Занимаясь гайкой, он то и дело поглядывал на дверь, ожидая Шелеста. Наконец Шелест появился. Как и вчера, он кивнул всем и посмотрел на Лукина. Тот опять неловко улыбнулся, будто принося повинную. В смуглом нервном лице Шелеста мелькнула досада. Ни с кем не разговаривая, он прошел к своему письменному столу, к своему креслу и несколько минут молча сидел. Потом обратился к Лукину:
- Давайте!
Тон был упрям, приглашающий жест энергичен. Они опять занялись головкой. Несколько выждав, Бережков достал свое свернутое в трубочку произведение, поднялся и подошел к ним. Шелест прервал разговор.
- Что вам? - резко спросил он.
- Видите ли, Август Иванович, вчера у меня зародились некоторые соображения...
- Но, как видно, не о том, что следовало бы подождать, пока я освобожусь.
- Нет, - ответил Бережков, - об этой головке! Я, конечно, подожду. Прошу извинения.
Корректно поклонившись, он повернулся, чтобы уйти.
- Какие соображения? - быстро спросил Шелест.
Бережков выдержал паузу.
- Мне подумалось, Август Иванович, что тут возможна одна комбинация. И тогда клапаны, может быть, расположатся удобнее. Дома я попробовал набросать небольшой чертеж.
- Где он?
- Пожалуйста. Правда, я не совсем уверен...
Бережков не разыгрывал скромность. Он волновался. Вдруг случится так, что Шелест с одного взгляда обнаружит некий порок вещи, ошибку, чего сам он, Бережков, сгоряча, может быть, не увидел.
Бережков развервул трубку шероховатой бумаги.
- Ого! - вырвалось у Шелеста.
Покраснев от удовольствия, он взял лист. Ему, эрудиту в знатоку моторов, в одну минуту стадо ясно: у него в руках решение, которое он почти отчаялся найти.
4
- Меня тогда поразило, - рассказывал далее Бережков, - отношение ко мне Лукина.
Бережков был уверен, что наживет врага. А вышло вовсе не так. Глаза Лукина засветились истинным удовольствием, когда он рассматривал чертеж.
- Остроумно, очень остроумно! - сказал он. - Поздравляю. Верно решено.
Но некоторых недругов Бережков себе все-таки нажил.
На третий день службы он сумел испортить отношения с инженером Ниландом.
Этого человека Бережков характеризовал в наших разговорах так. Инженер Ниланд, сумрачный и раздражительный, еще до революции имел научное звание, готовил диссертацию и по своим данным был отлично приспособлен для научно-расчетных работ. Расчетчик - весьма серьезная величина во всяком конструкторском бюро. Это антипод конструктора, штатный критик, обязанный подвергать сомнению каждый чертеж, каждый проект, обязанный без снисхождения браковать замысел конструктора, если он, замысел, под ударами анализа где-либо надломится. Ниланд считался непогрешимым мастером расчета, все конструкторы АДВИ признавали его авторитет. Однако он не мирился с долей расчетчика, хотя бы и главного, а по неискоренимой тайной страсти упрямо стремился чертить, конструировать, создавать машины, хотя природа не наделила его таким даром.
Столкновение произошло из-за гайки. Исполняя задание, Бережков постарался покрасивее вывести нарезку болта и затем изобразил округлую легкую гайку. Чертеж, как полагается, поступил к Ниланду. На следующее утро, едва сев за стол, Бережков услышал его голос:
- Бережков, пожалуйте сюда!
На столе начальника лежал чертеж Бережкова. Ниланд молча взял красный карандаш и перечеркнул работу.
- Потрудитесь переделать по моему эскизу и в другой раз не фантазируйте.
- Но почему же? Я старался, чтобы гайка была легче.
- Напрасно. Незачем мудрить, когда существуют стандартные размеры. Переделайте.
Ниланд отвернулся, показывая, что разговор окончен.
Бережков посмотрел на карандашный эскиз, что лежал рядом с его перечеркнутой работой, и рискнул снова сказать:
- А не тяжеловата ли будет ваша гайка?
- Не беспокойтесь. Занимайтесь тем, что вам указано.
- Но мне все-таки кажется...
- Что вам, молодой человек, кажется? - повысив голос, перебил Ниланд.
В комнате кое-кто оглянулся.
- Мне кажется, - не смутившись, продолжал Бережков, - что ваша гайка как-то не гармонирует с изящными формами, которые свойственны современной авиации.
- Не знаю, что вам представляется изящным. Я не употребляю таких слов.
- Не смею сомневаться. Но, если угодно, я могу...
Ниланд, побагровев, вскочил.
- Прошу не иронизировать! - гаркнул он. - Вы, молодой человек, приглашены сюда не для того, чтобы меня учить.
Разговоры в комнате обычно шли вполголоса. Теперь все повернулись на окрик. Ниланд схватил объемистый потрепанный машиностроительный справочник, что лежал около него, и хлопнул этой книгой по столу.
- Я указал размеры на основании этого труда. Возьмите. Потрудитесь убедиться, что это общепринятая гайка.
