https://www.dushevoi.ru/products/vanny/otdelnostoyashchie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Она открылась.
Зрелище, представшее перед его глазами, заставило его длинно и крепко выругаться. Синий «Москвич» — чудо-машина, верно служившая человеку ровно пятнадцать лет, выглядела рудой рваного металла, который дымился вонючей копотью. Ошарашенный происшедшим Петрович сидел в своем «жигуле», боясь из него вылезать.
От сторожевой будки к месту взрыва бежал сторож гаража отставной капитан-автомобилист Сопелко. На бегу он орал:
— Все целы? Никто не пострадал?
К машине, распоротой и развороченной, подбежали несколько человек, до этого возившихся в боксах возле своих машин. Они побросали все дела и примчались поглазеть на происшествие. Потом сгрудившись стояли вокруг дымившейся кучи металлолома, качали головами, глубокомысленно произносили: «Да-а, ни хрена себе, разнесло!» И можно было понять, что каждый примерял несчастье на себя: что было бы с ним самим, а он ко всему бы оказался рядом, а ещё хуже — в самой машине. Гадали: кому и зачем понадобилось делать закладку в старый «Москвич». И каждый делал свои выводы, хотя вслух догадками никто не спешил делиться.
Что произошло — видели все, но объяснить как бомба оказалась в машине не мог никто. Даже сторож Сопелко, старательный и бдительный страж гаража. На посту он не пил никогда, и, если надирался то только после смены. Поэтому Алексей не сомневался, что чужие люди беспрепятственно пройти в гараж не могли. Да и по виду Сопелко — удивленному, ошарашенному, можно было судить — взрыв для него такая же неожиданность, как и для других.
Первым в реальное время вернулся Алексей. Спросил сторожа:
— Кто здесь был?
Тот правильно понял вопрос.
— Из чужих — никого. Только свои.
— Так и никого?
— Э-э, — память восстанавливала события мучительно трудно, — э-э… Да, два хера из пожарной инспекции…
— Ты же всех своих знаешь, кто они?
— Это были незнакомые. Из центрального управления.
— Видел, что они делали?
— Обошли гараж. Проверили огнетушители. Ящики с песком. Все время на моих глазах…
Алексей посмотрел на часы.
— Ладно, поступай как положено в таких случаях, а мне некогда. Еду на работу.
— Э-э, ты должен остаться до прибытия милиции…
— Извини, никому я ничего не должен. Милиция ни машины не вернет, ни зарплаты не выдаст… Перебьются без меня.
Алексей повернулся и не оглядываясь на останки своего боевого коня, двинулся из гаража к троллейбусной остановке..
Весь день его никто не тревожил. Он ждал звонка из милиции, но вызова не последовало.
Вечером Алексей направился прямо домой, решив не заезжать в гараж. Видеть свой раскуроченный «москвичок» желания не было никакого.
Хмурый и злой, Алексей втиснулся в переполненный вагон метропоезда и закачался вместе с остальными пассажирами.
Перед очередной остановкой поезд резко тормознул. Вагон дернулся. Толпу, набившуюся внутрь до отказа, ещё больше сжало. Привыкшие ко всему, люди не выражали вслух неудовольствия: то ли ещё может случиться в транспорте?
— Вы сходите?
Алексей скосил глаза и увидел стоявшую за ним блондинку.
— Я вас пропущу.
Вагон опять дернулся, но на этот раз не так резко. За окнами замелькали мраморные своды станции.
Двери с шумом открылись. Алексей посторонился, освобождая женщине место для выхода. Она, ловко повернувшись к нему боком, скользнула мимо. Авоську с бананами, которую Алексей держал в правой руке, резко дернуло и потянуло. Не понимая в чем дело, он пытался удержать авоську, но заметил, что одна из её петель зацепилась за пряжку сумки, которую несла женщина.
— Осторожно, двери закрываются!
Радиоголос дал понять, что надо спешно выскакивать из вагона либо бросать авоську. Алексей, толкнув входившего парня, выпрыгнул на платформу.
