Я вовремя сориентировался, у меня появились опекуны - люди старого поколения, очень старого. И, тем не менее, тогда били еще какие-то рамки поведения, которые ограждали от насилия, от унижения. Самого последнего человека в лагере ты не имел права тронуть пальцем. Хулиганов в лагере просто не было. По-человечески вели себя... А потом я попал на бухту Ванино - слышал песню такую, "Ванинский порт"? Оттуда ушел пароходом на Колыму. Там познакомился с врачами, которые сидели по делу Горького. Они отнеслись ко мне хорошо, так как я рассказал им про Гиля, а они его знали.
Пытались, правда, и меня унижать в лагере. Изза вражды разных группировок. Были суки, красные шапочки, ломом опоясанные. Много военных было, - в Якутии, на Колыме они в основном возглавляли все лагерные восстания - снайперы. Герои Советского Союза. Я стоял за себя. Я - против убийств, но порой защищаться приходилось насмерть. Самто я никогда никого не унижал - в нашей стране и так унижены все, поэтому унижать людей еще и в лагерной остановке - это надо быть просто зверем... На Колыме тогда правил такой Иван Львов - вор в законе. Его боялись все, даже полумиллионная армия, которая там стояла. Он был интеллигентным москвичом, не ругался матом, не курил. Возглавлял! Колыма подчинялась ему полностью. Сейчас его, конечно, нет в живых - убили... Я с ним кушал вместе, он что-то находил во мне, а я - в нем. Он читал Достоевского, Толстого, Герцена - а таких людей было мало. Они привили мне любовь к литературе...
Иван Львов был моим наставником, я очень гордился дружбой с ним и очень много от него взял. Он был очень умным человеком.
Кстати, даже если кто-то по воровским законам подлежал уничтожению, то лагерный суд был гораздо лучше советского: это был суд присяжных, в котором принимали участие по 50-70 человек. Суд шел несколько дней, и даже если выносился смертный приговор, то приговоренному в течение нескольких дней давали возможность покончить с собой. И приговоры выносили весьма обоснованные. Например - приговор негодяю, который насиловал мальчиков и своими деяниями возбуждал злобу в рабочей массе. А рабочая масса - это же большинство!
Вот и Горбачев все кричал на съезде - "как рабочие скажут, так и будет", а между прочим, по статистике - самый большой процент преступников всегда составляли рабочие, самые жестокие преступления совершали они же... Мы-то тогда, конечно, о социологии не думали, просто понимали, что рабочих много, и старались, чтобы они были за нас...
Потом, когда я повзрослел, у меня стал патроном Черкас Толя. Тоже вор в законе. Но, с моей точки зрения, человек нехороший. Он унижал людей, часто бил ни за что... Это мне не нравилось, и мы с ним разошлись. Нет, меня он не унижал никогда. Если бы он меня унизил, то умер бы гораздо раньше. Я уже был тогда не тот...
Вообще, скажу тебе, что все авторитеты, кого я знал, это люди, которые никогда бы не пошли на убийство. Мента убить было нельзя - даже мента! За хулиганство можно было просто жизнью расплатиться. Собственно, к нам и уголовный розыск относился адекватно. Правда, тогда не появилось еще управлений по борьбе с организованной преступностью - так се и не было. А в разрушении воровских законов были заинтересованы те же, кому выгоден и нынешний беспредел...
ЖУЛИКИ ОНИ ВСЕ...
- У меня были потерпевшие. Такие, как Анатолий Минц, как Захоржевский - друг маршала Говорова. Это - насосы, крупные спекулянты, которые в общем-то жили и живут за счет пьющих. Ни в одной стране мира, кроме нашей, вы не купите так дешево у пьяницы драгоценную вещь. Вот мои потерпевшие и грабили таким образом людей, скапливали огромные ценности. А я имел интерес оставить их без ценностей.
