). Она – полный контраст: императоры ставленники солдатчины, каждая армия выдвигает своего узурпатора, между ними ведутся непрерывные гражданские войны, провинции разорены, с севера вторгаются германцы, с востока – персы. Между этими эпохами лежит как бы переходный период – правление династии Северов: Септимий, Каракалл, Гелиогабал, Александр (193-235 гг.), – гражданских войн еще нет, но империя уже стиснута военным кулаком. Останавливается повествование на пороге новой эпохи временного укрепления империи – когда императорам Диоклетиану (284-305 гг.) и Константу (306-337 гг.) удалось восстановить относительное единство державы еще на столетие.
Из нескольких посвятительных обращений следует, будто бы именно эти императоры поручили написать биографии своих предшественников шести историкам: Элию Спартиану, Юлию Капитолину, Вулкацию Галликану, Элию Лампридию, Требеллию Поллиону и Флавию Вописку. Мы ничего не знаем о них, больше они ничего не написали, и имена их больше нигде не упоминаются. Манера изложения и стиль у них одинаковы – все они пишут, как один человек. Поэтому в современной науке этих авторов принято называть scriptores historiae Augustae, «сочинители истории Августов» (имя «Август» стало к этому времени титулом правящего императора) . Заглавие «Властелины Рима», под которым напечатана сейчас эта книга, – условное.
Почему именно императорские биографии стали формой описания римской истории? Совсем не потому, что этот жанр лучше помогал ее понять. Для этого лучше подошел бы традиционный тип летописи, год за годом освещающей события, происходившие во всех концах империи. Римскому плебсу было не так уж важно, кто его тешил хлебом и зрелищами, а жители провинций – кто их угнетал налогами и разорял междоусобными войнами.
У императора Адриана мог быть дурной характер, но чувствовала это только его семья и близкое окружение, а не Рим, не Италия, не средиземноморская держава. Однако читателям свойственно любопытство, а политической пропаганде – плакатное упрощение. Пропаганда четко делила правителей на хороших (миротворцев) и плохих (мятежников). А исполнители старательно расписывали биографии первых эпизодами высокого благородства, а вторых – самыми низкопробными сплетнями. Если сплетен недоставало, их выдумывали.
Основателем жанра императорских биографий был писатель Светоний Транквилл – он упомянут в жизнеописании императора Адриана. При Адриане он выпустил свое сочинение «Жизнь двенадцати цезарей» (от Юлия Цезаря до убийства Домициана в 96 г. н.э.). Все биографии были выстроены по одной схеме: происхождение правителя, путь к власти, внутренняя политика, зрелища для народа, войны, семейная жизнь, фавориты, внешность и привычки, смерть и погребение. Эти рубрики заполнялись россыпью как можно более ярких фактов, характеризующих императора сначала с хорошей стороны, а потом с дурной (или наоборот). Факты эти Светоний не выдумывал, а черпал одни из прижизненных панегириков императору, другие из памфлетов против него, а мелкие занимательные подробности добавлял сам из разысканий в государственных архивах. Сто лет спустя вслед ему написал жизнеописания следующих «двенадцати цезарей» (до Гелиогабала) важный чиновник Марий Максим. Они не сохранились, ссылки на них есть в нашей книге, авторы ее считают его писателем ненадежным, у которого «история перемешана со сказками», но сами следуют в своем обращении с историей именно за ним. У них есть ссылки на писателей, которые никогда не существовали, цитаты из документов, вымышленные от начала до конца, фантастические генеалогии, придуманные имена и т.д. В первых биографиях (посвященных Антонинам) больше надежности, под конец – больше выдумок. Восстановить источники, которыми пользовались «сочинители истории Августов», отделить заимствованные ими вымыслы от их собственных, – дело спорное и трудное, и входить в эти подробности мы не будем.
Сто лет назад немецкий историк Г. Дессау обратил внимание на то, что некоторые названия должностей в нашей книге соответствуют не тому времени, которое описывается, а гораздо более позднему – уже после Диоклетиана и Константина; и что некоторым вымышленным персонажам даны имена с таким расчетом, чтобы они казались достойными предками вельможных родов, выдвинувшихся только в конце IV в. Он сделал вывод, что посвящения шести авторов Диоклетиану и Константину – фикция, такая же, как многое другое в этой книге, написана же она была значительно позже, в 390-х годах, и по-видимому, одним автором. Вероятно, неизвестный сочинитель взялся за свою работу всерьез, но столкнулся в ней с трудностями, непривычными для дилетанта, и стал решать их с помощью собственной изобретательности.
