Но не до них было дело Ивану
Андреевичу. У него уже мелькнула мысль дальнейшего его поведения. Он надел
бекешь и пустился в Г-вую, чтоб там застать, накрыть, изобличить и вообще
поступить немного энергичнее, чем вчерашний день. Он скоро нашел дом и уже
ступил на подъезд, как вдруг, словно под руками у него, прошмыгнула фигура
франта в пальто, обогнала его и пустилась по лестнице в третий этаж. Ивану
Андреевичу показалось, что это тот самый франт, хотя он не мог различить и
тогда лицо этого франта. Сердце в нем замерло. Франт обогнал его уже двумя
лестницами. Наконец, он услышал, как отворилась дверь в третьем этаже, и
отворилась без звонка, как будто ждали пришедшего. Молодой человек
промелькнул в квартиру. Иван Андреевич достиг третьего этажа, когда не
успели еще затворить эту дверь. Он хотел было постоять перед дверью,
благоразумно продумать свой шаг, поробеть немного и потом уже решиться на
что-нибудь очень решительное; но в эту самую минуту загремела карета у
подъезда, с шумом отворились двери и чьи-то тяжелые шаги начали с кряхтом и
кашлем свое восшествие в верхний этаж. Иван Андреевич не устоял, отворил
дверь и очутился в квартире со всею торжественностью оскорбленного мужа.
Навстречу к нему бросилась горничная, вся в волнении, потом явился человек;
но остановить Ивана Андреевича не было никакой возможности. Как бомба
влетел он в покои и, пройдя две темные комнаты, вдруг очутился в спальне
перед молодой, прекрасной дамой, которая вся трепетала от страха и смотрела
на него с решительным ужасом, как будто не понимая, что вокруг нее
делается. В эту минуту послышались тяжелые шаги в соседней комнате, которые
прямо шли в спальню: это были те самые шаги, которые всходили на лестницу.
- Боже! это мой муж! - вскрикнула дама, всплеснув руками и побледнев
белее своего пенюара.
Иван Андреевич почувствовал, что он не туда попал, что сделал глупую,
детскую выходку, что не обдумал хорошо своего шага, что не поробел
достаточно на лестнице. Но делать было нечего. Уже отворилась дверь, уже
тяжелый муж, если только судить по его тяжелым шагам, входил в комнату...
Не знаю, за кого принял себя Иван Андреевич в эту минуту! не знаю, что ему
помешало прямо стать навстречу мужа, объявить, что попался впросак,
сознаться, что бессознательно поступил неприличнейшим образом, попросить
извинения и скрыться, - конечно, не с большою честью, конечно, не со
славою, но по крайней мере уйти благородным, откровенным образом. Но нет,
Иван Андреевич опять поступил как мальчик, как будто бы считал себя
Дон-Жуаном или Ловеласом! Он сначала прикрылся занавесками у кровати, а
потом, когда почувствовал себя в полном упадке духа, припал на землю и
бессмысленно полез под кровать. Испуг подействовал на него сильнее
благоразумия, и Иван Андреевич, сам оскорбленный муж, или по крайней мере
считавший себя таким, не вынес встречи с другим мужем - может быть, боясь
оскорбить его своим присутствием. Так или не так, но он очутился под
кроватью, решительно не понимая, как это сделалось. Но, что всего было
удивительнее, дама не оказала никакой оппозиции. Она не закричала, видя,
как чрезвычайно странный пожилой господин ищет убежища в ее спальне.
Решительно, она была так испугана, что, по всей вероятности, у нее отнялся
язык.
Муж вошел, охая и кряхтя, поздоровался с женой нараспев, самым старческим
образом, и свалился на кресла так, как будто только что принес бремя дров.
Раздался глухой и продолжительный кашель. Иван Андреевич, превратившийся из
разъяренного тигра в ягненка, оробев и присмирев, как мышонок перед котом,
едва смел дышать от испуга, хотя и мог бы знать, по собственному опыту, что
не все оскорбленные мужья кусаются. Но это не пришло ему в голову или от
недостатка соображения, или от другого какого-нибудь припадка. Осторожно,
тихонько, ощупью начал он оправляться под кроватью, чтоб как-нибудь улечься
удобнее.
