XXV. Что может выстрадать женщина (Рукопись женщины-самоубийцы. – Продолжение)
Рано утром врач покинул меня, и я осталась одна наедине с телом моей дорогой дочери.
По крайней мере, одно утешение у меня оставалось, и я извлекла его из собственной нищеты: поскольку люди знали, что я из-за бедности близка к смерти от голода, никто не явится помочь мне положить Бетси в саван.
Точно так же, как при ее рождении я сама взяла на себя первые заботы о ней, теперь, после ее смерти, я сама отдам ей последний долг.
Впрочем, даже будучи и в самом деле мертвой, она все еще оставалась со мной; смерть оказалась настолько милосердной к ней, что даже самые тонкие черты лица Бетси ничуть не исказились.
И кто же помешает мне верить, что она спит, ждать ее пробуждения – вплоть до мига, когда мне уж точно придется расстаться с ней навсегда?!
К счастью, этот миг еще не был близок; обычно погребение совершалось через тридцать шесть или сорок часов после смерти.
Так что я имела возможность оставаться рядом с моей дорогой усопшей еще целый день.
Тут я неожиданно для себя подняла голову, и мой взгляд упал на кладбище; мне показалось, что каких-то два человека копали там могилу.
Могилу – для кого?
Значит, кто-то умер накануне?
Я встала и подошла к окну.
Новую могилу копали рядом с могилой моего мужа, на том самом месте, что было оставлено для нас.
Сомневаться не приходилось: эта могила предназначалась для моей дочери. Но зачем копать яму сегодня, когда покойницу будут хоронить не раньше чем завтра?!
Я распахнула окно.
Звук открывающегося окна привлек внимание обоих могильщиков.
Они поздоровались со мной.
– Что вы там делаете? – крикнула я им.
– Да вы же сами видите, – отозвался один из них, опершись на лопату. – Копаем могилу.
– Могилу?
– Конечно, могилу.
– А для кого?
– Для вашей дочери; она ведь умерла сегодня ночью.
– Кто же велел вам копать эту могилу?
– Господин пастор.
Пастор? Чего вдруг этот человек вмешивается в мои дела?!
Если бы один из его проклятых мальчиков умер или даже умерли оба, разве я стала бы много раньше положенного часа погребения давать распоряжения копать им могилу?!
В этом крылась какая-то тайна.
Эта тайна чем-то мне угрожала.
Я закрыла окно и поспешно вернулась к кровати моей дочери.
Через несколько минут в дверь постучали.
Я не ответила и только покрепче прижала к себе это бедное безжизненное тело.
Постучали второй раз, третий, но я так и не откликнулась.
После этого дверь открылась.
Оказалось, что это столяр принес гроб.
Он остановился на пороге, не решаясь войти в комнату.
Наверное, страшно было смотреть на меня, сидевшую с распущенными волосами, охватившую руками покойницу и устремившую в вошедшего сверкающий взгляд.
– Что вам нужно? – крикнула я ему. – И что вы собираетесь здесь делать?
– Что я собираюсь здесь делать? Я вот принес этот гроб.
– Для кого?
– Как для кого?! Разве ваша дочь не умерла сегодня ночью?!
– Но, в конце концов, кто вам заказал этот гроб?
– Господин пастор.
– Опять пастор!
Пока я перебирала в уме мотивы, которые могли бы толкнуть пастора взять на себя заботы о похоронах, столяр поставил гроб посреди комнаты и вышел, оставив дверь открытой.
Этот гроб был из разряда тех, какие делают для самых последних бедняков.
Сколочен он был из некрашеного дерева и к тому же неплотно, с просветами между досками.
О дорогая моя маленькая Бетси, как неуютно будет внутри него твоему столь хрупкому телу!
Я уткнулась головой в холодную грудь дочери и разразилась рыданиями.
Но вскоре сквозь слезы я услышала, что ко мне как будто бы кто-то обращается.
Я подняла голову.
На пороге стояла старуха.
Я узнала ее; это она в общине проводила ночь у ложа умершего.