Дальше – больше, и наконец, он решил снять с себя ответственность, приписав свои измышления шести выдуманным же историкам прошлого. При книге, несомненно, бьшо какое-то общее предисловие, до нас не сохранившееся; может быть, там сочинитель и рассказьшал, как он будто бы нашел в архивах писания таких-то старинных историков, заинтересовался, порешил их издать и т.д.
Столь смелая гипотеза, разумеется, вызвала споры, затянувшиеся до наших дней. Большинство ученых примкнули к поздней датировке, предложенной Дессау; меньшинство держатся традиционной ранней датировки; отдельные ученые предполагают серединную дату, 360-е годы. Единогласие до сих пор не достигнуто и когда в 1957-1960 гг. этот перевод «Сочинителей истории Августов» печатался в журнале «Вестник древней истории», то автор одной из предпосланных ему статей, Е.М. Штаерман, склонялась к ранней их датировке, а автор другой, А.И. Доватур, к поздней.
Пусть читателя нашего издания это не смущает. Для него важно одно – не принимать за чистую монету все, что говорится на этих страницах. Перед ним не столько история, сколько исторический роман. Отделять в нем по крупицам факты от вымыслов – это трудная забота специалистов-историков. Мы намеренно не входим в эти подробности и ограничиваемся самым малым комментарием. Пусть то, что писалось как исторический роман, и читается как исторический роман. Этот жанр ведь тоже рожден античностью. Был нравоучительный роман Ксенофонта о воспитании мудрого Кира Персидского; был безымянный греческий роман о сказочных подвигах Александра Великого; в III в. н.э. ритор Филострат написал роман о мудреце и чудотворце Аполлонии Тианском, действовавшем при Нероне и Домициане; к этой традиции примыкают и «Властелины Рима» с той лишь разницей, что они используют в качестве материала более свежие события и старательнее стилизуются под «настоящую» историю.
Так и читали эту книгу на протяжении веков – как занимательное и поучительное чтение. На русский язык она была впервые переведена еще в любознательном XVIII в. («Шесть писателей истории об Августах», СПб., 1775. Ч. 1-2). В положительном XIX в. о ней не вспоминали. В пору революций и контрреволюции XX в. она ожила вновь. Поэт Валерий Брюсов, много и усердно занимавшийся поздней античностью, зимой 1917-1918 гг. читает цикл публичных лекций о падении Римской империй, целиком строя характеристику кризиса III в. на данных «сочинителей истории Августов», хотя отлично понимает их ненадежность. В примыкающей к этому циклу лекции «Урок истории» он, сжато и почти цитатно пересказывая описания бедствий времени их жизнеописаний Гордианов, Максима и Бальбина, Галлиенов и «30 тиранов», задает риторический вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Из нескольких посвятительных обращений следует, будто бы именно эти императоры поручили написать биографии своих предшественников шести историкам: Элию Спартиану, Юлию Капитолину, Вулкацию Галликану, Элию Лампридию, Требеллию Поллиону и Флавию Вописку. Мы ничего не знаем о них, больше они ничего не написали, и имена их больше нигде не упоминаются. Манера изложения и стиль у них одинаковы – все они пишут, как один человек. Поэтому в современной науке этих авторов принято называть scriptores historiae Augustae, «сочинители истории Августов» (имя «Август» стало к этому времени титулом правящего императора) . Заглавие «Властелины Рима», под которым напечатана сейчас эта книга, – условное.
Почему именно императорские биографии стали формой описания римской истории? Совсем не потому, что этот жанр лучше помогал ее понять. Для этого лучше подошел бы традиционный тип летописи, год за годом освещающей события, происходившие во всех концах империи. Римскому плебсу было не так уж важно, кто его тешил хлебом и зрелищами, а жители провинций – кто их угнетал налогами и разорял междоусобными войнами.
У императора Адриана мог быть дурной характер, но чувствовала это только его семья и близкое окружение, а не Рим, не Италия, не средиземноморская держава. Однако читателям свойственно любопытство, а политической пропаганде – плакатное упрощение. Пропаганда четко делила правителей на хороших (миротворцев) и плохих (мятежников). А исполнители старательно расписывали биографии первых эпизодами высокого благородства, а вторых – самыми низкопробными сплетнями. Если сплетен недоставало, их выдумывали.
