Женские фигуры в коридоре. Стол как на свадьбе. Рассказ Вадима о своей службе сначала помощником следователя в красных погонах, допросы свидетелей, пишущая машинка как у писателей, Псков, продажа ваучеров, охрана цыганами, девушки из Великих Лук, две. Вот здесь работала моя жена, показывает на каменную стену, проходим по Марата в сторону ТЮЗа. Девушка как гитара, жертва проворных кинжалов. Москва, смерть девушки. Рассказ Вадима о поездке Оли в М. Фильштинская и ее косметический кабинет, вход через кафе. Как в Кане галилейской: бутылки, стол, еда. Разговоры, музыка, волшебство. Дети. Девушка, занимавшаяся верховой ездой, знающая, где хребет и круп животных. Короткая стрижка, карие волосы как у всадников Батыя или Тимура. Степная красавица с крепкими руками. Мадера, память о Распутине. Два Сережи. Общее кривлянье, веселье.
Шахта лифта, эскалатор метро, вниз и вверх. Есть другие глубины, высоты. В театре у Нарвских ворот должны играть по маркизу де Саду, философия в будуаре, вечером. Передача в субботу по радио. Сквозь шум волн. Радиосеанс. Бал в манеже. Рассказ Наташи, сожжение в знак протеста платья. Вниз и вверх, от Марата до Каменноостровского, лестница, лифт. От стола к столу, свечи, лица, слова, провалы в тьму, будущий фильм Луи Маля. Сон. Обязательность и потусторонность тем. Их странная связь, письма и голоса.
Болезнь и здоровье лиц, тел, одежд, душ. Амфитеатр, книги с обложками разных цветов, тем, толщины. От больших и малых как птичьи голоса. Крысы и зеленая голова. Вий. Начало и конец света. Протяженность лучей. Рассказы об Индии, далекая страна, Тверь, Афанасий Никитин. Портрет на бутылке, как будто почта, путешествие за три моря. Три века спустя. Такой кинороман.
Одна девушка в коридоре, другая входит в комнату, музыка по проводам, кино в черной комнате по ТВ.
Совсем не нужно ехать на три года в тундру, на Новую землю изучать радиоактивный мех оленей, мох. Здесь есть все. Исследовательницы, испытательницы, теплые комбинезоны, рукавицы. Летчицы, натурщицы, искусствоведы. Косметический салон рядом с зоопарком. Лотос, бывшее кафе. Линии трамвая по Белой Индии.
* * *
Под сводами метро. Свод как в кино Роб-Грийе. La belle captive et l’ete passe a Marienbad. Ждали под зеленым куполом Олю и Вадима, чтобы поехать в Петергоф второго февраля, это Олин день рождения. Я пришел немного раньше и гулял по квадратному залу Балтийского вокзала в стенах-руинах, неизменных часах. В понедельник всегда писать с утра непривычно после календарного воскресенья. Театр каждый день, если не представление то репетиция, если не театр, то кинороман, дефис и слитно. Кинотеатр, театр, искусство. Кинороман. Своды метро, зеленый потолок и белый венок, рядом с киоском заметил сначала Валю, потом Антона, они гуляли или стояли не зная друг друга, Валентина в своем неизменном платке, пальто, а он со своим взглядом. Знакомство, узнавание друг друга как в кино. Бабочки, бабочки, сказала Валя. Действительно, в киоске за стеклом разноцветные бабочки, маленькие фигурки животных, множество всякой всячины, что обыкновенно продается при выходе из метро. Суеверие или наоборот, отсутствие предрассудков у выходящих из метро. Я ошибся, может быть, сказав, что в том киоске продавали то, что обычно. Нет, не совсем. Бабочки. Валя рассказала, что вчера ходила в театр на Медею, с Вадимом и Олей. Пришла Глюкля, красивая художница. Они стали шептаться с Валей, позвонить или нет, однажды Глюкля прождала Олю два часа. С Глюклей пришел и Дима в меховой шапке с шарфом и пальто.
