Беспечно рассмеялась в ответ на удивленный взгляд Гарри, заметившего, что на ней нет ничего, кроме женских кружевных трусиков. Налила еще по стаканчику и села рядом с ним. Гарри отхлебнул большой глоток и дотронулся до трусиков. Как тебе мои шелковые штанишки? Гарри отдернул руку. Он почувствовал руку Альберты у себя на затылке. Она мягко положила его ладонь себе на ногу. Я люблю их. Они такие гладкие, — держа его руку у себя на ноге и целуя его в шею, в губы, сунув язык ему в рот и пытаясь отыскать его язык, нащупав его снизу — когда Гарри загнул его кверху, убрав подальше, — лаская основание его языка своим. Язык Гарри медленно развернулся и коснулся ее языка, он схватил ее за хуй, Альберта убрала его руку обратно себе на ногу, кончиком языка обслюнявила язык Гарри, заерзала, когда он крепко сжал ей ногу, почти почувствовав, как Гарри глотает капельки ее слюны, почувствовала, как его язык устремляется к ней в рот так, словно Гарри пытается ее задушить; она присосалась к его языку, потом позволила ему проделать то же самое с ее языком, вращая головой так же, как он, и проводя рукой по его кряжистой спине; медленно запрокинула голову, отстранившись от него. Пойдем в спальню, милый. Гарри притянул ее к себе и присосался к ее губам. Она медленно отстранилась, прекратив поцелуй, и с усилием потянула Гарри за собой, держа его сзади за шею. Пойдем в постель, — медленно вставая и продолжая тянуть. Гарри встал, слегка пошатываясь. Альберта опустила взгляд и рассмеялась. Ты все еще в ботинках и в носках! Гарри принялся моргать. Он стоял, расставив ноги, со стоячим хуем, голый, если не считать черных носков и башмаков. Альберта захихикала, потом сняла с него башмаки и носки. Пойдем, любовничек. Она схватила его за хуй и повела в спальню.
Гарри рухнул на кровать, повернулся и поцеловал Альберту, промахнувшись мимо губ и чмокнув ее в подбородок. Она рассмеялась и направила его к своим губам. Он принялся толкать ее в бок, и поначалу Альберта недоумевала, не зная, чего он добивается, а потом поняла, что он хочет ее перевернуть. Она снова захихикала. Ах, глупенький! Ты что, никогда гомика не ебал? Гарри что-то пробурчал, не оставляя своих неловких попыток и продолжая целовать ее в грудь и в шею. Мы занимаемся любовью так же, как все, голубчик, — сперва почувствовав некоторое раздражение, потом вновь наслаждаясь прелестью обладания невинным мальчиком. Просто расслабься, — повернувшись набок и целуя его, шепча что-то ему на ухо. Покончив с предварительными ласками, она повернулась на спину и, когда Гарри взобрался на нее, принялась двигаться в одном ритме с ним, обхватив его руками и ногами, вертясь, извиваясь, охая.
Гарри устремился было вперед, потом, взглянув на Альберту, умерил пыл и начал совершать медленные, возбуждающие движения; и каждое движение он совершал сознательно — сознавая, что приходит в возбуждение и получает удовольствие, и желая, чтобы это никогда не кончалось; и хотя он стискивал зубы от вожделения, щипал Альберту за спину и кусал в шею, наступило относительное расслабление, а напряжение и судороги были вызваны наслаждением и страстным желанием оставаться там, где он находится, и продолжать делать то, что делает. Гарри слышал, как сливаются в единый стон их стоны, ощущал ее под собой, чувствовал ее плоть у себя во рту; появилось множество ощутимых, осязаемых вещей, и все же оставалось некоторое смущение, но оно возникло в результате неопытности, из-за внезапного, всепоглощающего чувства наслаждения — наслаждения, равного которому он никогда еще не знал и которого — вместе с сопутствующими ему возбуждением и нежностью — никогда не испытывал… ему хотелось хватать и тискать ту плоть, что он ощущал в руках, хотелось впиваться в нее зубами, однако уничтожить ее не хотелось; ему хотелось, чтобы она существовала, хотелось иметь возможность снова к ней вернуться. Гарри продолжал двигаться в том же сладостном ритме; продолжал стонать в унисон с Альбертой, несмотря на то и дело возникающее чувство неловкости; ошарашенный — но не встревоженный и не огорченный этими новыми чувствами, рождающими друг друга у него в душе, и попросту сосредоточившись на наслаждении, полностью доверившись ему, как прежде Альберте. Перестав двигаться, он замер, с минуту полежал, прислушиваясь к их тяжелому дыханию, потом поцеловал Альберту, погладил ее руки, медленно, осторожно скатился на кровать, потянулся и вскоре уснул. Гарри был счастлив.