Каково же было его изумление, когда он ощупал рукою предмет, который, к
его величайшему изумлению, пошевелился и в свою очередь схватил его за
руку! Под кроватью был другой человек...
- Кто это? - шепнул Иван Андреевич.
- Ну, так я вам и сказал сейчас, кто я такой! - прошептал странный
незнакомец. - Лежите и молчите, коли попались впросак!
- Однако же...
- Молчать!
И посторонний человек (потому что под кроватью довольно было и одного),
посторонний человек стиснул в своем кулаке руку Ивана Андреевича так, что
тот едва не вскрикнул от боли.
- Милостивый государь...
- Тсс!
- Так не жмите же меня, или я закричу.
- Ну-ка, закричите! попробуйте! Иван Андреевич покраснел от стыда.
Незнакомец был суров и сердит. Может быть, это был человек, испытавший не
раз гонения судьбы и не раз находившийся в стесненном положении; но Иван
Андреевич был новичок и задыхался от тесноты. Кровь била ему в голову.
Однако ж нечего было делать: нужно было лежать ничком. Иван Андреевич
покорился и замолчал.
- Я, душенька, был, - начал муж, - я, душенька, был у Павла Иваныча. Сели
мы играть в преферанс, да так, кхи-кхи-кхи! (он закашлялся) так... кхи! так
спина... кхи! ну ее!.. кхи! кхи! кхи!
И старичок погрузился в свой кашель.
- Спина... - проговорил он наконец со слезами на глазах, - спина
разболелась... геморрой проклятый! Ни стать, ни сесть... ни сесть!
Акхи,кхи,кхи!
И казалось, что вновь начавшемуся кашлю суждено было прожить гораздо
долее, чем старичку, обладателю этого кашля. Старичок что-то ворчал языком
в промежутках, но решительно ничего нельзя было разобрать.
- Милостивый государь, ради бога, подвиньтесь! - прошептал несчастный
Иван Андреевич.
- Куда прикажете? места нет.
- Однако же, согласитесь сами, мне невозможно таким образом. Я еще в
первый раз нахожусь в таком скверном положении.
- А я в таком неприятном соседстве.
- Однако же, молодой человек...
- Молчать!
- Молчать? Однако вы поступаете чрезвычайно неучтиво, молодой человек...
Если не ошибаюсь, вы еще очень молодой; я постарше вас.
- Молчать!
- Милостивый государь! вы забываетесь; вы не знаете, с кем говорите!
- С господином, который лежит под кроватью...
- Но меня привлек сюда сюрприз... ошибка, а вас, если не ошибаюсь,
безнравственность.
- Вот в этом-то вы и ошибаетесь.
- Милостивый государь! я постарше вас, я вам говорю...
- Милостивый государь! знайте, что мы здесь на одной доске. Прошу вас, не
хватайте меня за лицо!
- Милостивый государь! я ничего не разберу. Извините меня, но нет места.
- Зачем же вы такой толстый?
- Боже! я никогда не был в таком унизительном положении!
- Да, ниже лежать нельзя.
- Милостивый государь, милостивый государь! я не знаю, кто вы такой,я не
понимаю, как это случилось;но я здесь по ошибке; я не то, что вы думаете...
- Я бы ровно ничего не думал об вас, если б вы не толкались. Да молчите
же!
- Милостивый государь! если вы не подвинетесь, со мной будет удар. Вы
будете отвечать за смерть мою. Уверяю вас... я почтенный человек, я отец
семейства. Не могу же я быть в таком положении!..
- Сами же вы сунулись в такое положение. Ну, подвигайтесь же! вот вам
место; больше нельзя!