- Поэтому-то она и не годится, - ответил Бережков. - В авиационном машиностроении употребляются другие гайки.
- Что? Может быть, вы мне их покажете?
- Пожалуйста. Сейчас вы их увидите...
Бережков знал, что еще со времен Жуковского рядом с аэродинамической лабораторией существовал небольшой музей или, вернее, зародыш будущего музея по истории авиации. Там, между прочим, хранилось несколько авиамоторов разных марок. И хотя эти моторы давно устарели, но и в них применялись - Бережков ясно это помнил - легкие гайки.
Он отправился туда и, улучив минуту, втихомолку отвернул несколько гаек, спрятал в карман и принес в комнату АДВИ. Гайки были положены на стол инженера Ниланда рядом с перечеркнутым чертежом Бережкова. Дальше спорить не приходилось. Чертеж Бережкова и гайки с разных авиационных двигателей были подобны по характеру. Два-три сотрудника подошли будто по иным делам, взглянули. Ниланд надулся и молчал. С того дня он невзлюбил Бережкова.
5
Так началась служба Бережкова. Через год он был уже не младшим чертежником, а полноправным конструктором АДВИ.
В своем рассказе Бережков не мог припомнить всех дел, которыми занимался в этот год. "Из меня попросту перло!" - восклицал он. Ему достаточно было услышать, что институту поручено разработать что-нибудь трудное, серьезное, требующее солидного срока для выполнения, - и через три-четыре дня он предлагал свое решение, свой чертеж. Дорвавшись после нескольких непутевых годов до чертежной доски, до создания - пусть пока на ватмане - авиационных моторов, он чувствовал, что наконец нашел себя, чувствовал, что из него, словно из артезианской скважины, достигшей водоносного пласта, хлынул фонтан конструкторского творчества.
Случалось, что в чертежах, которые он приносил в институт, обнаруживались ошибки, просчеты, неверные разрезы. Нередко бывало, что его били в спорах, били высшей математикой, ссылками на исследования, которых он не знал. Для того чтобы идти в ногу с инженерами, конструкторами АДВИ, чтобы не уступать им в эрудиции и, главное, чтобы вооружить себя для творчества, Бережкову пришлось упорно работать. Дома он ночами просиживал над сочинениями классиков механики и теплотехники. Овладевал языками. Курс Шелеста "Двигатели внутреннего сгорания" выучил назубок, мог цитировать наизусть.
Я уже отмечал, что Бережков не любил жаловаться на трудности жизни. О том, сколько пришлось ему наверстывать, поступив в АДВИ, об его "адской" работоспособности, о том, как он порой почти не спал две-три ночи подряд, оставаясь тем же неизменно шутливым, бодрым, в полной "рабочей форме", я узнавал от его друзей, от сестры, от сослуживцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
- Давайте!
Тон был упрям, приглашающий жест энергичен. Они опять занялись головкой. Несколько выждав, Бережков достал свое свернутое в трубочку произведение, поднялся и подошел к ним. Шелест прервал разговор.
- Что вам? - резко спросил он.
- Видите ли, Август Иванович, вчера у меня зародились некоторые соображения...
- Но, как видно, не о том, что следовало бы подождать, пока я освобожусь.
- Нет, - ответил Бережков, - об этой головке! Я, конечно, подожду. Прошу извинения.
Корректно поклонившись, он повернулся, чтобы уйти.
- Какие соображения? - быстро спросил Шелест.
Бережков выдержал паузу.
- Мне подумалось, Август Иванович, что тут возможна одна комбинация. И тогда клапаны, может быть, расположатся удобнее. Дома я попробовал набросать небольшой чертеж.
- Где он?
- Пожалуйста. Правда, я не совсем уверен...
Бережков не разыгрывал скромность. Он волновался. Вдруг случится так, что Шелест с одного взгляда обнаружит некий порок вещи, ошибку, чего сам он, Бережков, сгоряча, может быть, не увидел.
Бережков развервул трубку шероховатой бумаги.
- Ого! - вырвалось у Шелеста.
Покраснев от удовольствия, он взял лист. Ему, эрудиту в знатоку моторов, в одну минуту стадо ясно: у него в руках решение, которое он почти отчаялся найти.
4
- Меня тогда поразило, - рассказывал далее Бережков, - отношение ко мне Лукина.
Бережков был уверен, что наживет врага. А вышло вовсе не так. Глаза Лукина засветились истинным удовольствием, когда он рассматривал чертеж.
- Остроумно, очень остроумно! - сказал он. - Поздравляю. Верно решено.
Но некоторых недругов Бережков себе все-таки нажил.
На третий день службы он сумел испортить отношения с инженером Ниландом.
Этого человека Бережков характеризовал в наших разговорах так. Инженер Ниланд, сумрачный и раздражительный, еще до революции имел научное звание, готовил диссертацию и по своим данным был отлично приспособлен для научно-расчетных работ. Расчетчик - весьма серьезная величина во всяком конструкторском бюро. Это антипод конструктора, штатный критик, обязанный подвергать сомнению каждый чертеж, каждый проект, обязанный без снисхождения браковать замысел конструктора, если он, замысел, под ударами анализа где-либо надломится. Ниланд считался непогрешимым мастером расчета, все конструкторы АДВИ признавали его авторитет. Однако он не мирился с долей расчетчика, хотя бы и главного, а по неискоренимой тайной страсти упрямо стремился чертить, конструировать, создавать машины, хотя природа не наделила его таким даром.
