2
Автобиография Старка для "Дарвин пресс", которую Тад написал
незадолго до написания "Голубых из Оксфорда", второго по счету шедевра
Джорджа Старка, утверждала, что Старк управлял грузовым пикапом марки
"Дженерал моторс" 1967 года выпуска. Этот грузовичок должен был быть
выкрашенным в весенние светлые цвета. Во сне, однако, они неслись в
мрачно-черном "Торнадо", и Тад понимал, что пикапом здесь и не пахнет. Это
был турбореактивный катафалк.
"Торнадо" был окрашен целиком в черное и никак не напоминал
автомобиль агента по продаже недвнжимости. Тад все смотрел на него через
плечо, пока они шли к дому Старка, который почему-то хотел показать его
Бомонту. Он подумал, что ему придется увидеть Старка в доме, и какой-то
ужас заполнил сердце Тада. Но сейчас Старк стоял как раз за плечом Тада
(хотя он никак не мог взять в толк, откуда Старк прошмыгнул туда столь
быстро и бесшумно). Тад мог видеть только автомобиль, этого черного
тарантула, ослепительно сверкающего в солнечном свете. На заднем бампере
была наклейка. "МОДНЫЙ СУКИН СЫН" - гласила она. Слова были окаймлены
слева и справа черепом и двумя скрещенными когтями.
Дом, в который Старк привел Тада, был на самом деле его домом - не
тем главным, зимним домом в Ладлоу, неподалеку от университета, а летним
домиком в Кастл Роке. Позади здания открывался пейзаж зимнего озера, и Тад
отчетливо слышал потрескивание ледяных волн, набегающих на берег. За
входной калиткой висела небольшая табличка с объявлением "ПРОДАЕТСЯ".
- Отличный домик, не так ли? - Старк почти прошептал это из-за спины
Тада. Его голос был столь ласков, что напоминал урчание избалованного
домашнего кота.
- Это мой дом, - ответил Тад.
- Ты не прав. Хозяин этого дома мертв. Он убил жену и детей, а затем
и самого себя. Он вытащил затычку. Только и всего - и привет родителям. Он
имел эту затычку в самом себе. Но тебе не следует столь тяжело все это
переживать. Ты мог бы сказать, что это было чертовски приятно.
- Разве это смешно? - собирался Тад спросить Старка, и ему казалось
особенно важным показать собеседнику, что он ничуть не боится его. Причина
была в том, что Тад был объят ужасом. Но еще до того, как он сумел найти
слова для вопроса, огромная рука, которая, казалось, была лишена ясных
очертаний (хотя это было и трудно наверняка утверждать из-за тени от
большой пальмы, падавшей на собеседников), протянулась через плечо Тада и
покачала связкой ключей перед его носом.
Ключи не позванивали. Если бы это было так, он бы что-нибудь
вымолвил, может быть, даже отодвинул бы эти проклятые ключи от лица, чтобы
показать, как мало на него действует этот страшный человек, упорно
держащийся за его спиной. Но рука придвигала ключи вплотную к его лицу.
Тад был вынужден схватить связку, грозившую разбить его нос.
Он вставил один из ключей в замок наружной двери из гладко
отполированного дуба, снабженной крохотным медным дверным молотком, очень
похожим на маленькую птичку. Ключ повернулся легко, и это было странно,
поскольку он был вовсе не дверным ключом, а ключом от пишущей машинки на
длинном стальном пруте. Все прочие ключи в связке оказались отмычками,
которыми пользуются взломщики.
Он взялся за ручку двери и повернул ее. Как только он это сделал,
обрамленная металлом древесина на двери сморщилась и растрескалась сама
собой, что сопровождалось серией хлопков, столь же громких, как при
пожаре. Между досками двери вспыхнул огонь. Повалил дым. На двери были
декоративные щеколды из металла с чеканкой, одна из них грохнулась на
лестницу прямо под ноги Таду.
Он вошел внутрь.
Он не хотел этого; ему хотелось остаться на крыльце и спорить со
Старком. И не только! Убеждать того, спросить, зачем, во имя Господа,
Старк сделал это, поскольку войти внутрь дома было еще ужаснее и страшнее,
чем впечатление от встречи с самим Старком. Но это был сон, кошмарный сон,
и ему казалось, что причина всех кошмаров - отсутствие самообладания. Это
напоминало ощушение от катания на американских горах, когда кажется, что
ты в любую секунду после наклона или толчка можешь врезаться в кирпичную
стену и погибнуть так же легко и просто, как насекомое под ударом хлопушки
для мух.
Знакомая до мелочей прихожая показалась ему сейчас совершенно чужой,
почти мрачной. Бросалось в глаза отсутствие выгоревшей ярко-красной
ковровой дорожки, которую Лиз давно уже угрожала заменить, но никак не
осуществляла сие намерени е... и хотя это казалось слишком незначительной
деталью во время кошмара, это было тем, к чему он не раз возвращался
позднее, поскольку именно это наиболее полно и точно отражало его ужас -
ужас независимо от содержания самого сна. Можно ли считать безопасной
чью-то жизнь, если даже такая пустяковая вещица, как ковровая дорожка в
прихожей, может вызывать столь сильные чувства разрыва, дезориентации,
печали и страха?
Ему не понравились звуки, напоминающие эхо, сопровождавшие его шаги
по деревянному полу. Они не только производили впечатление, что убеждают
Тада в правоте слов негодяя, который неотступно следовал за ним. Они
доказывали полную пустоту и отсутствие жизни в доме. Но ему еще больше не
нравились эти звуки, поскольку шаги Тада и шуршание его собственных подошв
звучали как-то потерянно и безнадежно несчастливо.
Ему хотелось повернуться и уйти, но он никак не мог сделать этого.
Потому что Старк был сзади него, и почему-то он знал, что Старк сейчас
держит в руках те самые страшные ножницы Алексиса Мэшина, которыми их
хозяин изуродовал в конце романа "Путь Мэшина" лицо другого ублюдка.
Если он обернется, Джордж Старк может слегка обкарнать его.
Хотя дом был и пуст, но за исключением дорожек и ковров (в том числе
и ковра, закрывавшего весь пол в гостиной) вся мебель и обстановка были на
месте.
Ваза с цветами стояла на маленьком столике в конце прихожей, откуда
можно было пройти либо прямо в гостиную с круглым потолком и окном во всю
стену, открывающим вид на озеро, либо повернуть направо в кухню. Тад
коснулся вазы, и она разлетелась на кусочки, выпустив облако едкого
керамического порошка. Застоявшаяся вода испарилась, и полдюжины садовых
роз, стоявших в вазе, увяли и почернели в центре столика. Он потрогал сам
стол. Поверхность издала сухой треск разрыва, и стол раскололся пополам,
но не упал на пол, а остался стоять.
- Что ты сделал с моим домом? - воскликнул Тад, обращаясь к стоящему
за ним человеку, не решаясь повернуть к нему голову. У него не было нужды
проверять наличие этих ужасных ножниц, которыми еще до того, как Нони
Гриффитс разукрасила щеки Мэшина красно-белыми бороздами и выколола ему
глаз, сам Мэшин любил освежевывать носы своих "конкурентов по бизнесу".
- Ничего, - отвечал Старк. Таду не надо было проверять, улыбается ли
этот негодяй, поскольку эта улыбка явно слышалась в голосе собеседника. -
Ты сделал это, старина.
Затем они оказались на кухне.
Тад зацепил печь, и она раскололась пополам, как забитый грязью
старый колокол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129