– Все ему, видишь, дороже родного гнезда. Да и какое оно ему родное.
– Так бригадир он, – уважительно произнес первый, отхлебывая чай. – Ноне знаешь ему хлопот сколько? А москвичи-то твои хорошо за постой платят?
– А! – снова махнул рукой толстяк. – Нешто это постой? Ночь одна и все тут.
Виталий прислушался к их разговору, потом, решившись, сказал:
– Извините, что помешаю. Я, вот, приезжий. Друга своего по армии ищу. Нельзя ли тоже переночевать у вас? Я уплачу, конечно.
Оба старика посмотрели на него уже внимательнее, и первый, в телогрейке, перестав отхлебывать чай, поинтересовался:
– А откуда ты будешь, молодой человек?
– Из Москвы.
– Паспорт-то есть?
– А как же, в полном порядке, – улыбнулся Виталий. – Не беглый.
– Само собой, – согласился старик.
– И не разбойник, – добавил Виталий. – Их, пожалуй, тоже теперь не встретишь.
– Кто их знает, – с сомнением ответил старик. – Всякие, мил человек, водятся на российских просторах.
Второй старик, в куртке, к которому, собственно, и обратился Виталий, помалкивал, испытующе и недоверчиво поглядывая на незнакомого человека.
– Ну, что, Петр, берешь? – обратился к нему первый старик. – А то я его, так и быть, к себе пущу. Как?
– Пускай, коль охота, – буркнул тот.
– И пущу. Надо войти в положение. У него, небось, кума-то здесь нет, – насмешливо заключил он.
– Как хотишь, – сдержанно ответил второй.
– Пойдем, милок, – обратился к Виталию старик в телогрейке, отодвигая пустой стакан. – Ты закусывать-то кончил?
– Кончил, – с готовностью отозвался Виталий и поднялся из-за стола.
– Ну, и хорошо. Пойдем тогда.
Старик тоже встал, надел кепку и кивнул своему собеседнику.
– Бывай, Петр.
– Бывай, – равнодушно ответил тот, не выказывая желания идти вместе с ними.
Виталий и старик вышли из чайной и, поеживаясь от холодного ветра, зашагали по обочине дороги, обходя лужи, потом свернули в какую-то улочку.
Старик был невысоким, щупленьким, но ходким, и Виталий прибавил шагу, чтобы не отстать.
– Звать-то тебя как? – спросил старик, поднимая голову.
– Виталий.
– Ага. А меня, значит, Терентий Фомич. Так что, будем считать, знакомы уже. Ну, и какого же ты дружка отыскиваешь?
– По армии. Закадычные мы дружки были. А потом, вот, жизнь раскидала. Пять лет, как писать мне перестал. А то все звал. Каждый год к нему собирался. А теперь, вот, как отпуск получил, решил, все, отыщу.
– Звать-то его как?
– Свиридов Петр.
– Есть у нас один такой, – сдержанно произнес Терентий Фомич.
– Слышал. Не тот, – улыбнулся Виталий. – Ваш – Петр Савельевич. А мой – Петр Сергеевич. И вообще по возрасту не подходит.
– Это кто же тебе успел все сообщить?
– Подвез меня со станции парень один, из Сухого Лога. Родион.
– А, Родя, – кивнул старик. – Знаем такого. Хороший малец. Работящий. Ну, а сам ты чем в Москве занимаешься?
– Сантехникой, – усмехнулся Виталий, решив, что никакого учителя сейчас в отпуск никто не отпустит.
– Ну, да. Понятно, – старик мельком взглянул на Виталия через плечо снизу вверх и, вздохнув, сказал. – Только другого Свиридова у нас, милок, нет.
– Может, в какой соседней деревне?
– Это может. Фамилия такая в наших местах встречается. А своих парней я знаю. Все они тут у нас в дому крутятся. Вокруг Галки моей. Меньшая осталась, – ласково добавил он. – Остальных повыдавал. Всего аж четыре девки, ни одного парня, – и, вздохнув, заключил: – А старуха моя померла. Годов уж восемь как.
Оба помолчали. Потом старик неожиданно сказал:
– А с нашим Свиридовым ты, считай, уже познакомился. В чайной он со мной сидел Петр Савельевич, точно.
