— МУР, — многозначительно поднял палец Рощин. — Школа.
Ждать — это самое трудное и нервное дело. А тем более ждать сложа руки. Кажется, все сделано, что возможно, Игорь ничего не упустил. Больше пока искать Смолякова негде. Пока. До нового его преступления, до новой беды. Только тогда снова появится след.
Нет, надо еще что-то делать, надо думать, думать, думать…
Игорь беспокойно ворочался в постели и не мог заснуть.
Утром Рощин поинтересовался:
— Ну, как спал?
— Нормально, — буркнул Игорь.
— Да, — согласился Рощин, — ночь прошла спокойно. Не появился твой красавец. — Он повертел в руках одну из фотографий, лежащих на столе, и добавил: — Страшноватая рожа.
Игорь покосился на фотографию.
— В тюрьме снимали. Девай, Никита, думать, ничего мы с тобой не упустили? У санатория люди дежурят?
— А как же.
— Проверил бы. Я их не знаю.
— Проверю, проверю. На этот счет не беспокойся.
— Он опытный, Смоляков. Учти.
— Мы тоже опытные.
— А какие еще входы есть в санаторий, посмотрели?
— Слушай, — сочувственно сказал Рощин. — Да не волнуйся ты так. Все посмотрели. Все в порядке. Только бы он появился.
… И Смоляков наконец появился. Однако совсем не там, где его ждали.
Неожиданно позвонил Зарубин.
— Игорь? — глухо спросил он.
— Я. Чего звонишь?
— Приезжай. Дело есть.
Игорь нашел Зарубина у того же сарая, что и вчера. Он сидел на скамейке какой-то взъерошенный, сутулый и, опираясь локтями на широко расставленные колени, смотрел в землю, словно что-то потерял в траве возле ног.
— Ну, что случилось, Иван? — спросил Игорь, слегка запыхавшись и усаживаясь рядом на скамью. Зарубин вздохнул, откинулся на спинку скамьи.
— Письмо получил, — процедил он, доставая из кармана мятый конверт.
Игорь прежде всего внимательно осмотрел конверт.
— Так… Местное. Уже хорошо… Отправлено вчера…-медленно говорил Игорь, крутя конверт в руках. — В одиннадцать часов… С центрального почтамта… Там, видимо, и писал его… Ну, посмотрим, чего написал.
— Прийти велит.
— «Велит». Он тебе что-хозяин? Игорь вынул письмо. Это был сложенный вдвое зеленоватый бланк для телеграмм. Кривые строчки шли поперек печатного текста: «Здорово, дружок закадычный Иван. Поклон тебе от дружка Фени. Желаю встретиться. Приходи в субботу в парк у моря в двенадцать дня. Там открытая кафушка „Золотой маяк“. Ждать буду. Не придешь, умоешься. Феня».
— Феня — кличка его? — спросил Игорь.
— Ага.
— А суббота у нас завтра, так?
— Так. Мне идти или как? Охота взглянуть.
— Не боишься?
— Я его бил, — нахмурился Зарубин. — Под нарами у.меня сидел.
— Выходит, он тебя бояться должен?
— Посчитался, — коротко ответил Зарубин и невольно пощупал бок.
— Нож? — спросил Игорь.
— Напильник.
— Опасно.
— Ничего. Я живучий.
— Простил ты его все-таки? Под конец дружками вышли?
— Вроде того.
— А Марину, получается, ты у него увел?
— Я за нее заступился.
Игорь чувствовал: в сложный узел завязаны их отношения; это лишь на первый взгляд заурядный треугольник. Любовь и смерть шли здесь рядом.
— Ну, так чего, идти или нет? — спросил Зарубин сердито и нетерпеливо. — Или не доверяешь? Тогда прямо говори.
— Пойди, Иван, пойди, — согласился Игорь. — На всякий случай посмотрим, что такое он тебе скажет. Место знакомое?
— Знакомое.
— Ну, а мы подготовим встречу. Марина ничего не знает?
— Нечего ей знать. И Игорь заспешил в управление. Однако он и предположить не мог, что задумал на этот раз Смоляков.
В тот же день в Москве, в кабинете Цветкова, состоялся неприятный разговор.
Цветков вызвал к себе Усольцева.
