченно вздохнули. Все здесь нам понравилось. Просторная прихожая, большая светлая комната, удобная для столовой и для спальни отца и Феди. Другая комната, которая кажется нам уютной и веселой, будет нашей, и наконец третья, совсем обособленная комната в конце коридора, точно нарочно предназначена для Иосифа Виссарионовича. Ему будет спокойно в ней и удобно работать. Мы немедленно начинаем переговоры с хозяйкой.
Квартира на 10-й Рождественке в доме номер 17 осталась за нами.
Глава тридцать пятая
Все наше несложное имущество было сейчас же перевезено на Рождественку.
Комната Иосифа Виссарионовича, которую мы заботливо убрали, стояла пустая, ожидая хозяина. Случилось так, что предшественником Сталина в этой комнате оказался Владимир Ильич Ленин.
В семье каждый по-своему входил в новую жизнь. Отец и мать были заняты ею крепко: маму поглощала работа в госпитале, отца отнимали от дома многие дела, партийные и служебные. Меня послали работать на первый съезд советов.
От Павлуши пришло письмо из Новгорода, куда направлен был его полк. Там Павла выбрали секретарем большевистского комитета партии.
Я проводила дни в светлом просторе старинных зал кадетского корпуса, где скоро должен был открыться первый съезд советов. Прерывистым гулом откликались сводчатые стены корпуса на несмолкавший гул разговоров, восклицаний, шагов. По залам ходили делегаты. Я обосновалась в помещении мандатной комиссии.
Там я принимала у делегатов их мандаты и взамен выдавала пропуска для посещения съезда. Делегаты все прибывали и прибывали. Иногда я узнавала знакомых: товарищей с Кавказа, питерских друзей. Среди выбранных на съезд были рабочие, крестьяне, учителя, студенты, но больше всего было военных. На гимнастерках некоторых армейских депутатов желтели георгиевские ленточки.
В залах до начала съезда шли митинги. Часто выступали меньшевистские ораторы. Но однажды пронесся слух: на митинг ждут Ленина. Будет говорить вождь большевиков Ленин! Имя, которое для меня было знакомым и близким.
«Ленин!» — повторяли в толпе, на съезде, на улице. «Ленин!» Это имя произносилось везде, где собирался питерский народ.
Отец встречал Владимира Ильича на Финляндском вокзале. Он говорил о том, как тысячи питерских рабочих пришли на вокзал встретить своего вождя.
Рассказывал, как увлек он, как зажег все сердца простыми, понятными словами, которые бросил с броневика. Ленин говорил, что власть должна принадлежать рабочим и крестьянам и что те, кто трудится, должны сами управлять своей страной.
— Всем нам дал Ленин большевистскую зарядку, — сказал отец и добавил:
— Сталин был там, с ним, с Лениным. Они вместе уехали с вокзала.
На митинге в кадетском корпусе я впервые услышала Ильича с трибуны.
Мне не удалось пробраться к первым рядам: в проходах между стульями и у дверей стеной стояли люди.
Стиснутая людьми в солдатских шинелях, я застряла у входа. До меня долетали только отрывки фраз, произносимых Лениным. Хорошо разглядеть Ильича мне тогда не удалось. Я была ниже всех, стоящих впереди меня. Напрасно вытягивалась я, пытаясь увидеть лицо оратора. Я только ухватила стремительный жест Владимира Ильича, движение его руки, протянутой к слушателям.
На открытии съезда 3 июня я опять увидела Ленина на трибуне. Он выступил с ответом на слова Церетели о том, что «нет такой партии, которая бы говорила: дайте власть в наши руки».
— Есть такая партия! — крикнул Ильич с места и прошел к трибуне.
Он рассказал съезду, что должно сделать пролетарское правительство после завоевания власти.
Когда Ильич на минуту смолкал, в зале гремели аплодисменты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49