Основателем жанра императорских биографий был писатель Светоний Транквилл – он упомянут в жизнеописании императора Адриана. При Адриане он выпустил свое сочинение «Жизнь двенадцати цезарей» (от Юлия Цезаря до убийства Домициана в 96 г. н.э.). Все биографии были выстроены по одной схеме: происхождение правителя, путь к власти, внутренняя политика, зрелища для народа, войны, семейная жизнь, фавориты, внешность и привычки, смерть и погребение. Эти рубрики заполнялись россыпью как можно более ярких фактов, характеризующих императора сначала с хорошей стороны, а потом с дурной (или наоборот). Факты эти Светоний не выдумывал, а черпал одни из прижизненных панегириков императору, другие из памфлетов против него, а мелкие занимательные подробности добавлял сам из разысканий в государственных архивах. Сто лет спустя вслед ему написал жизнеописания следующих «двенадцати цезарей» (до Гелиогабала) важный чиновник Марий Максим. Они не сохранились, ссылки на них есть в нашей книге, авторы ее считают его писателем ненадежным, у которого «история перемешана со сказками», но сами следуют в своем обращении с историей именно за ним. У них есть ссылки на писателей, которые никогда не существовали, цитаты из документов, вымышленные от начала до конца, фантастические генеалогии, придуманные имена и т.д. В первых биографиях (посвященных Антонинам) больше надежности, под конец – больше выдумок. Восстановить источники, которыми пользовались «сочинители истории Августов», отделить заимствованные ими вымыслы от их собственных, – дело спорное и трудное, и входить в эти подробности мы не будем.
Сто лет назад немецкий историк Г. Дессау обратил внимание на то, что некоторые названия должностей в нашей книге соответствуют не тому времени, которое описывается, а гораздо более позднему – уже после Диоклетиана и Константина; и что некоторым вымышленным персонажам даны имена с таким расчетом, чтобы они казались достойными предками вельможных родов, выдвинувшихся только в конце IV в. Он сделал вывод, что посвящения шести авторов Диоклетиану и Константину – фикция, такая же, как многое другое в этой книге, написана же она была значительно позже, в 390-х годах, и по-видимому, одним автором. Вероятно, неизвестный сочинитель взялся за свою работу всерьез, но столкнулся в ней с трудностями, непривычными для дилетанта, и стал решать их с помощью собственной изобретательности.
Дальше – больше, и наконец, он решил снять с себя ответственность, приписав свои измышления шести выдуманным же историкам прошлого. При книге, несомненно, бьшо какое-то общее предисловие, до нас не сохранившееся; может быть, там сочинитель и рассказьшал, как он будто бы нашел в архивах писания таких-то старинных историков, заинтересовался, порешил их издать и т.д.
Столь смелая гипотеза, разумеется, вызвала споры, затянувшиеся до наших дней. Большинство ученых примкнули к поздней датировке, предложенной Дессау; меньшинство держатся традиционной ранней датировки; отдельные ученые предполагают серединную дату, 360-е годы. Единогласие до сих пор не достигнуто и когда в 1957-1960 гг. этот перевод «Сочинителей истории Августов» печатался в журнале «Вестник древней истории», то автор одной из предпосланных ему статей, Е.М. Штаерман, склонялась к ранней их датировке, а автор другой, А.И. Доватур, к поздней.
Пусть читателя нашего издания это не смущает. Для него важно одно – не принимать за чистую монету все, что говорится на этих страницах. Перед ним не столько история, сколько исторический роман. Отделять в нем по крупицам факты от вымыслов – это трудная забота специалистов-историков. Мы намеренно не входим в эти подробности и ограничиваемся самым малым комментарием. Пусть то, что писалось как исторический роман, и читается как исторический роман. Этот жанр ведь тоже рожден античностью. Был нравоучительный роман Ксенофонта о воспитании мудрого Кира Персидского; был безымянный греческий роман о сказочных подвигах Александра Великого; в III в. н.э. ритор Филострат написал роман о мудреце и чудотворце Аполлонии Тианском, действовавшем при Нероне и Домициане; к этой традиции примыкают и «Властелины Рима» с той лишь разницей, что они используют в качестве материала более свежие события и старательнее стилизуются под «настоящую» историю.
Так и читали эту книгу на протяжении веков – как занимательное и поучительное чтение. На русский язык она была впервые переведена еще в любознательном XVIII в. («Шесть писателей истории об Августах», СПб., 1775. Ч. 1-2). В положительном XIX в. о ней не вспоминали. В пору революций и контрреволюции XX в. она ожила вновь. Поэт Валерий Брюсов, много и усердно занимавшийся поздней античностью, зимой 1917-1918 гг. читает цикл публичных лекций о падении Римской империй, целиком строя характеристику кризиса III в. на данных «сочинителей истории Августов», хотя отлично понимает их ненадежность. В примыкающей к этому циклу лекции «Урок истории» он, сжато и почти цитатно пересказывая описания бедствий времени их жизнеописаний Гордианов, Максима и Бальбина, Галлиенов и «30 тиранов», задает риторический вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131