– Да, ну? – удивился Виталий. – Вот он, значит, какой…
– Такой, такой, – охотно согласился старик, легко семеня рядом с Виталием.
– Он у вас член правления?
– Член, а как же?
– И чем ведает?
– Цех у нас тут один есть, над ним поставлен.
– Потому и москвичей к себе пускает?
– Во! Значит, усек? Москвичей-то москвичей, да, как видишь, не всяких.
Старик остановился и показал на избу за невысоким штакетником.
– Мои хоромы. Милости прошу.
Они свернули к калитке. В этот миг Виталий заметил вдали идущего по улочке человека. Людей вокруг больше не было, и потому человек тот сразу бросился ему в глаза.
Впрочем, Виталий и не задержал на нем взгляда. Только Терентий Фомич недовольно проворчал:
– Увязался, обормот.
– Кто? – безразличным тоном спросил Виталий.
– Да тут один… – махнул рукой Терентий Фомич.
Не успела захлопнуться за ними калитка, как из-за дома выскочила крупная, угольно-черная, лохматая собака с отрубленным хвостом, неохватно мощной шеей и широкими, мощными лапами. Она басисто, раскатисто гавкнула, словно предупреждая о своем появлении. Однако никакой вражды к незнакомому человеку, пришедшему с хозяином, она не выказала. Только настороженно взглянула на Виталия круглыми, рыжими глазами.
– Это наш гость, Алдан, – спокойно сказал Терентий Фомич.
Собака немедленно уселась, вывалив из огромной пасти влажный, красный язык, и, казалось, с интересом стала наблюдать за людьми.
А Терентий Фомич и вслед за ним Виталий поднялись на крыльцо, аккуратно отчистили от налипшей грязи подошвы ботинок, и старик толкнул незапертую дверь.
Сняв пальто и телогрейку и скинув ботинки, они прошли в горницу, выложенную чистыми суровыми половиками. Все тут было скромно, но уютом и покоем пахнуло на Виталия. Он огляделся.
– Хорошо у вас, – сказал он.
– Хозяюшка моя заботится, – снова ласково сказал старик и крикнул. – Галинка, принимай гостя!
И тут же в горницу вбежала тоненькая, темноволосая девушка в скромном синем платьице и белом с цветами фартучке. Живое, свежее личико ее с огромными, удивительно чистыми, карими глазами, сразу понравилось Виталию.
– Галя, – застенчиво сказала девушка, подняв глаза на Виталия и протягивая узкую, неожиданно крепкую руку.
– Виталий, – улыбаясь, ответил он.
– Ну, вот. Будем знакомы, – бодро объявил Терентий Фомич и добавил, обращаясь к дочери. – Заночует он у нас. Из Москвы человек. Друга разыскивает. Ты в маленькой комнате постели потом. А пока мы домашнего чайку попьем. Давай, хозяюшка, накрывай.
– Сыт я, Терентий Фомич, – сказал Виталий. – Спасибо.
– Никак нельзя, – возразил старик. – Раз гость. Посидим, покалякаем.
– Вам, небось, на работу.
– Моя работа ночная. Сторож я тут.
– Чего же вы охраняете?
Тем временем они уже уселись за стол, а Галя неслышно исчезла.
– Правление колхоза у нас в Сухом Логе, – пояснил Терентий Фомич. – А тут бригада. Животноводы. Коровники у нас на всю область знаменитые. Вот Галинка моя скоро во вторую смену пойдет. Доярка она. Ну, еще и цех, конечно, охраняем, – усмехнулся он. – Тоже, говорят, немалый доход от него.
– А что он производит, цех этот?
– Чего захотят, – загадочно ответил старик. – Но по форме, значит, фруктовый джем.
Виталий улыбнулся.
– Это, выходит, к вам московские машины приходят, Родя говорил?
– Во, во, – охотно подтвердил Терентий Фомич. – К нам.
Появилась Галя с подносом в руках и начала расставлять на столе чашки, сахар, большую миску домашнего творога, кринку с молоком, тарелку со сметаной и другую тарелку с горкой яиц. Виталий заметил, что девушка поменяла платье и как-то по-другому причесала волосы, и передник был на ней уже другой, с другими цветами.
