часто они даровались лишь определенной области или отдельной общине, так что в сумме имели вид некоего правового лоскутного одеяла. И если казалось маловероятным, чтобы король когда-нибудь допустил крах всей общегосударственной системы отношений с евреями, то неподтверждение конкретного пожалования, особенно касающегося торговых концессий, все же могло иметь для них сокрушительные последствия. Поэтому каждая община тщательно берегла документы об общих и частных пожалованиях и неукоснительно обращалась с просьбой об их подтверждении при каждой новой коронации. Евреям было жизненно необходимо не только добиваться гарантии привилегий, но и сохранять оригиналы документов о ранее полученных льготах, чтобы предъявлять их в доказательство своих прав. В случае повреждения общинных архивов неизменно следовала просьба данной общины к королю об издании нового патента.
Дарование статутов о привилегиях польским евреям сопутствовало и помогало складыванию автономной еврейской общины – института, которому предстояло сыграть важную роль в жизни евреев на польских землях и до, и после разделов. В жизни польского еврейства тесно переплетались светское и религиозное начала, так что оно нуждалось в обособленных общинах и создавало их всюду, где только позволяли власти страны. Евреям были нужны отдельные кладбища, ритуальные бассейны, особый надзор за приготовлением пищевых продуктов, организованное богослужение, обучение детей, и, наконец, им было присуще понятное человеческое желание жить среди людей своей культуры. Все эти потребности обеспечивались общинами. Помимо этого, выполнение финансовых обязательств, возложенных на польское еврейство, лучше всего осуществлялось именно посредством таких организаций. Общая оценка, данная С.Бароном развитию еврейских общин, вполне применима к Польше:
«Несомненно, эволюцию еврейской общины во многом можно объяснить такими факторами, как корыстная заинтересованность государства в эффективной фискальной и религиозной организации его еврейских подданных; влияние политического и экономического соперничества между организованным сообществом евреев и подобными же группами их соседей, в первую очередь, бюргерством; уровень развития органов самоуправления в том или ином обществе; стремление подражать организационным и законодательным образцам, выработанным другими народами; и вообще те тонкие и часто неуловимые социальные и культурные взаимовлияния, которые связывали евреев с их окружением».
И польские евреи, со своей стороны, выработали особые общинные структуры, отвечающие как нуждам самой общины, так и специфике внешнего давления со стороны государства. Организация общины была хорошо приспособлена для борьбы за подтверждение привилегий. Например, в 1549 г., в ответ на требования старейшин великопольских евреев, последовал конфирмационный декрет Сигизмунда Августа. Нужда в эффективном средстве обеспечения привилегий, конечно же, укрепляла разраставшуюся общинную структуру, являвшуюся удобным инструментом и для борьбы за королевские привилегии, и для переговоров с чиновниками по поводу размеров причитающихся с общины налогов.
Польскую корону, которой поначалу подчинялось напрямую большинство евреев, не слишком заботили проблемы внутреннего самоуправления польского еврейства. Это безразличие сохранялось до тех пор, пока евреи исправно платили налоги и несли повинности. Более того, власти охотно проявляли уступчивость в отношении роста широкомасштабной общинной автономии наподобие той, которой пользовались многие нееврейские общинные структуры в рамках децентрализованного польского государства. Уже в Привилегии Казимира Великого от 1367 г., подтвержденной в 1456 г., четко значилось, что решение судебных дел, в которых тяжущимися сторонами выступают евреи, является прерогативой старейшин еврейских общин. Судебные дела передавались под юрисдикцию воеводского суда лишь в том случае, если руководители общины отказывались принять его к рассмотрению, что случалось крайне редко. Судебным решениям еврейских старейшин придавалась сила закона. Однако, хотя привилегии гарантировали подобные уступки, в них никак не оговаривался выбор этих пресловутых старейшин, поскольку подразумевалось, что он предоставляется усмотрению воеводы. Типичный пример такого устройства представляет собой привилегия, которую гарантировал евреям Кракова воевода Тещчиньский 9 апреля 1527 г. Это великодушное пожалование предусматривало, что тяжбы между евреями и христианами впредь будут разрешаться судом воеводы при участии еврейских старейшин, которых он назначит. Разногласия же между самими евреями предстояло улаживать их раввинам сообразно тому, как велит в таких случаях Закон Моисея. Наконец, евреев могли судить только в их собственном квартале города и содержать в заключении только в их особых тюрьмах. В декрете, последовавшем в 1532 г., король еще более убедительно признал права раввинов, когда облек их «властью управлять и руководить синагогой, а также наказывать, исправлять и порицать иудеев за нарушения и проступки в их установлениях и вере, и принимать решения по всем другим вопросам, советуясь со старейшинами…».
