Впал властитель в раздраженье. Тайно я бежал тогда.
И войска мои в печали «Горе! Горе!» восклицали.
Вот, ищу бальзама в дали. И гляжу туда, сюда.
Он сказал мне, как вы стали с братом брат в его печали.
Я пришел к тебе из дали, несравненного нашел.
Я иду за солнцесветом, и, твоим ведом советом,
Буду счастлив в деле этом. Где искать скончанья зол?»
И Фридон тут держит слово. Говорит про дорогого
Брата. Оба плачут снова, нет терпения в сердцах.
И достойная хваленья грусть их словно песнопенья.
Розы в росах окропленья затерялись в тростниках.
И при виде той кручины вопль идет в рядах дружины.
Не остался ни единый равнодушным в этот час.
Семилетняя разлука для Фридона стон и мука.
Как стрела летит из лука, — свет блеснет и свет погас.
Говорит Фридон: «Любимый! Видишь? Плачут побратимы.
Ты в словах невыразимый. Весь ты солнце на земле.
Солнца с неба ты хититель, близких всех твоих живитель,
Звезд грустящих озаритель, свет единственный во мгле.
Чуть расстаться нужно было, жизнь мне сделалась постыла.
Мыслить мне о том не мило, что живешь ты врозь со мной.
Мне же только огорченье, без тебя все дни томленье,
Мир, внушая отвращенье, для меня лишь дом пустой».
За печалью долгодневной, он, Фридон, тот вздох плачевный
Вылил в жалобе напевной. Стих. Покой кругом глубок.
С цветом воздуха — для взора, Автандил — краса узора.
На чернильные озера лег агатный потолок.
Светит взор, хотя загашен. В град вступают. Разукрашен.
Там дворец средь стройных башен. Все в порядке. Всюду лад.
И рабы стоят рядами, безупречные, как в храме.
Каждый зоркими глазами Автандила видеть рад.
Вот они вступили в зданье. Превеликое собранье.
Не простое заседанье. Сто сановных с двух сторон.
В стороне сидят те двое, лучезарные герои.
Их рубин — тепло живое. Их кристалл — сияет он.
Начинают пированье. Умножают ликованье.
Лучших здравиц пожеланья. Льется светлое вино.
Автандила угощают, в нем родного привечают.
В тех, что здравье возглашают, сердце юным сожжено.
Этот день они сидели и без счета пили-ели.
Захмелеть тут в самом деле даже пьяницы могли.
И заря горит в кристале. Автандила искупали.
В пояс пышный наряжали и шелками облекли.
Витязь полон нетерпенья. Все ж усладам развлеченье
Должен дать он дней теченье. На охоту ходит он.
Разны игры и забавы. Как стрелок, он полон славы.
Кто вступал с ним в спор неправый, в достиженьи посрамлен.
Витязь молвит до Фридона: «Быть с тобою — оборона.
Разлучиться — горечь стона, смерть. Но трудно дольше ждать.
Есть другой огонь, он строго жжет меня, зовет дорога.
И в душе моей тревога, — ведь могу и опоздать.
От тебя уйти — мученье. Но сегодня — отлученье.
Оттого иное жженье, — с ним сейчас мои мечты.
Медлить путнику опасно, — пусть поймет он это ясно.
Укажи, где солнце красно у волны увидел ты».
Тот ответил: «Без сомненья ты не встретишь затрудненья
От меня. В тебе пронзенье, вдаль зовущего, копья.
Бог с тобой. Иди, прекрасный. Враг да сгибнет твой, не властный.
Но скажи мне, витязь ясный, без тебя как буду я?
Но скорбеть теперь бесплодно. Лишь одно скажу свободно:
Одному идти негодно. Дам тебе я верных слуг.
Меч, доспехи, мул и кони, — с ними будешь в обороне.
Меж сподвижников, в их лоне, свергнешь трудности вокруг».
Вот воители, четыре. С верным сердцем. В целом мире
Путь проложат, дальше, шире. Будут в латах до конца.
Красным блеском светит злато. Снарядил Фридон богато
В путь, и дал он без возврата — огневого жеребца.
Для постели не убогой повезет все, крепконогий,
Мул далекою дорогой. Провожает в путь Фридон.
В тех, что мига ждут разлуки, загорелся пламень муки.
