– Кошурников курил частыми затяжками. – Захватить еды и дуть пешком. На погранзаставе будем дней через пять. Как считаете?
– Пошли, – сказал Журавлев. – Где наша не пропадала! Только вот в ботинках моих по снегу не особенно приятно идти будет.
– Какое там приятно! Они же у тебя совсем сгнили, – уточнил Костя. – У меня хоть валенки есть…
Имущество сортировали молча. Только Алеша вступил с Кошурниковым в перебранку.
– Не возьму я ваши пимы!
– Возьмешь. Твои ботинки совсем пропали.
– Это вы называете пропали? В них до Москвы топать можно. Посмотрите лучше на свои сапоги. – Алеша говорил с усилием, лицо его напряглось.
– А я приказываю! – оборвал разговор Кошурников.
И уже тронулись с места и полезли в черные скалы, преградившие путь, а Журавлев, вышагивая впереди в новых валенках Кошурникова, все хрипел под нос:
– Тоже мне! Пропали! Шпагатом замотать, и порядок. Тоже мне…
– Замолчи! – крикнул сзади Костя. – Надоел.
Кошурников шел замыкающим и все оглядывался назад, где на корневище упавшего от бури кедра остались их вещи. Он вспоминал всю историю экспедиции, мысленно представляя карту. Начиная от Новосибирска их путь лежал по замкнутому четырехугольнику. Одна его сторона была преодолена в поезде, другая – на самом современном виде транспорта – самолете. И только главный маршрут экспедиции: Покровский прииск – Тофалария – погранзастава – Абакан, потребовал древнейших средств передвижения. Сначала ехали в пароконной повозке, потом верхом на оленях, долго плыли на плотах, а сейчас вынуждены были перемещаться «на своих двоих».
Кошурников ясно увидел на карте Сибири тоненькую жилку, что тянулась из Саян к западу, – Казыр, и три крохотные точки, которые совершенно незаметно для глаза двигаются по направлению к Абакану. Что их ждет впереди? Когда они дойдут? Неизвестно.
Идти было тяжело. Изыскатели, скорее, не шли, а карабкались по крутому косогору, покрытому горелым лесом.
– Зря мы, наверно, левым берегом, – обернулся Костя. – Тут и шею свернуть недолго.
– На правом берегу делать нечего, – возразил Кошурников. – Трасса здесь ляжет. Да и хочется посмотреть левую террасу возле Базыбая. А на той стороне, Костя, то же самое…
Алеша не оборачивался, осыпал и осыпал впереди мелкие камни. Молчал он и на отдыхе, когда товарищи курили. Пошел снег, но Алеша не поддержал и разговора о погоде. Наверно, ему было очень трудно говорить.
Снег то начинался, то переставал. Но под белым пухом камни уже не различались, и ноги ступали неуверенно.
– Бить меня надо, – сказал Костя вечером, когда они расположились у костра. – Пятки-то у моих пимов того. А будь бы дратва сейчас…
– Да брось ты, Костя, – тихо отозвался Алеша.
– Не понимаю этой манеры, – поддержал его Кошурников. – Ну забыл и забыл! Не воротишь…
– Это правильно. Но стоит только вспомнить пенек, на котором я оставил тот мешочек, и все переворачивается во мне.
– В твоих валенках еще можно жить, лишь бы не раскисло.
«26 октября. Понедельник
Изменили способ передвижения, бросили плот и пошли пешком. Утром доделали плот, спустили его на воду. Отплыли в 13 часов. Прошли две шиверы, и после второй река оказалась опять замерзшей на протяжении примерно 300 м при толстом льде. Сходил посмотреть, вернулся и решил дальше не плыть. Если, делать новый плот, то это займет целый день, и нет гарантии, что через 2–3 км его снова не придется оставить. Пересортировали свое имущество, взяли на человека килограммов по 15 груза, а остальной сложили в три мешка и подвесили на видном месте над рекой – на утесе, на корне выворота.
Рассчитываю зимой послать охотника с нартами и имущество привезти. Остались наши личные вещи, собранные образцы камней, мяса килограммов 20, соль, охотничьи принадлежности, острога, веревка и пр. и пр. Взяли с собой одну заднюю ногу оленя, килограммов 15, оставшиеся сухари 4–4,5 килограмма, соли килограмма 3 – вот и все наше продовольствие.