Проснувшись, Гарри не сразу открыл глаза, а полежал, размышляя, потом резко, очень широко, раскрыл их, повернулся и посмотрел на Альберту. Гарри приподнялся. Весь прошедший вечер разам всплыл в памяти Гарри, и глаза его затуманились от мучительной тревоги и смущения. На кратчайший миг он спрятался за выпитым спиртным и наслоившимися друг на друга образами, которые возникли у него перед глазами, а потом исчезли. Он рухнул на кровать и опять уснул. Потом, когда он вновь проснулся, убежать ему больше не хотелось. Пугающая ясность, появившаяся на миг при первом пробуждении, бесследно растворилась в обычной путанице мыслей, и Гарри нашел в себе силы посмотреть на Альберту, припомнить в общих чертах, довольно смутно, минувшую ночь и не бояться там находиться — он по-прежнему опасался последствий того, что кто-нибудь обо всем узнает, однако ощущение счастья оставляло страхи и смущение в тени.
Фактически именно это ощущение счастья и беспокоило Гарри больше всего в ту самую минуту, когда он сидел в постели, смотрел на Альберту и вспоминал — с удовольствием — минувшую ночь. Он понимал, что ему хорошо, но охарактеризовать свое ощущение не мог. Не мог сказать: я счастлив. Свое ощущение ему не с чем было сравнить. Ему бывало хорошо, когда он распекал Уилсона; бывало хорошо, когда пил с ребятами; в тех случаях он уверял себя, что счастлив, однако нынешнее ощущение было настолько несравнимо с прежним, что казалось непостижимым. Он не отдавал себе отчета в том, что никогда еще не был счастлив — так счастлив.
Он снова посмотрел на Альберту, потом встал с кровати и налил себе выпить. В голове у него начинало мелькать слишком много мыслей. Попросту сидеть и давать им волю на трезвую голову было опасно. Он закурил и постарался как можно быстрее выпить, потом налил еще. Эту порцию он пил чуть дольше, а выпив, вернулся в спальню и сел на край кровати с третьей порцией в руке.
Ему хотелось разбудить Альберту. Не хотелось сидеть в одиночестве и чувствовать себя беззащитным; хотелось с ней поговорить, но он не знал, что делать: то ли позвать ее, то ли растолкать, то ли попросту подпрыгнуть на кровати. Он отхлебнул глоток, затянулся сигаретой, потом погасил сигарету, сильно стукнув пепельницей по столу. Альберта шевельнулась, а Гарри быстро отвернулся, стараясь не смотреть на нее, и громко зевнул. Альберта заворочалась и что-то пробормотала, а Гарри поспешно обернулся, стараясь как можно сильнее раскачать кровать: чего-чего? Альберта снова что-то пробурчала и открыла глаза. Гарри расплылся в своей улыбочке и отхлебнул еще один глоток. Начался новый день.
Хотя Альберта встала с кровати, умылась и принялась за свои обычные утренние дела, для того чтобы проснуться окончательно, ей требовалось некоторое время, и потому она далеко не сразу поняла, о чем толкует Гарри, и осознала, что он ходит за ней следом по квартире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Гарри рухнул на кровать, повернулся и поцеловал Альберту, промахнувшись мимо губ и чмокнув ее в подбородок. Она рассмеялась и направила его к своим губам. Он принялся толкать ее в бок, и поначалу Альберта недоумевала, не зная, чего он добивается, а потом поняла, что он хочет ее перевернуть. Она снова захихикала. Ах, глупенький! Ты что, никогда гомика не ебал? Гарри что-то пробурчал, не оставляя своих неловких попыток и продолжая целовать ее в грудь и в шею. Мы занимаемся любовью так же, как все, голубчик, — сперва почувствовав некоторое раздражение, потом вновь наслаждаясь прелестью обладания невинным мальчиком. Просто расслабься, — повернувшись набок и целуя его, шепча что-то ему на ухо. Покончив с предварительными ласками, она повернулась на спину и, когда Гарри взобрался на нее, принялась двигаться в одном ритме с ним, обхватив его руками и ногами, вертясь, извиваясь, охая.