Мы с Валей договорились встретиться завтра (сегодня) в кафе. Дом Достоевского на углу Графского переулка напротив театра. В семь часов. Глюкля зашла за колонну переодеться, сняла очки и надела белую шапку как у атаманши. Приехали наконец. Черные лампадеры. Я извинялся, что не поеду вместе со всеми в П., мимо заснеженных полей. Но, что я их сопровождаю в мыслях.
С А. Выходим на площадь перед вокзалом, чувство освобождения от поездки. Едем на Театральную площадь. Переходим мост, как в кинокартине, переход моста, батальная живопись. Лермонтовский проспект, портрет, трепет, черное (памятник п.) и белый снег. На Садовой мы сходим с трамвая и идем пешком. Заходим в магазин, дом двенадцать по Союзу П., покупаем чай и восточные сладости. Власть женщин. Их имена, платки (шали), шляпы и шапки. Скрыть развевающиеся. Они струятся из под платка. До Офицерской, потом направо, перейдя улицу, потом налево в бывший Тюремный переулок, мимо дома Юры, психоневрологического диспансера). Вот где мне место, сказал мой спутник. Потом дошли до подворотни, дом один, свернули в красивый двор. Прошли до конца, мы на втором этаже. Звонок. Голос хозяйки как в пьесе. Хозяйка гостиницы. Уже происходит представление и узнавание во сне или после сна, в пьесе, в коридоре-кухне, салоне с буфетом, котом, Иваном Васильевичем, соседом, корейцем-постояльцем. Лариса дарит книги, Антону — Дидро, монахиню, La Religieuse. Мне достался Аполлинер апокалипсиса. А. последних дней, откровения. Боккаччо, театр. У Ларисы в сухарях профиль Данте, фрагмент газеты в тарелке. Это постмодерн.
У целительницы в дворницкой, комната номер пятнадцать, дом рядом с Октябрем (бывшая Паризиана). Сеанс целительства, муж больной ж., кот, кошка, мы на кушетке. Как в М. и Маргарите. Что-то летает кружится, кажется.
* * *
На скамейке в полуподвале. Борей, рядом с Куйбышевской больницей для бедных и поэтов. Б. и п. Выход через кафе, двор, мимо секс-шопа. Прямо на Литейный. Потом Невский в странном освещении как на войне в прожекторах и затемнении. До этого больница св. Ольги, маленькие дети. Трамвай. По переименованной улице, мимо. Метро. Собор на Владимирской площади, мимо театра. Мое кафе. Дом Достоевского. Попив кофе у стойки, прочитав несколько страниц из Зази в метро, иду на встречу в Северный ветер, полуподвал, искусство, андер-граунд. Иду Графским переулком, улицей Рубинштейна, захожу в туалет Кэрролс, где был кафе-автомат. Индейская атмосфера андер-граунда, представление триллера, опоздал, чтение стихов, разговоры, музыка. Я сидел у стены на скамейке рядом со Светой и Ритой, встретил Митю. Там же был Сережа. Дима подарил мне черно-белую книгу Биеннале.
Я оставил надежды, как сжигают или взрывают мосты, беседки. Но не я, потому что мне чуждо насилие. И: взрывать, не строить. Необходим котлован. Взрывать и строить. Мосты и беседки дружбы летят по ветру, горят и тонут. Корабли спасения, высокая гора.