Столкновение произошло из-за гайки. Исполняя задание, Бережков постарался покрасивее вывести нарезку болта и затем изобразил округлую легкую гайку. Чертеж, как полагается, поступил к Ниланду. На следующее утро, едва сев за стол, Бережков услышал его голос:
- Бережков, пожалуйте сюда!
На столе начальника лежал чертеж Бережкова. Ниланд молча взял красный карандаш и перечеркнул работу.
- Потрудитесь переделать по моему эскизу и в другой раз не фантазируйте.
- Но почему же? Я старался, чтобы гайка была легче.
- Напрасно. Незачем мудрить, когда существуют стандартные размеры. Переделайте.
Ниланд отвернулся, показывая, что разговор окончен.
Бережков посмотрел на карандашный эскиз, что лежал рядом с его перечеркнутой работой, и рискнул снова сказать:
- А не тяжеловата ли будет ваша гайка?
- Не беспокойтесь. Занимайтесь тем, что вам указано.
- Но мне все-таки кажется...
- Что вам, молодой человек, кажется? - повысив голос, перебил Ниланд.
В комнате кое-кто оглянулся.
- Мне кажется, - не смутившись, продолжал Бережков, - что ваша гайка как-то не гармонирует с изящными формами, которые свойственны современной авиации.
- Не знаю, что вам представляется изящным. Я не употребляю таких слов.
- Не смею сомневаться. Но, если угодно, я могу...
Ниланд, побагровев, вскочил.
- Прошу не иронизировать! - гаркнул он. - Вы, молодой человек, приглашены сюда не для того, чтобы меня учить.
Разговоры в комнате обычно шли вполголоса. Теперь все повернулись на окрик. Ниланд схватил объемистый потрепанный машиностроительный справочник, что лежал около него, и хлопнул этой книгой по столу.
- Я указал размеры на основании этого труда. Возьмите. Потрудитесь убедиться, что это общепринятая гайка.
- Поэтому-то она и не годится, - ответил Бережков. - В авиационном машиностроении употребляются другие гайки.
- Что? Может быть, вы мне их покажете?
- Пожалуйста. Сейчас вы их увидите...
Бережков знал, что еще со времен Жуковского рядом с аэродинамической лабораторией существовал небольшой музей или, вернее, зародыш будущего музея по истории авиации. Там, между прочим, хранилось несколько авиамоторов разных марок. И хотя эти моторы давно устарели, но и в них применялись - Бережков ясно это помнил - легкие гайки.
Он отправился туда и, улучив минуту, втихомолку отвернул несколько гаек, спрятал в карман и принес в комнату АДВИ. Гайки были положены на стол инженера Ниланда рядом с перечеркнутым чертежом Бережкова. Дальше спорить не приходилось. Чертеж Бережкова и гайки с разных авиационных двигателей были подобны по характеру. Два-три сотрудника подошли будто по иным делам, взглянули. Ниланд надулся и молчал. С того дня он невзлюбил Бережкова.
5
Так началась служба Бережкова. Через год он был уже не младшим чертежником, а полноправным конструктором АДВИ.
В своем рассказе Бережков не мог припомнить всех дел, которыми занимался в этот год. "Из меня попросту перло!" - восклицал он. Ему достаточно было услышать, что институту поручено разработать что-нибудь трудное, серьезное, требующее солидного срока для выполнения, - и через три-четыре дня он предлагал свое решение, свой чертеж. Дорвавшись после нескольких непутевых годов до чертежной доски, до создания - пусть пока на ватмане - авиационных моторов, он чувствовал, что наконец нашел себя, чувствовал, что из него, словно из артезианской скважины, достигшей водоносного пласта, хлынул фонтан конструкторского творчества.
Случалось, что в чертежах, которые он приносил в институт, обнаруживались ошибки, просчеты, неверные разрезы. Нередко бывало, что его били в спорах, били высшей математикой, ссылками на исследования, которых он не знал. Для того чтобы идти в ногу с инженерами, конструкторами АДВИ, чтобы не уступать им в эрудиции и, главное, чтобы вооружить себя для творчества, Бережкову пришлось упорно работать. Дома он ночами просиживал над сочинениями классиков механики и теплотехники. Овладевал языками. Курс Шелеста "Двигатели внутреннего сгорания" выучил назубок, мог цитировать наизусть.
Я уже отмечал, что Бережков не любил жаловаться на трудности жизни. О том, сколько пришлось ему наверстывать, поступив в АДВИ, об его "адской" работоспособности, о том, как он порой почти не спал две-три ночи подряд, оставаясь тем же неизменно шутливым, бодрым, в полной "рабочей форме", я узнавал от его друзей, от сестры, от сослуживцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141