От земли между стволами поднимался предрассветный туман и, свиваясь спиралью, плавно опускался над кустарниками.
Раздался какой-то лай, визгливый и отрывистый; он повторился три раза. Я вздрогнул.
— Там охотятся?
— Нет, — ответил Лили. — Это лис так кричит, когда гонит дичь к самке: дает ей, стало быть, знать.
Снова трижды прозвучал дикий голосок, и тут я вспомнил, что говорится в моем учебнике естественной истории: «Слон ревет, олень кричит, лисица тявкает».
И едва незнакомый звериный голос обрел название, как он сразу потерял свою ночную страшную власть: это тявкает лисица, только и всего. Сто раз носил я этот Лисицын глагол в своем ранце! Я уже совсем успокоился и хотел было поделиться моими спасительными познаниями с Лили, как вдруг слева, в глубине туманного бора, под нависшими ветвями сосен промелькнула какая-то довольно высокая тень.
— Лили, — сказал я тихо, — только что промелькнула какая-то тень, я сам видел.
— Где?
— Там.
— Померещилось, — ответил он. — Не очень-то можно ночью увидеть тень.
— Я же тебе говорю, я сам видел — там что-то промелькнуло!
— Может, лисица?
— Нет. Оно больше лисицы… А может, это твой брат ловит дроздов?
— О нет! Еще рано. До конца ночи ждать не меньше часу.
— Тогда это браконьер?
— Чудно, коли так… А что, если…
Но он не договорил и молча стал вглядываться в чащу леса.
— О чем ты думаешь? Он ответил вопросом:
— А какая она была с виду, та тень?
— Немного смахивает на человека.
— Она большая?
— Не скажу, право, это ведь далеко было… Да, пожалуй, большая.
— В плаще? В длинном плаще?
— Знаешь, я хорошенько не разглядел. Я увидел там словно бы тень, которая зашевелилась и потом исчезла за сосной или за можжевельником. Почему ты спрашиваешь? Ты вспомнил кого-то, кто ходит в плаще?
— Может статься, — в раздумье ответил Лили. — Я его никогда не видел. Но отец видел.
— Кого?
— Большого Феликса.
— Это пастух?
— Да, когдатошний пастух.
— Почему ты говоришь «когдатошний»?
— Потому что это было когда-то, давным-давно.
— Не понимаю.
Он подошел ближе и вполголоса сказал:
— Он помер чуть ли не пятьдесят лет назад. Но лучше об этом не говорить — еще накличешь его!
Остолбенев, я уставился на Лили, который прошептал мне на ухо:
— Он привидение!
Это открытие так меня испугало, что я для собственного успокоения прибегнул к своему излюбленному средству — залился насмешливым хохотом, затем язвительно спросил:
— И ты веришь в привидения?
Лили, видимо, испугался и тихо ответил:
— Да не ори ты! Я же тебе говорил, так нельзя, еще накличешь!
Я понизил голос — просто чтобы доставить удовольствие Лили.
— Так вот, знай же, что мой отец — а он ведь ученый — и мой дядя, который служит в префектуре, говорят, что это брехня! И я то же самое: как услышу про это, так начинаю смеяться. Да, прямо-таки не могу не смеяться.
— А я вот, а вот мой отец не станет смеяться, потому что он сам его видел — привидение, стало быть, четыре раза видел.
— Твой отец хороший человек, но он читать даже не умеет!
— А я и не говорю, что он умеет читать. Я говорю, что он его видел.
— Где?
— Однажды, когда он ночевал в загоне Батиста, он услышал за стеной шаги. И потом громкий вздох, точно кто-то помирает. Тогда он посмотрел в щель в двери и увидел пастуха, высокого-высокого, в плаще, с палкой и в большущей шляпе. Он был весь серый — от макушки до пят.
Я прошептал — опять же просто чтобы доставить удовольствие Лили:
— А может, это был настоящий пастух?
— Как бы не так! Что это было привидение, доказывает то, что, когда отец отворил дверь, там ничего уже не было. Ни пастуха, ни привидения, ничего…
Это было неопровержимое доказательство.