- Благородный молодой человек! милостивый государь! я вижу, что я в вас
ошибался, - сказал Иван Андреевич, в восторге благодарности за уступленное
место и расправляя затекшие члены, - я понимаю стесненное положение ваше,
но что же делать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Андреевичу. У него уже мелькнула мысль дальнейшего его поведения. Он надел
бекешь и пустился в Г-вую, чтоб там застать, накрыть, изобличить и вообще
поступить немного энергичнее, чем вчерашний день. Он скоро нашел дом и уже
ступил на подъезд, как вдруг, словно под руками у него, прошмыгнула фигура
франта в пальто, обогнала его и пустилась по лестнице в третий этаж. Ивану
Андреевичу показалось, что это тот самый франт, хотя он не мог различить и
тогда лицо этого франта. Сердце в нем замерло. Франт обогнал его уже двумя
лестницами. Наконец, он услышал, как отворилась дверь в третьем этаже, и
отворилась без звонка, как будто ждали пришедшего. Молодой человек
промелькнул в квартиру. Иван Андреевич достиг третьего этажа, когда не
успели еще затворить эту дверь. Он хотел было постоять перед дверью,
благоразумно продумать свой шаг, поробеть немного и потом уже решиться на
что-нибудь очень решительное; но в эту самую минуту загремела карета у
подъезда, с шумом отворились двери и чьи-то тяжелые шаги начали с кряхтом и
кашлем свое восшествие в верхний этаж. Иван Андреевич не устоял, отворил
дверь и очутился в квартире со всею торжественностью оскорбленного мужа.
Навстречу к нему бросилась горничная, вся в волнении, потом явился человек;
но остановить Ивана Андреевича не было никакой возможности. Как бомба
влетел он в покои и, пройдя две темные комнаты, вдруг очутился в спальне
перед молодой, прекрасной дамой, которая вся трепетала от страха и смотрела
на него с решительным ужасом, как будто не понимая, что вокруг нее
делается. В эту минуту послышались тяжелые шаги в соседней комнате, которые
прямо шли в спальню: это были те самые шаги, которые всходили на лестницу.
- Боже! это мой муж! - вскрикнула дама, всплеснув руками и побледнев
белее своего пенюара.
Иван Андреевич почувствовал, что он не туда попал, что сделал глупую,
детскую выходку, что не обдумал хорошо своего шага, что не поробел
достаточно на лестнице. Но делать было нечего. Уже отворилась дверь, уже
тяжелый муж, если только судить по его тяжелым шагам, входил в комнату...
Не знаю, за кого принял себя Иван Андреевич в эту минуту! не знаю, что ему
помешало прямо стать навстречу мужа, объявить, что попался впросак,
сознаться, что бессознательно поступил неприличнейшим образом, попросить
извинения и скрыться, - конечно, не с большою честью, конечно, не со
славою, но по крайней мере уйти благородным, откровенным образом. Но нет,
Иван Андреевич опять поступил как мальчик, как будто бы считал себя
Дон-Жуаном или Ловеласом! Он сначала прикрылся занавесками у кровати, а
потом, когда почувствовал себя в полном упадке духа, припал на землю и
бессмысленно полез под кровать. Испуг подействовал на него сильнее
благоразумия, и Иван Андреевич, сам оскорбленный муж, или по крайней мере
считавший себя таким, не вынес встречи с другим мужем - может быть, боясь
оскорбить его своим присутствием. Так или не так, но он очутился под
кроватью, решительно не понимая, как это сделалось. Но, что всего было
удивительнее, дама не оказала никакой оппозиции. Она не закричала, видя,
как чрезвычайно странный пожилой господин ищет убежища в ее спальне.
Решительно, она была так испугана, что, по всей вероятности, у нее отнялся
язык.
Муж вошел, охая и кряхтя, поздоровался с женой нараспев, самым старческим
образом, и свалился на кресла так, как будто только что принес бремя дров.
Раздался глухой и продолжительный кашель. Иван Андреевич, превратившийся из
разъяренного тигра в ягненка, оробев и присмирев, как мышонок перед котом,
едва смел дышать от испуга, хотя и мог бы знать, по собственному опыту, что
не все оскорбленные мужья кусаются. Но это не пришло ему в голову или от
недостатка соображения, или от другого какого-нибудь припадка. Осторожно,
тихонько, ощупью начал он оправляться под кроватью, чтоб как-нибудь улечься
удобнее.