Суетясь возле стола, Галя смущенно сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
– Так бригадир он, – уважительно произнес первый, отхлебывая чай. – Ноне знаешь ему хлопот сколько? А москвичи-то твои хорошо за постой платят?
– А! – снова махнул рукой толстяк. – Нешто это постой? Ночь одна и все тут.
Виталий прислушался к их разговору, потом, решившись, сказал:
– Извините, что помешаю. Я, вот, приезжий. Друга своего по армии ищу. Нельзя ли тоже переночевать у вас? Я уплачу, конечно.
Оба старика посмотрели на него уже внимательнее, и первый, в телогрейке, перестав отхлебывать чай, поинтересовался:
– А откуда ты будешь, молодой человек?
– Из Москвы.
– Паспорт-то есть?
– А как же, в полном порядке, – улыбнулся Виталий. – Не беглый.
– Само собой, – согласился старик.
– И не разбойник, – добавил Виталий. – Их, пожалуй, тоже теперь не встретишь.
– Кто их знает, – с сомнением ответил старик. – Всякие, мил человек, водятся на российских просторах.
Второй старик, в куртке, к которому, собственно, и обратился Виталий, помалкивал, испытующе и недоверчиво поглядывая на незнакомого человека.
– Ну, что, Петр, берешь? – обратился к нему первый старик. – А то я его, так и быть, к себе пущу. Как?
– Пускай, коль охота, – буркнул тот.
– И пущу. Надо войти в положение. У него, небось, кума-то здесь нет, – насмешливо заключил он.
– Как хотишь, – сдержанно ответил второй.
– Пойдем, милок, – обратился к Виталию старик в телогрейке, отодвигая пустой стакан. – Ты закусывать-то кончил?
– Кончил, – с готовностью отозвался Виталий и поднялся из-за стола.
– Ну, и хорошо. Пойдем тогда.
Старик тоже встал, надел кепку и кивнул своему собеседнику.
– Бывай, Петр.
– Бывай, – равнодушно ответил тот, не выказывая желания идти вместе с ними.
Виталий и старик вышли из чайной и, поеживаясь от холодного ветра, зашагали по обочине дороги, обходя лужи, потом свернули в какую-то улочку.
Старик был невысоким, щупленьким, но ходким, и Виталий прибавил шагу, чтобы не отстать.
– Звать-то тебя как? – спросил старик, поднимая голову.
– Виталий.
– Ага. А меня, значит, Терентий Фомич. Так что, будем считать, знакомы уже. Ну, и какого же ты дружка отыскиваешь?
– По армии. Закадычные мы дружки были. А потом, вот, жизнь раскидала. Пять лет, как писать мне перестал. А то все звал. Каждый год к нему собирался. А теперь, вот, как отпуск получил, решил, все, отыщу.
– Звать-то его как?
– Свиридов Петр.
– Есть у нас один такой, – сдержанно произнес Терентий Фомич.
– Слышал. Не тот, – улыбнулся Виталий. – Ваш – Петр Савельевич. А мой – Петр Сергеевич. И вообще по возрасту не подходит.
– Это кто же тебе успел все сообщить?
– Подвез меня со станции парень один, из Сухого Лога. Родион.
– А, Родя, – кивнул старик. – Знаем такого. Хороший малец. Работящий. Ну, а сам ты чем в Москве занимаешься?
– Сантехникой, – усмехнулся Виталий, решив, что никакого учителя сейчас в отпуск никто не отпустит.
– Ну, да. Понятно, – старик мельком взглянул на Виталия через плечо снизу вверх и, вздохнув, сказал. – Только другого Свиридова у нас, милок, нет.
– Может, в какой соседней деревне?
– Это может. Фамилия такая в наших местах встречается. А своих парней я знаю. Все они тут у нас в дому крутятся. Вокруг Галки моей. Меньшая осталась, – ласково добавил он. – Остальных повыдавал. Всего аж четыре девки, ни одного парня, – и, вздохнув, заключил: – А старуха моя померла. Годов уж восемь как.
Оба помолчали. Потом старик неожиданно сказал:
– А с нашим Свиридовым ты, считай, уже познакомился. В чайной он со мной сидел Петр Савельевич, точно.