— А зачем оно сюда ходит, это привидение? Чего оно хочет?
— Он, кажется, был очень богатый, имел чуть ли не тысячу овец. Его убили разбойники, всадили ему между лопатками длинный кинжал и отняли громадный мешок с золотыми монетами. Вот он и бродит здесь все время, жалуется, ищет свой клад.
— Но он же знает, что не мы взяли клад.
— То же самое сказал ему отец.
— Он говорил с ним?
— А как же! Когда привидение пришло в четвертый раз, отец говорил с ним через дверь. Он сказал: «Послушай, Феликс, я пастух, как и ты. Я знать не знаю, где твой клад. Не стой ты над моей душой, мне надо выспаться». Тогда привидение, ни слова не говоря, как начнет свистеть, и этак — минут десять. Тогда отец рассердился и говорит: «Я покойников уважаю, но, если ты не угомонишься, ты у меня заработаешь четыре креста и шесть пинков в зад».
— Так и сказал?
— Так и сказал. И он бы это сделал, но тот понял: ушел и никогда больше не приходил.
Эта история явно была нелепицей, я твердо решил ничему в ней не верить, а чтобы ее опровергнуть, воспользовался излюбленными выражениями моего отца.
— Правду сказать, — начал я, — ты, по-моему, очень глупо делаешь, что рассказываешь мне об этих предрассудках, которые — просто суеверие. Привидения выдумал народ. А когда кого-нибудь осеняют крестом, то это чистая мракобесия!
— Хо-хо! — ответил Лили. — Если осенить призрак крестом, тут ему и крышка. Против этого уж никто не спорит! Каждый тебе скажет, что крест их режет напополам.
Я хихикнул, довольно неуверенно, и спросил:
— И ты, конечно, умеешь креститься?
— Еще бы!
— Ну-ка покажи мне этот ваш фокус без слов!
Лили несколько раз подряд торжественно перекрестился. Я, хихикая, сделал то же. Тут в темноте раздалось гудение, и я получил легкий, но звонкий щелчок по лбу. Я невольно ахнул. Лили нагнулся и поднял что-то с земли.
— Это жук-дровосек, — сказал он.
Он раздавил жука каблуком и снова двинулся дальше. Я пошел следом, то и дело оглядываясь назад.
***
Мы дошли почти до подошвы Тауме, и я уже ясно различал очертания холма, под которым находился подземный ход, где мне предстояла жизнь, полная приключений.
Лили внезапно остановился.
— А одну вещь мы забыли! — В голосе Лили звучала тревога.
— Какую вещь?
Не отвечая на вопрос, он покачал головой, свалил свой мешок среди кустов лаванды и начал рассуждать вслух:
— Прямо-таки непонятно, как можно было это забыть! Я-то должен был подумать, но и ты забыл… Что же теперь делать?
Он уселся на скалу, скрестил руки на груди и замолчал, все так же покачивая головой.
Меня рассердила эта несколько театральная сцена, и я строго спросил:
— Что это на тебя накатило? Может, ты с ума сходишь? Что это за штука такая, о которой мы забыли?
Он показал пальцем на гряду и вымолвил загадочное слово:
— Асовато.
— Что ты мелешь?
— Асовищато.
— Что?
Он разозлился и выпалил:
— Та сова, которая чуть не выклевала нам глаза! Совища, которая пугач! Пугач-то живет под сводом, и у него, наверно, есть там пугачиха… Мы видели одного, но давай поспорим на дюжину ловушек, что их там парочка!
Это была ужасающая новость! Как ты ни «силен», есть минуты, когда ты бессилен перед роком.
Две совищи! Мысленно я уже видел, как они кружат над моей головой, разинув желтые клювы, высунув черные языки, а глаза у них сине-зеленые, а когти загнуты крючком… Сейчас они казались во сто крат опаснее, после того как дома я так красочно описал пугача и когда мои описания воплотились в ночных кошмарах. Я изо всей силы зажмурил глаза и перевел дух.