Чтение книги в метро. Реймон Кено. Зази в метро. Позже послужит фоном во время моей поездки в Париж. Сон о статье, голое солнце, горло. Тоска по университетской набережной. Кафе Арка. Коридор. История болезни, граница, заграница, доктора, псы-рыцари, гробница из чистого серебра слов, эпитафия русского энциклопедиста, изобретателя фарфора и мозаики. История фарфора, восстановление монастырей, вышивка по шелку. Время снежной зимы, розовых чаек, чашек. Мораторий на изучение ф. языка до понедельника. Там видно будет. Погружение. Пока читаю Зази. Обязательства, свобода, медицинская комиссия. Приглашение к путешествию. Финляндский воздух, финский, курорт, стихии, наш автобус. Дом, тоска по месту. Болезнь. Излечение от болезни. Врачу, излечи себя сам. Пациенты и доктора. Лэди и джентльмены, мсье-дам. До лунного нового года остаются считанные дни (часы).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Шахта лифта, эскалатор метро, вниз и вверх. Есть другие глубины, высоты. В театре у Нарвских ворот должны играть по маркизу де Саду, философия в будуаре, вечером. Передача в субботу по радио. Сквозь шум волн. Радиосеанс. Бал в манеже. Рассказ Наташи, сожжение в знак протеста платья. Вниз и вверх, от Марата до Каменноостровского, лестница, лифт. От стола к столу, свечи, лица, слова, провалы в тьму, будущий фильм Луи Маля. Сон. Обязательность и потусторонность тем. Их странная связь, письма и голоса.
Болезнь и здоровье лиц, тел, одежд, душ. Амфитеатр, книги с обложками разных цветов, тем, толщины. От больших и малых как птичьи голоса. Крысы и зеленая голова. Вий. Начало и конец света. Протяженность лучей. Рассказы об Индии, далекая страна, Тверь, Афанасий Никитин. Портрет на бутылке, как будто почта, путешествие за три моря. Три века спустя. Такой кинороман.
Одна девушка в коридоре, другая входит в комнату, музыка по проводам, кино в черной комнате по ТВ.
Совсем не нужно ехать на три года в тундру, на Новую землю изучать радиоактивный мех оленей, мох. Здесь есть все. Исследовательницы, испытательницы, теплые комбинезоны, рукавицы. Летчицы, натурщицы, искусствоведы. Косметический салон рядом с зоопарком. Лотос, бывшее кафе. Линии трамвая по Белой Индии.
* * *
Под сводами метро. Свод как в кино Роб-Грийе. La belle captive et l’ete passe a Marienbad. Ждали под зеленым куполом Олю и Вадима, чтобы поехать в Петергоф второго февраля, это Олин день рождения. Я пришел немного раньше и гулял по квадратному залу Балтийского вокзала в стенах-руинах, неизменных часах. В понедельник всегда писать с утра непривычно после календарного воскресенья. Театр каждый день, если не представление то репетиция, если не театр, то кинороман, дефис и слитно. Кинотеатр, театр, искусство. Кинороман. Своды метро, зеленый потолок и белый венок, рядом с киоском заметил сначала Валю, потом Антона, они гуляли или стояли не зная друг друга, Валентина в своем неизменном платке, пальто, а он со своим взглядом. Знакомство, узнавание друг друга как в кино. Бабочки, бабочки, сказала Валя. Действительно, в киоске за стеклом разноцветные бабочки, маленькие фигурки животных, множество всякой всячины, что обыкновенно продается при выходе из метро. Суеверие или наоборот, отсутствие предрассудков у выходящих из метро. Я ошибся, может быть, сказав, что в том киоске продавали то, что обычно. Нет, не совсем. Бабочки. Валя рассказала, что вчера ходила в театр на Медею, с Вадимом и Олей. Пришла Глюкля, красивая художница. Они стали шептаться с Валей, позвонить или нет, однажды Глюкля прождала Олю два часа. С Глюклей пришел и Дима в меховой шапке с шарфом и пальто.
Мы с Валей договорились встретиться завтра (сегодня) в кафе. Дом Достоевского на углу Графского переулка напротив театра. В семь часов. Глюкля зашла за колонну переодеться, сняла очки и надела белую шапку как у атаманши. Приехали наконец. Черные лампадеры. Я извинялся, что не поеду вместе со всеми в П., мимо заснеженных полей. Но, что я их сопровождаю в мыслях.