При Сигизмунде Августе, в 1551 г., община начала кристаллизоваться в окончательной своей форме. В это время община, или «кехила» («кахал» в польском варианте и «кагал» в русском), получила больше власти на местном уровне, и была признана ее автономия. Король сам сложил с себя полномочия назначать раввинов – этим правом короли пользовались едва ли не с тех самых пор, как начались отношения между поляками и евреями – и отныне эту прерогативу получили местные евреи. В общине нередко ощущалась известная напряженность в отношениях религиозной и светской власти (то есть между раввином и старейшинами), и вскоре раввин как фактический глава общины был замещен выборными старейшинами. Принятый в Познани в 1571 г. декрет обозначает новые функции старейшин:
«Во– первых, если обнаружатся какие-нибудь нерадивые иудеи, преступившие иудейские законы, то сами же иудеи, в лице своих старейшин, должны осудить, покарать и наказать их за все преступления, согласно своим установлениям, или даже изгнать из города, а то и лишить жизни, дабы никакие затруднения и тяготы не ложились на палатина».
Теоретически с ростом автономии общин юрисдикция воеводы сокращалась. Однако на деле воевода лишился немногих по-настоящему важных прерогатив в сфере отношений еврейской общины с миром иноверцев. В частности, примером таких утраченных полномочий служит отказ воеводы от права заставлять евреев являться в суд по субботам и по еврейским праздникам. Фактически же, по мере ослабления королевской власти, воевода все больше и больше становился единственным официальным защитником евреев от нападок враждебных им соседей.
И все же как власть короля, так и власть его представителей со временем все меньше распространялась на евреев, по мере того как они переселялись в частные польские владения – личную собственность крупных магнатов, лежавшие вне сферы королевской юрисдикции. К началу XVIII в., согласно оценке Г.Хундерта, примерно три четверти польских евреев проживали в частных имениях и местечках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Дарование статутов о привилегиях польским евреям сопутствовало и помогало складыванию автономной еврейской общины – института, которому предстояло сыграть важную роль в жизни евреев на польских землях и до, и после разделов. В жизни польского еврейства тесно переплетались светское и религиозное начала, так что оно нуждалось в обособленных общинах и создавало их всюду, где только позволяли власти страны. Евреям были нужны отдельные кладбища, ритуальные бассейны, особый надзор за приготовлением пищевых продуктов, организованное богослужение, обучение детей, и, наконец, им было присуще понятное человеческое желание жить среди людей своей культуры. Все эти потребности обеспечивались общинами. Помимо этого, выполнение финансовых обязательств, возложенных на польское еврейство, лучше всего осуществлялось именно посредством таких организаций. Общая оценка, данная С.Бароном развитию еврейских общин, вполне применима к Польше:
«Несомненно, эволюцию еврейской общины во многом можно объяснить такими факторами, как корыстная заинтересованность государства в эффективной фискальной и религиозной организации его еврейских подданных; влияние политического и экономического соперничества между организованным сообществом евреев и подобными же группами их соседей, в первую очередь, бюргерством; уровень развития органов самоуправления в том или ином обществе; стремление подражать организационным и законодательным образцам, выработанным другими народами; и вообще те тонкие и часто неуловимые социальные и культурные взаимовлияния, которые связывали евреев с их окружением».