Нет, нет, это невозможно! Лучше уж сидеть в классе перед квадратами и ромбами и зубрить «Обязанности гражданина».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Раздался какой-то лай, визгливый и отрывистый; он повторился три раза. Я вздрогнул.
— Там охотятся?
— Нет, — ответил Лили. — Это лис так кричит, когда гонит дичь к самке: дает ей, стало быть, знать.
Снова трижды прозвучал дикий голосок, и тут я вспомнил, что говорится в моем учебнике естественной истории: «Слон ревет, олень кричит, лисица тявкает».
И едва незнакомый звериный голос обрел название, как он сразу потерял свою ночную страшную власть: это тявкает лисица, только и всего. Сто раз носил я этот Лисицын глагол в своем ранце! Я уже совсем успокоился и хотел было поделиться моими спасительными познаниями с Лили, как вдруг слева, в глубине туманного бора, под нависшими ветвями сосен промелькнула какая-то довольно высокая тень.
— Лили, — сказал я тихо, — только что промелькнула какая-то тень, я сам видел.
— Где?
— Там.
— Померещилось, — ответил он. — Не очень-то можно ночью увидеть тень.
— Я же тебе говорю, я сам видел — там что-то промелькнуло!
— Может, лисица?
— Нет. Оно больше лисицы… А может, это твой брат ловит дроздов?
— О нет! Еще рано. До конца ночи ждать не меньше часу.
— Тогда это браконьер?
— Чудно, коли так… А что, если…
Но он не договорил и молча стал вглядываться в чащу леса.
— О чем ты думаешь? Он ответил вопросом:
— А какая она была с виду, та тень?
— Немного смахивает на человека.
— Она большая?
— Не скажу, право, это ведь далеко было… Да, пожалуй, большая.
— В плаще? В длинном плаще?
— Знаешь, я хорошенько не разглядел. Я увидел там словно бы тень, которая зашевелилась и потом исчезла за сосной или за можжевельником. Почему ты спрашиваешь? Ты вспомнил кого-то, кто ходит в плаще?
— Может статься, — в раздумье ответил Лили. — Я его никогда не видел. Но отец видел.
— Кого?
— Большого Феликса.
— Это пастух?
— Да, когдатошний пастух.
— Почему ты говоришь «когдатошний»?
— Потому что это было когда-то, давным-давно.
— Не понимаю.
Он подошел ближе и вполголоса сказал:
— Он помер чуть ли не пятьдесят лет назад. Но лучше об этом не говорить — еще накличешь его!
Остолбенев, я уставился на Лили, который прошептал мне на ухо:
— Он привидение!
Это открытие так меня испугало, что я для собственного успокоения прибегнул к своему излюбленному средству — залился насмешливым хохотом, затем язвительно спросил:
— И ты веришь в привидения?
Лили, видимо, испугался и тихо ответил:
— Да не ори ты! Я же тебе говорил, так нельзя, еще накличешь!
Я понизил голос — просто чтобы доставить удовольствие Лили.
— Так вот, знай же, что мой отец — а он ведь ученый — и мой дядя, который служит в префектуре, говорят, что это брехня! И я то же самое: как услышу про это, так начинаю смеяться. Да, прямо-таки не могу не смеяться.
— А я вот, а вот мой отец не станет смеяться, потому что он сам его видел — привидение, стало быть, четыре раза видел.
— Твой отец хороший человек, но он читать даже не умеет!
— А я и не говорю, что он умеет читать. Я говорю, что он его видел.
— Где?
— Однажды, когда он ночевал в загоне Батиста, он услышал за стеной шаги. И потом громкий вздох, точно кто-то помирает. Тогда он посмотрел в щель в двери и увидел пастуха, высокого-высокого, в плаще, с палкой и в большущей шляпе. Он был весь серый — от макушки до пят.
Я прошептал — опять же просто чтобы доставить удовольствие Лили:
— А может, это был настоящий пастух?
— Как бы не так! Что это было привидение, доказывает то, что, когда отец отворил дверь, там ничего уже не было. Ни пастуха, ни привидения, ничего…
Это было неопровержимое доказательство.
— А зачем оно сюда ходит, это привидение? Чего оно хочет?