Например, у Захоржевского был орден - "Большой крест Германии". Всего было изготовлено 15 таких крестов - даже Геринг и Гиммлер не имели этих наград. Я этот крест взял чисто - по 144-й статье. Потом он, правда, оказался на столе у генерала Михайлова в ГУВД (тогда он был вообще-то еще полковником...). Продали меня, как это обычно бывает.
Или вот Минц. Богатейший человек. Но я взял у него только две папки: одна с орденами архимандрита Киевского, другая с монетами. До остальных ценностей - а их Минц накопил на миллионы - я не дотронулся. Зачем обижать совсем-то? Поделись немного - и хватит. И Минц был живздоров, пока на него сосулька не упала... Я вот никогда ничего не накапливал...
Что?.. Нет, я не любуюсь собой. Просто сейчас, когда я вижу по телевизору, как за бутылку пива девушку разрубили на куски, то понимаю, что, встав на свой путь, я поступил правильно, на мне нет крови. Конечно, обижаются на меня некоторые, но обида - она быстро проходит. У этих жуликов продолжается нажива, и они снова становятся жирными... Настоящих-то коллекционеров у нас нет, у нас ведь невозможно коллекционировать без спекуляции.
Между нами говоря, я всю жизнь вредил, препятствовал вывозу из России живописи, особенно большой, хорошей... Вот последний раз проморгал: из запасников Эрмитажа 32 полотна - XVII-XVIII века, голландцы и фламандцы были переправлены в Аргентину. Я знал Бориса Борисовича Пиотровского. Между нами говоря, он уж не такой герой в золотых звездах, как его изображают. Была у него секретарь, в Америке она сейчас... М-да... Короче, он мог бы не допустить такого хищения. Но у них же в Эрмитаже лет тридцать не устраивалась ревизия! Представляешь? Тридцать лет! В запасники запускали вытирать пыль студентов, а они, бедненькие, крали там потихоньку, отдавали потом за литр пива. Да, все это я хорошо знаю и за слова свои отвечаю - обо всем этом не мог не знать Пиотровский. Знал. Мне самому предлагали не раз вещи из запасников Эрмитажа, но я не покупал. У меня дома были только "честные" вещи. Когда в 1976 году меня арестовали, в ГУВД была "комната Алексеева", и туда приводили коллекционеров, чтобы они там что-то опознали. А я краденых вещей терпеть не могу!
А из Эрмитажа вещи уходили... Дочка главного реставратора Эрмитажа это организовывала. Она уже выехала из страны, да и реставратор помер... Нет, фамилии я тебе называть не буду, это не в моем стиле. Как ты думаешь, мог я противостоять главному реставратору? Я уверен, что половина полотен Эрмитажа сейчас - не подлинники... Нет, про историю с "Данаей" я говорить не буду, еще живы люди... А вот эти 32 полотна - громадной ценности, государственного значения - сейчас в Аргентине. Полотна все подписанные. В Эрмитаже еще лет двадцать можно воровать...
Был такой Быстров Юра, по кличке Быструха, он сейчас живет в Германии, часто приезжал к Пиотровскому. Много чего получил: вазу мою, например, что от Гиля осталась. Гилю ее подарил Дзержинский, за находчивость. Степан Казимирович вез Ленина с Крупской, увидел двух людей и по выправке опознал в них офицеров. Предупредил Ленина и Крупскую, чтобы они пригнулись. А эти двое действительно стали стрелять. Вот за то, что Гиль по выправке офицеров опознал - теперь-то кого узнаешь по этим сапогам гармошкой, - Дзержинский и подарил ему старинную вазу. Она потом попала в Эрмитаж, а потом ее отдали Быстрову". И не только вазу!
"Обидел" я как-то раз приятеля Пиотровского - академика. Жена у него тоже академиком была, в Ботаническом саду работала. Этот академик абсолютно бесчестным человеком был. Похищал в Нижнем Тагиле малахит и от жадности своей продавал его вместе с породой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89