– Да, ну? – удивился Виталий. – Вот он, значит, какой…
– Такой, такой, – охотно согласился старик, легко семеня рядом с Виталием.
– Он у вас член правления?
– Член, а как же?
– И чем ведает?
– Цех у нас тут один есть, над ним поставлен.
– Потому и москвичей к себе пускает?
– Во! Значит, усек? Москвичей-то москвичей, да, как видишь, не всяких.
Старик остановился и показал на избу за невысоким штакетником.
– Мои хоромы. Милости прошу.
Они свернули к калитке. В этот миг Виталий заметил вдали идущего по улочке человека. Людей вокруг больше не было, и потому человек тот сразу бросился ему в глаза.
Впрочем, Виталий и не задержал на нем взгляда. Только Терентий Фомич недовольно проворчал:
– Увязался, обормот.
– Кто? – безразличным тоном спросил Виталий.
– Да тут один… – махнул рукой Терентий Фомич.
Не успела захлопнуться за ними калитка, как из-за дома выскочила крупная, угольно-черная, лохматая собака с отрубленным хвостом, неохватно мощной шеей и широкими, мощными лапами. Она басисто, раскатисто гавкнула, словно предупреждая о своем появлении. Однако никакой вражды к незнакомому человеку, пришедшему с хозяином, она не выказала. Только настороженно взглянула на Виталия круглыми, рыжими глазами.
– Это наш гость, Алдан, – спокойно сказал Терентий Фомич.
Собака немедленно уселась, вывалив из огромной пасти влажный, красный язык, и, казалось, с интересом стала наблюдать за людьми.
А Терентий Фомич и вслед за ним Виталий поднялись на крыльцо, аккуратно отчистили от налипшей грязи подошвы ботинок, и старик толкнул незапертую дверь.
Сняв пальто и телогрейку и скинув ботинки, они прошли в горницу, выложенную чистыми суровыми половиками. Все тут было скромно, но уютом и покоем пахнуло на Виталия. Он огляделся.
– Хорошо у вас, – сказал он.
– Хозяюшка моя заботится, – снова ласково сказал старик и крикнул. – Галинка, принимай гостя!
И тут же в горницу вбежала тоненькая, темноволосая девушка в скромном синем платьице и белом с цветами фартучке. Живое, свежее личико ее с огромными, удивительно чистыми, карими глазами, сразу понравилось Виталию.
– Галя, – застенчиво сказала девушка, подняв глаза на Виталия и протягивая узкую, неожиданно крепкую руку.
– Виталий, – улыбаясь, ответил он.
– Ну, вот. Будем знакомы, – бодро объявил Терентий Фомич и добавил, обращаясь к дочери. – Заночует он у нас. Из Москвы человек. Друга разыскивает. Ты в маленькой комнате постели потом. А пока мы домашнего чайку попьем. Давай, хозяюшка, накрывай.
– Сыт я, Терентий Фомич, – сказал Виталий. – Спасибо.
– Никак нельзя, – возразил старик. – Раз гость. Посидим, покалякаем.
– Вам, небось, на работу.
– Моя работа ночная. Сторож я тут.
– Чего же вы охраняете?
Тем временем они уже уселись за стол, а Галя неслышно исчезла.
– Правление колхоза у нас в Сухом Логе, – пояснил Терентий Фомич. – А тут бригада. Животноводы. Коровники у нас на всю область знаменитые. Вот Галинка моя скоро во вторую смену пойдет. Доярка она. Ну, еще и цех, конечно, охраняем, – усмехнулся он. – Тоже, говорят, немалый доход от него.
– А что он производит, цех этот?
– Чего захотят, – загадочно ответил старик. – Но по форме, значит, фруктовый джем.
Виталий улыбнулся.
– Это, выходит, к вам московские машины приходят, Родя говорил?
– Во, во, – охотно подтвердил Терентий Фомич. – К нам.
Появилась Галя с подносом в руках и начала расставлять на столе чашки, сахар, большую миску домашнего творога, кринку с молоком, тарелку со сметаной и другую тарелку с горкой яиц. Виталий заметил, что девушка поменяла платье и как-то по-другому причесала волосы, и передник был на ней уже другой, с другими цветами.
Суетясь возле стола, Галя смущенно сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85