— Он, кажется, был очень богатый, имел чуть ли не тысячу овец. Его убили разбойники, всадили ему между лопатками длинный кинжал и отняли громадный мешок с золотыми монетами. Вот он и бродит здесь все время, жалуется, ищет свой клад.
— Но он же знает, что не мы взяли клад.
— То же самое сказал ему отец.
— Он говорил с ним?
— А как же! Когда привидение пришло в четвертый раз, отец говорил с ним через дверь. Он сказал: «Послушай, Феликс, я пастух, как и ты. Я знать не знаю, где твой клад. Не стой ты над моей душой, мне надо выспаться». Тогда привидение, ни слова не говоря, как начнет свистеть, и этак — минут десять. Тогда отец рассердился и говорит: «Я покойников уважаю, но, если ты не угомонишься, ты у меня заработаешь четыре креста и шесть пинков в зад».
— Так и сказал?
— Так и сказал. И он бы это сделал, но тот понял: ушел и никогда больше не приходил.
Эта история явно была нелепицей, я твердо решил ничему в ней не верить, а чтобы ее опровергнуть, воспользовался излюбленными выражениями моего отца.
— Правду сказать, — начал я, — ты, по-моему, очень глупо делаешь, что рассказываешь мне об этих предрассудках, которые — просто суеверие. Привидения выдумал народ. А когда кого-нибудь осеняют крестом, то это чистая мракобесия!
— Хо-хо! — ответил Лили. — Если осенить призрак крестом, тут ему и крышка. Против этого уж никто не спорит! Каждый тебе скажет, что крест их режет напополам.
Я хихикнул, довольно неуверенно, и спросил:
— И ты, конечно, умеешь креститься?
— Еще бы!
— Ну-ка покажи мне этот ваш фокус без слов!
Лили несколько раз подряд торжественно перекрестился. Я, хихикая, сделал то же. Тут в темноте раздалось гудение, и я получил легкий, но звонкий щелчок по лбу. Я невольно ахнул. Лили нагнулся и поднял что-то с земли.
— Это жук-дровосек, — сказал он.
Он раздавил жука каблуком и снова двинулся дальше. Я пошел следом, то и дело оглядываясь назад.
***
Мы дошли почти до подошвы Тауме, и я уже ясно различал очертания холма, под которым находился подземный ход, где мне предстояла жизнь, полная приключений.
Лили внезапно остановился.
— А одну вещь мы забыли! — В голосе Лили звучала тревога.
— Какую вещь?
Не отвечая на вопрос, он покачал головой, свалил свой мешок среди кустов лаванды и начал рассуждать вслух:
— Прямо-таки непонятно, как можно было это забыть! Я-то должен был подумать, но и ты забыл… Что же теперь делать?
Он уселся на скалу, скрестил руки на груди и замолчал, все так же покачивая головой.
Меня рассердила эта несколько театральная сцена, и я строго спросил:
— Что это на тебя накатило? Может, ты с ума сходишь? Что это за штука такая, о которой мы забыли?
Он показал пальцем на гряду и вымолвил загадочное слово:
— Асовато.
— Что ты мелешь?
— Асовищато.
— Что?
Он разозлился и выпалил:
— Та сова, которая чуть не выклевала нам глаза! Совища, которая пугач! Пугач-то живет под сводом, и у него, наверно, есть там пугачиха… Мы видели одного, но давай поспорим на дюжину ловушек, что их там парочка!
Это была ужасающая новость! Как ты ни «силен», есть минуты, когда ты бессилен перед роком.
Две совищи! Мысленно я уже видел, как они кружат над моей головой, разинув желтые клювы, высунув черные языки, а глаза у них сине-зеленые, а когти загнуты крючком… Сейчас они казались во сто крат опаснее, после того как дома я так красочно описал пугача и когда мои описания воплотились в ночных кошмарах. Я изо всей силы зажмурил глаза и перевел дух.
Нет, нет, это невозможно! Лучше уж сидеть в классе перед квадратами и ромбами и зубрить «Обязанности гражданина».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95