– Да пребудет с вами Господь, добрая женщина! – сказала мне она.
– Хорошо, хорошо! – прервала я вошедшую. – И что дальше?.. Вы же знаете, я бедна и не смогу дать вам милостыню.
– Я пришла вовсе не милостыню у вас просить, добрая женщина: я пришла завернуть в саван вашу дочь.
– Вы? Завернуть в саван мою дочь?
– Ну, конечно! Мне за это заплатили, а если деньги получены, надо приниматься за дело.
– Но кто же вам заплатил?
– Господин пастор. Пастор! Опять пастор!
– Но почему он в это вмешивается? – воскликнула я.
– Дело вот в чем: так как вы у него живете…
– О да, к несчастью… Я это знаю!
– Так вот, он боится…
– Боится? За кого?
– За жену и детей.
– И чего же он боится?
– Заражения.
– Заражения?
– Да, ведь мисс Элизабет, вы хорошо это знаете, умерла от заразной болезни; так что пастор по чьему-то совету решил похоронить вашу дочь без промедления, а затем сжечь все вещи, какими она пользовалась.
– Похоронить мою дочь без промедления! Сжечь все вещи, какими она пользовалась! Что это вы такое говорите?
– Говорю правду. Болезнь у нее была заразная, а доказывается это уже тем, что корова, дававшая молоко для вашей дочери, сдохла, а вторая корова заболела. Так что надо поторопиться с погребением вашей дочери, чтобы зараза не распространилась по всей деревне.
Я перевела взгляд на это тело, словно хранимое божественным дыханием: утратив красоту жизни, оно обрело красоту смерти.
– О Боже мой, Боже! – вырвалось у меня. – Неужели же люди так и будут преследовать меня до самого конца?!
– И к тому же, – продолжала старуха, – этот достойный господин Драммонд (так звали пастора) – да хранит его Господь! – поторопился отправить подальше отсюда свою жену и сыновей.
– Где же они?
– Не знаю; быть может, в Милфорде или в Пембруке, куда он их отослал, опасаясь заразы. Бедная госпожа Драммонд, она так любит своих детей, что умерла бы, если бы потеряла одного из близнецов!
– Она не умрет, ведь я не умерла, – возразила я. – Ладно, идите!
– Но я пришла завернуть тело вашей дочери в саван…
– Вы пришли завернуть тело моей дочери в саван, хотя вам сказали, что она умерла от заразной болезни?
– Разумеется.
– Так что же сами вы не боитесь заразы?
– То-то и оно, что боюсь.
– Тогда почему же вы подвергаете себя опасности?
– Потому что это мое ремесло, добрая женщина.
– Скверное у вас ремесло, если оно вынуждает вас подвергать себя такой опасности! – заявила я не без насмешки.
– Что вы хотите, – смиренно отозвалась старуха, – ведь надо же как-то жить.
И она подошла к кровати моего ребенка. Но я встала между ней и телом Бетси.
– Благодарю вас, бедная женщина, – сказала я ей, – за то, что вы хотели позаботиться о моей дочери, хоть и не бескорыстно; но никто, кроме меня, не коснется моей дорогой мертвой девочки.
– Но господин пастор заплатил мне.
– Скажите ему, что вы выполнили вашу погребальную работу, и деньги, которые вам была даны, останутся при вас.
– В таком случае, все к лучшему… К вашим услугам, добрая женщина.
– Прощайте! Старуха ушла.
Итак, это пастор заставил выкопать могилу; это пастор заказал гроб; это пастор прислал женщину, чтобы она подготовила умершую к погребению; это пастор торопил с похоронами – и все это из опасений за здоровье жены и детей.
Удивляло меня и то, что оба эти злые близнецы с таким равнодушием отнеслись к смерти моей дочери.
Что я видела все яснее во всем происходящем, так это то, что меня принуждали расстаться с дочерью на день раньше, чем я предполагала.
Если бы я попыталась бороться за то, чтобы дорогая мне покойница оставалась у меня в доме еще сутки, мне воспротивилась бы вся деревня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152