От Фридона — жалоб звуки: «Если б здесь был светлый он».
Грустный слух идет умами. Торговать ли тут шелками,
Или сочными плодами? Горожанки все толпой
Сгромоздились. Тоскованье, сожаленья и рыданья.
Громы в воздухе, стенанья. «Где он, солнце, день златой?»
Вот и город миновали. Шум волны в приморской дали.
Автандил с Фридоном стали там, где видел солнце он.
Там из слезного затона кровь течет под звуки стона.
Повесть слышится Фридона, как планетный лик пленен.
«Солнце, чьи так белы зубы, чьи — рубиновые губы,
Двое черных, дики, грубы, выводили на песок.
На коне летел из дали, чтоб сразить их силой стали.
Увидали, побежали, быстрой птицей был челнок».
Тем рассказом дух волнуем. Путь в нем к новым слезным струям.
Приникают с поцелуем, обнимает брата брат.
Скрепой слиты неразлучной, все ж расстались в миг докучный.
Мысль и мысль — в тоске созвучной. Стройный витязь — ранит взгляд.


28. Сказ о том, как отбыл Автандил от Фридона, дабы отыскивать Нэстан-Дарэджан


Полный месяц, отбывая, витязь думает, вздыхая.
В сердце бьется мысль живая о прекрасной Тинатин.
Молвит: «Как судьба жестока. Я один, и ты далеко.
Но бальзам, по воле рока, дан тобой среди кручин.
Почему всегда герои в тосковании и в зное?
Как скала, мое живое сердце бьется со скалой.
Три копья — пронзенье злое — в сердце мне вошли, как в бое.
Не даешь мне быть в покое, мой дурман с отравной мглой».
Витязь с четырьмя рабами, над прибрежными волнами,
Держит путь прямой песками. Тариэлю где бальзам?
День ли, ночь ли, все едино, ищет. Жизнь его — кручина.
Что весь мир ему? Мякина, и не больше, в мире том.
Где бы путников не встретил, вопрошает, чуть приветил,
Где тот блеск, чей луч так светел. Путь в сто дней — томлений ряд.
Видит холм, на нем верблюжий караван с поклажей дюжей,
И купцы, в тоске досужей, нерешительно стоят.
Караван тот бесконечный — с виду вовсе не беспечный.
Каждый в нем — с тоской сердечной, рад вперед, а вот стоит.
Витязь словом привечает, и его хвала встречает.
«Вы купцы?» — он вопрошает. «Вы откуда?» — говорит.
Мудрый муж, с лицом румяным, главный был над караваном.
Звался он Усам, и станом он до юного склонясь,
Говорит благословенья: «Солнце, наше утешенье.
Ты с коня хоть на мгновенье ниспустись, обрадуй нас».
Сделал так. Им в том отрада. Что ж не сделать, если надо.
«Мы торговцы из Багдада. Мухамед у нас пророк.
Вина новые не пьем мы. В град царя морей идем мы.
Караван с добром ведем мы. Наш товар не лоскуток.
Привело сюда скитанье. Человек здесь без сознанья
На песке лежал. Старанья приложили мы к нему.
Помогли. Стал снова в силе. И его мы вопросили:
«Кто?» — сказал. — «Таких насилий не покличу ни к кому.
Из Египта с караваном мы поплыли к новым странам.
Вдруг пираты. Бьют тараном. С кораблем стряслась беда.
Зацепляют нас баграми. Убивают нас мечами.
Я не знаю, как волнами был я выброшен сюда».
Лев и солнце, оттого-то наше горе и забота
Коль назад, так в чем работа? Нам убытки во сто крат.
«А поедем мы волнами, вдруг беда стрясется с нами.
Как нам быть, не знаем сами. Путь — вперед или назад?»
Молвит: «Числить нет нам смысла нам неведомые числа.
Коль с высот беда нависла, не сотрешь ее приход.
Смелость быть должна в основе. Биться мне с врагом не внове.
Кто захочет вашей крови, кровь его мой меч прольет».
Все, что были в караване, и томились как в тумане,
Стали веселы. «В изъяне с этим смелым быть ли нам?
Мы трусливы, а в герое сердце вовсе не такое».
Манит поле их морское. И поплыли по волнам.
Мчит корабль их ходом рьяным. Веселятся днем румяным.
Автандил им атаманом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57