И польские евреи, со своей стороны, выработали особые общинные структуры, отвечающие как нуждам самой общины, так и специфике внешнего давления со стороны государства. Организация общины была хорошо приспособлена для борьбы за подтверждение привилегий. Например, в 1549 г., в ответ на требования старейшин великопольских евреев, последовал конфирмационный декрет Сигизмунда Августа. Нужда в эффективном средстве обеспечения привилегий, конечно же, укрепляла разраставшуюся общинную структуру, являвшуюся удобным инструментом и для борьбы за королевские привилегии, и для переговоров с чиновниками по поводу размеров причитающихся с общины налогов.
Польскую корону, которой поначалу подчинялось напрямую большинство евреев, не слишком заботили проблемы внутреннего самоуправления польского еврейства. Это безразличие сохранялось до тех пор, пока евреи исправно платили налоги и несли повинности. Более того, власти охотно проявляли уступчивость в отношении роста широкомасштабной общинной автономии наподобие той, которой пользовались многие нееврейские общинные структуры в рамках децентрализованного польского государства. Уже в Привилегии Казимира Великого от 1367 г., подтвержденной в 1456 г., четко значилось, что решение судебных дел, в которых тяжущимися сторонами выступают евреи, является прерогативой старейшин еврейских общин. Судебные дела передавались под юрисдикцию воеводского суда лишь в том случае, если руководители общины отказывались принять его к рассмотрению, что случалось крайне редко. Судебным решениям еврейских старейшин придавалась сила закона. Однако, хотя привилегии гарантировали подобные уступки, в них никак не оговаривался выбор этих пресловутых старейшин, поскольку подразумевалось, что он предоставляется усмотрению воеводы. Типичный пример такого устройства представляет собой привилегия, которую гарантировал евреям Кракова воевода Тещчиньский 9 апреля 1527 г. Это великодушное пожалование предусматривало, что тяжбы между евреями и христианами впредь будут разрешаться судом воеводы при участии еврейских старейшин, которых он назначит. Разногласия же между самими евреями предстояло улаживать их раввинам сообразно тому, как велит в таких случаях Закон Моисея. Наконец, евреев могли судить только в их собственном квартале города и содержать в заключении только в их особых тюрьмах. В декрете, последовавшем в 1532 г., король еще более убедительно признал права раввинов, когда облек их «властью управлять и руководить синагогой, а также наказывать, исправлять и порицать иудеев за нарушения и проступки в их установлениях и вере, и принимать решения по всем другим вопросам, советуясь со старейшинами…».
При Сигизмунде Августе, в 1551 г., община начала кристаллизоваться в окончательной своей форме. В это время община, или «кехила» («кахал» в польском варианте и «кагал» в русском), получила больше власти на местном уровне, и была признана ее автономия. Король сам сложил с себя полномочия назначать раввинов – этим правом короли пользовались едва ли не с тех самых пор, как начались отношения между поляками и евреями – и отныне эту прерогативу получили местные евреи. В общине нередко ощущалась известная напряженность в отношениях религиозной и светской власти (то есть между раввином и старейшинами), и вскоре раввин как фактический глава общины был замещен выборными старейшинами. Принятый в Познани в 1571 г. декрет обозначает новые функции старейшин:
«Во– первых, если обнаружатся какие-нибудь нерадивые иудеи, преступившие иудейские законы, то сами же иудеи, в лице своих старейшин, должны осудить, покарать и наказать их за все преступления, согласно своим установлениям, или даже изгнать из города, а то и лишить жизни, дабы никакие затруднения и тяготы не ложились на палатина».
Теоретически с ростом автономии общин юрисдикция воеводы сокращалась. Однако на деле воевода лишился немногих по-настоящему важных прерогатив в сфере отношений еврейской общины с миром иноверцев. В частности, примером таких утраченных полномочий служит отказ воеводы от права заставлять евреев являться в суд по субботам и по еврейским праздникам. Фактически же, по мере ослабления королевской власти, воевода все больше и больше становился единственным официальным защитником евреев от нападок враждебных им соседей.
И все же как власть короля, так и власть его представителей со временем все меньше распространялась на евреев, по мере того как они переселялись в частные польские владения – личную собственность крупных магнатов, лежавшие вне сферы королевской юрисдикции. К началу XVIII в., согласно оценке Г.Хундерта, примерно три четверти польских евреев проживали в частных имениях и местечках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89