Каково же было его изумление, когда он ощупал рукою предмет, который, к
его величайшему изумлению, пошевелился и в свою очередь схватил его за
руку! Под кроватью был другой человек...
- Кто это? - шепнул Иван Андреевич.
- Ну, так я вам и сказал сейчас, кто я такой! - прошептал странный
незнакомец. - Лежите и молчите, коли попались впросак!
- Однако же...
- Молчать!
И посторонний человек (потому что под кроватью довольно было и одного),
посторонний человек стиснул в своем кулаке руку Ивана Андреевича так, что
тот едва не вскрикнул от боли.
- Милостивый государь...
- Тсс!
- Так не жмите же меня, или я закричу.
- Ну-ка, закричите! попробуйте! Иван Андреевич покраснел от стыда.
Незнакомец был суров и сердит. Может быть, это был человек, испытавший не
раз гонения судьбы и не раз находившийся в стесненном положении; но Иван
Андреевич был новичок и задыхался от тесноты. Кровь била ему в голову.
Однако ж нечего было делать: нужно было лежать ничком. Иван Андреевич
покорился и замолчал.
- Я, душенька, был, - начал муж, - я, душенька, был у Павла Иваныча. Сели
мы играть в преферанс, да так, кхи-кхи-кхи! (он закашлялся) так... кхи! так
спина... кхи! ну ее!.. кхи! кхи! кхи!
И старичок погрузился в свой кашель.
- Спина... - проговорил он наконец со слезами на глазах, - спина
разболелась... геморрой проклятый! Ни стать, ни сесть... ни сесть!
Акхи,кхи,кхи!
И казалось, что вновь начавшемуся кашлю суждено было прожить гораздо
долее, чем старичку, обладателю этого кашля. Старичок что-то ворчал языком
в промежутках, но решительно ничего нельзя было разобрать.
- Милостивый государь, ради бога, подвиньтесь! - прошептал несчастный
Иван Андреевич.
- Куда прикажете? места нет.
- Однако же, согласитесь сами, мне невозможно таким образом. Я еще в
первый раз нахожусь в таком скверном положении.
- А я в таком неприятном соседстве.
- Однако же, молодой человек...
- Молчать!
- Молчать? Однако вы поступаете чрезвычайно неучтиво, молодой человек...
Если не ошибаюсь, вы еще очень молодой; я постарше вас.
- Молчать!
- Милостивый государь! вы забываетесь; вы не знаете, с кем говорите!
- С господином, который лежит под кроватью...
- Но меня привлек сюда сюрприз... ошибка, а вас, если не ошибаюсь,
безнравственность.
- Вот в этом-то вы и ошибаетесь.
- Милостивый государь! я постарше вас, я вам говорю...
- Милостивый государь! знайте, что мы здесь на одной доске. Прошу вас, не
хватайте меня за лицо!
- Милостивый государь! я ничего не разберу. Извините меня, но нет места.
- Зачем же вы такой толстый?
- Боже! я никогда не был в таком унизительном положении!
- Да, ниже лежать нельзя.
- Милостивый государь, милостивый государь! я не знаю, кто вы такой,я не
понимаю, как это случилось;но я здесь по ошибке; я не то, что вы думаете...
- Я бы ровно ничего не думал об вас, если б вы не толкались. Да молчите
же!
- Милостивый государь! если вы не подвинетесь, со мной будет удар. Вы
будете отвечать за смерть мою. Уверяю вас... я почтенный человек, я отец
семейства. Не могу же я быть в таком положении!..
- Сами же вы сунулись в такое положение. Ну, подвигайтесь же! вот вам
место; больше нельзя!
- Благородный молодой человек! милостивый государь! я вижу, что я в вас
ошибался, - сказал Иван Андреевич, в восторге благодарности за уступленное
место и расправляя затекшие члены, - я понимаю стесненное положение ваше,
но что же делать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11