— Простите!
Он задержал женщину за руку. Она остановилась, обернулась, сверкнув глазами на нахала, посмевшего её так невежливо задержать.
— Вы что?!
Однако тут же поняла в чем дело и улыбнулась смущенно.
Теперь Алексей разглядел её как следует. Свежее лицо с румяными щеками казалось вылепленным искусным художником. Черные брови подчеркивали глубокую голубизну глаз. Высокая упругая грудь вызывающе натягивала легкую ткань розовой блузки.
— Простите. Я сейчас отцеплюсь…
— Ой, не надо! — Алексей отреагировал на её предложение почти испуганно. — Мне этого не хочется. Во всяком случае — не спешите. Не надо обижать тех, кого подцепили.
— Выходит я вас подцепила?
— Ага! Это все видели.
Она посерьезнела.
— Ладно, я вижу — вам пора идти. Отцепляйтесь.
— Прогоняете, да? — Он старался говорить шутливо, но голос звучал с искренней грустью.
Он достал из кармана перочинный нож, открыл и протянул ей.
— Режьте у своей сумочки пряжку.
Она посмотрела на него, ничего не понимая.
— Зачем?
— Я вделаю её в оправу и буду носить как талисман.
Позже, когда они стали друзьями, Жанна призналась, что Алексей понравился ей сразу и отцеплять его, пойманного на счастливый крючок судьбы, особого желания не было. Ей тогда даже показалось, что они знакомы по меньшей мере с детства, хорошо понимают и чувствуют друг друга. Конечно, уйди Алексей тогда сразу, не прояви настойчивости, она его забыла бы — мало ли в жизни случайных встреч, которые поначалу обжигают неожиданной радостью, ожиданием возможного счастья, но потом забываются, улетают из памяти и никогда не возвращаются в воспоминаниях.
Жанна была страшно одинока и тяжело переживала свою неустроенность. При этом чем старше она становилась, тем чаще вспоминала один из давних разговоров отца, случайным свидетелем которого стала в детстве. Отец умер рано, но Жанна его хорошо помнила. Он был красивым мужчиной с буйной шевелюрой непослушных волос, высокий, широкоплечий, сильный. Она почему-то не могла представить отца улыбающимся. Он всегда выглядел озабоченно, если не сказать скорбно. Вполне возможно, что это было отпечатком профессии врача-психиатра. Вечерами отец брал гитару и сочным баритоном пел старинные романсы.
Однажды, случайно оказавшись в доме, Жанна — ей тогда стукнуло двенадцать — стала свидетельницей его беседы с племянницей мамы Анной. Это была красивая молодая женщина с несложившейся семейной жизнью. Приступы депрессии, истерические припадки делали её существование невыносимым. И вот с племянницей решил заняться папа. Они сидели в сумеречной гостиной на даче в Мамонтовке друг напротив друга в старых креслах-качалках.
— Милая Анечка, — голос отца красивый и сочный звучал приглушенно, — вы умная, чистая женщина. И вот оба эти качества сейчас работают против вас. Ваше женское естество, извините за кажущуюся грубость, — ваша сексуальная неустроенность требует мужского присутствия. Вас будоражат эротические сны. Или я не прав?
— Правы… — Щеки Анечки стали пунцовыми. Она смущенно опустила глаза.
— Ваша беда, милая, в том, что вы на свое несчастье создали в воображении идеал мужчины. Он, — папа взял руку Анечки и погладил её, — должен быть высоким, элегантным, умным. Должен любить театр, беседовать о литературе, об искусстве… Носить вас на руках…
— Да, — Анечка опустила голову ещё ниже и стала нервно теребить край юбки.
— Теперь постарайтесь понять, что между тем, что вы воображаете и тем, что от вас требует физиология — большая пропасть. Пусть я буду грубым, но вы уж потерпите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
 https://sdvk.ru/Kuhonnie_moyki/vreznye/ 

 Апаричи Logic