Он обещал нам рай на небе! А на земле? И на земле грязных нищенок не пускали в рай. Чем же виноваты те, для которых жизнь на земле была адом? Много вопросов хотелось задать мне батюшке. Но надо было молчать. А то пойдут расспросы: «Где ты это слышала? Не говорят ли об этом дома?»
Я с гордостью думала; пусть он обещает рай на небе, зато все наши отец, мать, товарищи, все борются за то, чтобы на земле был создан рай… для всех, для всех без исключения.
Борьба не прекращалась — я хорошо знала это. Наша квартира давно стала явочной. К нам наезжали товарищи с Кавказа, приходили питерцы, работавшие с отцом, большевики и близкие к организации рабочие. В эти годы нужно было соблюдать большую осторожность: охранка, полиция, жандармы в страхе перед революцией выслеживали каждого подозрительного. Собрания и сходки в нашей квартире были опасны, — квартира была слишком на примете. Ее и выследила скоро полиция. Она охотилась за одним из товарищей, который жил у нас, как жилец. Вместе с Павлушей он спал в передней.
Однажды ночью нас разбудил громкий стук. Мы поняли сразу: полиция. Звонить полицейские в эти дни не решались. Недавно жандармы потерпели поражение.
В одной из выслеженных квартир, когда полицейский нажал кнопку звонка, взорвалась адская машина. Взрывом были убиты двое жандармов. Теперь из предосторожности жандармы к звонкам не прикасались.
Отец открыл дверь, полицейские вошли. Но тот, кого они искали, был предупрежден.
Еще утром он скрылся. Жандармы тщательно обыскали квартиру, заглянули под все кровати, открыли шкапы. Но мы успели сжечь литературу, документы, кое-что мама успела спрятать.
Опять приходилось менять квартиру. С 14-й линии Васильевского острова мы переехали на 15-ю. И сразу несчастье — тяжело заболел отец. Его отвезли в больницу и на третий день вызвали мать, чтобы сказать ей — отец безнадежен.
Но врачи добавили:
— Впрочем, больного можно спасти, он нуждается в специальном уходе. Нужна сестра… Хорошо бы достать шампанского — поддержать силы больного.
Вряд ли на все это у вас есть средства.
На шампанское, конечно, средств не было. Но мы были не одиноки. Была организация, были друзья, которые помогли. Товарищи Флеров, Джибладзе, Голубев, Галкин, Афанасьев сами по очереди дежурили у кровати отца. Шампанское, лекарства, лучший уход — все было оплачено. Отец начал медленно поправляться.
Начиналась весна. В гимназии приближались экзамены. Я и Федя зубрили с утра до вечера. Туже всех приходилось Павлу. Он готовился к экзаменам за курс реального училища. За один год он преодолевал программу нескольких классов.
Озабоченный, молчаливый, Павел запирался от нас. Мы не расспрашивали: было понятно, что его страшат испытания. Накануне первого экзамена он утром ушел и не вернулся. Решили, что он, может быть, заночевал у товарища. Но, когда он не появился и на следующий день, поднялась суматоха. Начали припоминать странное поведение Павла. Я вспомнила, что, уходя, он долго упаковывал какой-то сверток. Я полюбопытствовала:
— Куда ты, Павлуша?
— В баню, — ответил он коротко.
Всплывало в памяти, как все в Павле в эти дни было необычно сумрачность, растерянность. Мама бросилась к Павлушикым друзьям. Никто ничего не знал.
Но после неотступных просьб закадычный друг Павла признался: он знает, где Павел, но связан словом и должен молчать. В конце концов он все рассказал.
Павел решил начать жизнь, о которой читал в своих любимых романах: путешествия, борьба, опасности, приключения — вот чего он хотел. Море, корабли, новые земли…
— Не ищите его, он бежал в Америку, — закончил приятель.
— С какого вокзала? — только спросила мама.
За Павлом поехали наши друзья — товарищи Матвеев и Вилинсон. На станции Тосно они захватили беглеца. Павел вернулся. Он решил работать, хотел быть ближе к революционному кружку. Отец наш понимал Павла.
— Пусть окунется по-настоящему в жизнь рабочей среды, пусть поварится в этом «пользительном соку», — говорил папа.
Павел поступил помощником монтера в кабельную сеть электростанции. Дело ему было знакомо. С двенадцати лет помогал он отцу вычерчивать самые сложные электротехнические чертежи.
Глава двадцать первая
Дежурный пункт кабельной сети Выборгского района помещался на Сампсониевском проспекте в многоэтажном доме, который выходил вторым фасадом на Саратовскую улицу. В этот дом мы переехали в 1911 году, когда отца назначили заведующим пунктом. Как хорошего специалиста, его утвердили в новой должности.
В квартире, которую занимал пункт, было четыре комнаты. В двух больших помещались служебный кабинет и монтерская, где дежурила смена монтеров; две маленькие комнаты были наши; одну мы называли столовой, в ней стоял обеденный стол и диван, на котором обычно спал кто-нибудь из живущих у нас товарищей; другая комната называлась детской — там стояли наши четыре кровати, на тахте спала мама. Квартира при пункте, где сменялись дежурные монтеры, где по служебным делам станции то и дело приходили и уходили люди, была удобна. Не вызывая подозрения, ее могли посещать и питерские и кавказские товарищи. На ночь, на день, когда это было необходимо, они находили приют в комнатах на Сампсониевском проспекте.
— Да у вас не квартира, а настоящая гостиница, — сказал Михаил Иванович Калинин, когда в 1912 году, после возвращения из деревни, зашел к нам.
Как старого друга нашего детства, мы радостно встретили его.
Не мало людей побывало в квартире на Сампсониевском проспекте. Они приносили с собой горячее дыхание революционного подполья. Примером и словами они учили нас стремиться к тому, что было целью всех близких нам. Может быть, поэтому гимназия, учителя, гимназический класс никогда не были для нас настоящей жизнью. Жизнь проходила дома в дружбе друг с другом, в дружбе со взрослыми.
Мы становились старше — в общем деле у нас появились обязанности. Правительство продолжало посылать десятки товарищей в тюрьмы, на каторгу, в ссылку. Те, за кем шли революционные массы царской России, в эти годы были в ссылке.
В сибирской глухой тайге жили Сталин, Я. Свердлов, И. Ф. Дубровинский.
Товарищам. нужна была помощь. По почину отца, в 1912 году был создан денежный фонд, из средств которого ссыльным отправлялись деньги и посылки с вещами и продуктами, что хоть немного могло поддержать и скрасить жизнь в далеких углах. Фонд составлялся из взносов членов организации и близких к ней людей из питерской интеллигенции — знакомых отца по Баку. Монтеры электростанции поддерживали фонд.
Сборщиками взносов были я и сестра Надежда. Каждый месяц обходили мы квартиры наших данников. Нас не заставляли ждать. Те, к кому мы приходили, были' давние знакомые — Красины, Флеров, Посталовский. Конверты с вложенными туда деньгами вручались нам вместе с радушным приветствием, с просьбой передать поклон отцу, маме. Деньги в фонд помощи получали мы от братьев Савченко, от нескольких знакомых В. А. Шелгунова. Мама покупала вещи и продукты. Упаковывать и отправлять посылки было нашей обязанностью. Мы складывали вещи, аккуратно зашивали пакеты, и Надя своим крупным, еще детским почерком надписывала адреса — Нарымский, Туруханский…
Теперь уже и Надя поступила в гимназию, и она слушала там уроки закона божия. Но дома она вместе г нами слушала уроки наших взрослых друзей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49