Гарри устремился было вперед, потом, взглянув на Альберту, умерил пыл и начал совершать медленные, возбуждающие движения; и каждое движение он совершал сознательно — сознавая, что приходит в возбуждение и получает удовольствие, и желая, чтобы это никогда не кончалось; и хотя он стискивал зубы от вожделения, щипал Альберту за спину и кусал в шею, наступило относительное расслабление, а напряжение и судороги были вызваны наслаждением и страстным желанием оставаться там, где он находится, и продолжать делать то, что делает. Гарри слышал, как сливаются в единый стон их стоны, ощущал ее под собой, чувствовал ее плоть у себя во рту; появилось множество ощутимых, осязаемых вещей, и все же оставалось некоторое смущение, но оно возникло в результате неопытности, из-за внезапного, всепоглощающего чувства наслаждения — наслаждения, равного которому он никогда еще не знал и которого — вместе с сопутствующими ему возбуждением и нежностью — никогда не испытывал… ему хотелось хватать и тискать ту плоть, что он ощущал в руках, хотелось впиваться в нее зубами, однако уничтожить ее не хотелось; ему хотелось, чтобы она существовала, хотелось иметь возможность снова к ней вернуться. Гарри продолжал двигаться в том же сладостном ритме; продолжал стонать в унисон с Альбертой, несмотря на то и дело возникающее чувство неловкости; ошарашенный — но не встревоженный и не огорченный этими новыми чувствами, рождающими друг друга у него в душе, и попросту сосредоточившись на наслаждении, полностью доверившись ему, как прежде Альберте. Перестав двигаться, он замер, с минуту полежал, прислушиваясь к их тяжелому дыханию, потом поцеловал Альберту, погладил ее руки, медленно, осторожно скатился на кровать, потянулся и вскоре уснул. Гарри был счастлив.
Проснувшись, Гарри не сразу открыл глаза, а полежал, размышляя, потом резко, очень широко, раскрыл их, повернулся и посмотрел на Альберту. Гарри приподнялся. Весь прошедший вечер разам всплыл в памяти Гарри, и глаза его затуманились от мучительной тревоги и смущения. На кратчайший миг он спрятался за выпитым спиртным и наслоившимися друг на друга образами, которые возникли у него перед глазами, а потом исчезли. Он рухнул на кровать и опять уснул. Потом, когда он вновь проснулся, убежать ему больше не хотелось. Пугающая ясность, появившаяся на миг при первом пробуждении, бесследно растворилась в обычной путанице мыслей, и Гарри нашел в себе силы посмотреть на Альберту, припомнить в общих чертах, довольно смутно, минувшую ночь и не бояться там находиться — он по-прежнему опасался последствий того, что кто-нибудь обо всем узнает, однако ощущение счастья оставляло страхи и смущение в тени.
Фактически именно это ощущение счастья и беспокоило Гарри больше всего в ту самую минуту, когда он сидел в постели, смотрел на Альберту и вспоминал — с удовольствием — минувшую ночь. Он понимал, что ему хорошо, но охарактеризовать свое ощущение не мог. Не мог сказать: я счастлив. Свое ощущение ему не с чем было сравнить. Ему бывало хорошо, когда он распекал Уилсона; бывало хорошо, когда пил с ребятами; в тех случаях он уверял себя, что счастлив, однако нынешнее ощущение было настолько несравнимо с прежним, что казалось непостижимым. Он не отдавал себе отчета в том, что никогда еще не был счастлив — так счастлив.
Он снова посмотрел на Альберту, потом встал с кровати и налил себе выпить. В голове у него начинало мелькать слишком много мыслей. Попросту сидеть и давать им волю на трезвую голову было опасно. Он закурил и постарался как можно быстрее выпить, потом налил еще. Эту порцию он пил чуть дольше, а выпив, вернулся в спальню и сел на край кровати с третьей порцией в руке.
Ему хотелось разбудить Альберту. Не хотелось сидеть в одиночестве и чувствовать себя беззащитным; хотелось с ней поговорить, но он не знал, что делать: то ли позвать ее, то ли растолкать, то ли попросту подпрыгнуть на кровати. Он отхлебнул глоток, затянулся сигаретой, потом погасил сигарету, сильно стукнув пепельницей по столу. Альберта шевельнулась, а Гарри быстро отвернулся, стараясь не смотреть на нее, и громко зевнул. Альберта заворочалась и что-то пробормотала, а Гарри поспешно обернулся, стараясь как можно сильнее раскачать кровать: чего-чего? Альберта снова что-то пробурчала и открыла глаза. Гарри расплылся в своей улыбочке и отхлебнул еще один глоток. Начался новый день.
Хотя Альберта встала с кровати, умылась и принялась за свои обычные утренние дела, для того чтобы проснуться окончательно, ей требовалось некоторое время, и потому она далеко не сразу поняла, о чем толкует Гарри, и осознала, что он ходит за ней следом по квартире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81