С А. Выходим на площадь перед вокзалом, чувство освобождения от поездки. Едем на Театральную площадь. Переходим мост, как в кинокартине, переход моста, батальная живопись. Лермонтовский проспект, портрет, трепет, черное (памятник п.) и белый снег. На Садовой мы сходим с трамвая и идем пешком. Заходим в магазин, дом двенадцать по Союзу П., покупаем чай и восточные сладости. Власть женщин. Их имена, платки (шали), шляпы и шапки. Скрыть развевающиеся. Они струятся из под платка. До Офицерской, потом направо, перейдя улицу, потом налево в бывший Тюремный переулок, мимо дома Юры, психоневрологического диспансера). Вот где мне место, сказал мой спутник. Потом дошли до подворотни, дом один, свернули в красивый двор. Прошли до конца, мы на втором этаже. Звонок. Голос хозяйки как в пьесе. Хозяйка гостиницы. Уже происходит представление и узнавание во сне или после сна, в пьесе, в коридоре-кухне, салоне с буфетом, котом, Иваном Васильевичем, соседом, корейцем-постояльцем. Лариса дарит книги, Антону — Дидро, монахиню, La Religieuse. Мне достался Аполлинер апокалипсиса. А. последних дней, откровения. Боккаччо, театр. У Ларисы в сухарях профиль Данте, фрагмент газеты в тарелке. Это постмодерн.
У целительницы в дворницкой, комната номер пятнадцать, дом рядом с Октябрем (бывшая Паризиана). Сеанс целительства, муж больной ж., кот, кошка, мы на кушетке. Как в М. и Маргарите. Что-то летает кружится, кажется.
* * *
На скамейке в полуподвале. Борей, рядом с Куйбышевской больницей для бедных и поэтов. Б. и п. Выход через кафе, двор, мимо секс-шопа. Прямо на Литейный. Потом Невский в странном освещении как на войне в прожекторах и затемнении. До этого больница св. Ольги, маленькие дети. Трамвай. По переименованной улице, мимо. Метро. Собор на Владимирской площади, мимо театра. Мое кафе. Дом Достоевского. Попив кофе у стойки, прочитав несколько страниц из Зази в метро, иду на встречу в Северный ветер, полуподвал, искусство, андер-граунд. Иду Графским переулком, улицей Рубинштейна, захожу в туалет Кэрролс, где был кафе-автомат. Индейская атмосфера андер-граунда, представление триллера, опоздал, чтение стихов, разговоры, музыка. Я сидел у стены на скамейке рядом со Светой и Ритой, встретил Митю. Там же был Сережа. Дима подарил мне черно-белую книгу Биеннале.
Я оставил надежды, как сжигают или взрывают мосты, беседки. Но не я, потому что мне чуждо насилие. И: взрывать, не строить. Необходим котлован. Взрывать и строить. Мосты и беседки дружбы летят по ветру, горят и тонут. Корабли спасения, высокая гора.
Чтение книги в метро. Реймон Кено. Зази в метро. Позже послужит фоном во время моей поездки в Париж. Сон о статье, голое солнце, горло. Тоска по университетской набережной. Кафе Арка. Коридор. История болезни, граница, заграница, доктора, псы-рыцари, гробница из чистого серебра слов, эпитафия русского энциклопедиста, изобретателя фарфора и мозаики. История фарфора, восстановление монастырей, вышивка по шелку. Время снежной зимы, розовых чаек, чашек. Мораторий на изучение ф. языка до понедельника. Там видно будет. Погружение. Пока читаю Зази. Обязательства, свобода, медицинская комиссия. Приглашение к путешествию. Финляндский воздух, финский, курорт, стихии, наш автобус. Дом, тоска по месту. Болезнь. Излечение от болезни. Врачу, излечи себя сам. Пациенты и доктора. Лэди и джентльмены, мсье-дам. До лунного нового года остаются считанные дни (часы).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54