С нехорошим предчувствием шел Виктор Усольцев в кабинет начальника отдела. Успокаивала только мысль, что главный его враг, этот чертов Откаленко, уехал в командировку.
Когда Усольцев зашел в кабинет Цветкова, то сразу увидел Лосева, сидевшего в стороне, на диване. Длинная его фигура в сером костюме и светлые волосы четко выделялись на темной обивке дивана, это почему-то бросилось Усольцеву в глаза сейчас.
Он остановился на пороге.
— Заходите, Усольцев, — сухо пригласил его Цветков.
Обращение на «вы» ничего хорошего не сулило. Виктор молча сел на стул возле стопа и неуверенно посмотрел на мрачного Цветкова, перебиравшего на столе карандаши.
— Так вот, — сказал Цветков, сдвигая карандаши в сторону. — Должен сказать, что вы плохо начали свою работу у нас. Не неумело, это бы я вам еще простил, а плохо, — подчеркнул он, — С самого плохого начали и самого в наших условиях опасного — с обмана. Вот это мы, Усольцев, не прощаем. И это вы знали.
— Я не обманывал, я…
— Погодите, — приподнял руку Цветков. — Я не кончил. Вы провалили задание с Коменковым, вы не получили у него никаких сведений о Шанине, которого он, оказывается, хорошо знает. Ладно. Это может случиться с новичком. Совсем неопытным новичком, каковым вы и являетесь. Потому что Коменков — это пустой орех, его расколоть ничего не стоило. Но, вместо того чтобы честно доложить о неудаче, вы заявили, что задание выполнили, что Коменков о Шанине ничего не знает. Этим вы ввели нас в заблуждение и нанесли прямой вред делу. Такое прощать мы не имеем права. И не прощаем, Усольцев. Вот это первый пункт. Он вам ясен? Виктор сокрушенно кивнул головой.
— Но мало этого, — хмуро продолжал между тем Цветков, не глядя на Усольцева. — Вы не только ничего не узнали. Вы умудрились вселить в Коменкова уверенность, что он приобрел в МУРе ценного дружка, который его в любой момент выручит, стоит только позвонить ему по телефону. И Коменков стал вести себя после встречи с вами еще увереннее и наглее. Стал хвастать направо и налево этой связью и порочить тем МУР, всех нас, — с нарастающей досадой проговорил Цветков. — Всех! Как же вы посмели так поступить? Вы опозорили людей, которые годы честно здесь работают.
Усольцев еще ниже опустил голову и продолжал молчать.
Замолчал и Цветков.
Согнувшись, сидел на своем диване Лосев и смотрел на Усольцева.
— Что скажешь, Лосев? — спросил Цветков, не поворачивая головы.
— Я согласен с вами, Федор Кузьмич, — твердо ответил Виталий. — Сначала я думал, что это можно еще поправить. Но теперь…
— Сейчас уже поздно, считаешь?
— Сейчас?.. — Виталий подумал. — Сейчас опасно иметь его рядом, я считаю. Доверие кончилось.
— Так. Но тут и твоя вина. Согласен?
— Согласен.
— И тебе урок… — Тоже согласен.
— И всем нам, — как всегда, справедливо разделил вину Цветков.
В кабинете на миг воцарилась тишина.
— Что скажете, Усольцев? — спросил Цветков. Виктор, поборов себя, коротко ответил, не отрывая глаз от пола:
— Я не буду оправдываться. Виноват… Во всем… Только я не хотел этого…
— Не хотел, — с горечью повторил Цветков. — Но сделал. Выходит, понимал, что это плохо, и все же так поступил, Гм… Это еще хуже. Что ж, — вздохнул он, — будем решать, будем решать…
И вот тут Усольцев разозлился. Ему показалось, что Цветков просто поймал его на слове и тем самым несправедливо усугубил его вину. И он сказал с вызовом:
— А решать будете не вы, а руководство. И оно отнесется объективнее.
— Вот как? — удивился Цветков. — Значит, вы хотите остаться у нас? — Он словно пропустил мимо ушей упрек в необъективности. — Вы считаете это возможным и даже рациональным?
— Да, считаю. Мне, молодому специалисту, не было оказано помощи со стороны товарища Лосева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49