Надеюсь через 5–6 дней дойти до погранзаставы, а оттуда уж доберемся домой. Из одежды взял каждый по полушубку и плащу. Телогрейки оставили. Я иду в сапогах. Журавлеву дал свои валенки. Кроме того, у него есть ботинки, которые требуют ремонта. Стофато идет в валенках, сапоги у него совершенно развалились, валенки требуют ремонта – протерты пятки.
На первых же шагах досталось идти по очень трудному месту – гарь по скалам. Продвигаться исключительно тяжело, особенно с грузом. Пошли левым берегом, почти наугад, так как судить о преимуществах и недостатках по нашей карте нельзя. Руководствовался тем, что Базыбай нужно обходить по левому берегу, с левого берега меньше притоков и как будто короче путь. Возможно, если будут благоприятные условия, ниже Базыбая поплывем снова. Для этого взяли с собой пилу и топор.
Погода исправилась. Вчера всю ночь шел снег, днем было переменно, а сейчас прояснилось, очень холодно, и светит луна».
Короток предзимний сибирский день. После сумеречного рассвета появляется из-за Саян солнце без лучей. Оно не успевает даже разогнать туман в речной долине. Быстро бледнеет и опускается, спеша, наверное, в те края, что не так суровы и требуют больше ласки.
Изыскатели шли, шурша опавшими листьями, спотыкаясь о валежины. Забрели в большой завал. Обомшелые гниющие древесные стволы, волглые упругие сучья и трухлявые пни выматывали силы. Идти по такому завалу было не только трудно, но и опасно – того и гляди, острая поторчина выткнет глаз либо предательская колодина вывихнет ногу. А Кошурников все лез и лез вдоль берега – до ночлега надо было пройти как можно больше.
После полудня дорогу пересекла быстрая речушка. Даже не верилось, что мороз сможет остановить ее бег. Спилили дерево на берегу и перекинули вершиной на другую сторону. А потом увидели вдалеке избушку. Кошурников втайне надеялся, что, может быть, это охотничья артель заготовила себе жилье, рассчитывая среди зимы прийти сюда на лыжах.
Тогда поблизости должен быть лабаз с продуктами и, возможно, зимней обувью. Ведь чтобы белковать в сорокаградусные морозы, надо одеваться и обуваться как следует. Изыскатели были бы спасены. Конечно, они возьмут в лабазе все необходимое, а потом найдут хозяев и вернут все – с доплатой за нарушение таежного закона, с благодарностями и извинениями.
Низенькая дверь зимовья была завалена камнями. Изыскатели расшвыряли их, нагнувшись, пролезли в избушку. В ней было сухо. Когда глаза привыкли к темноте, Кошурников сказал:
– Тут много лет никто не был. Однако смотрите…
Он достал заклиненный в потолочной щели свиток бересты.
– Спички. Соль.
Бережно свернул бересту и укрепил на старое место.
– Пойдем, ребята.
И они снова шли по колоднику и мордохлесту. На открытых участках тоже было не сладко – берега здесь поросли упругим и колючим кустарником. Кошурников называл его «гачедером».
– Почему гачедер? – спросил Алеша.
– Раздерут эти прутики твои валенки совсем – поймешь…
– А при чем тут все же «гачи»?
– Это крепления сыромятные на камысных лыжах…
Алеша начал что-то говорить о точных и сильных словах, которые употребляют сибирские охотники, но голова Кошурникова была сейчас занята другим – его все больше тревожил исход экспедиции. Идти становилось невмоготу. Сегодня утром он урезал порцию сухарей и мяса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
– Пошли, – сказал Журавлев. – Где наша не пропадала! Только вот в ботинках моих по снегу не особенно приятно идти будет.
– Какое там приятно! Они же у тебя совсем сгнили, – уточнил Костя. – У меня хоть валенки есть…
Имущество сортировали молча. Только Алеша вступил с Кошурниковым в перебранку.
– Не возьму я ваши пимы!
– Возьмешь. Твои ботинки совсем пропали.
– Это вы называете пропали? В них до Москвы топать можно. Посмотрите лучше на свои сапоги. – Алеша говорил с усилием, лицо его напряглось.
– А я приказываю! – оборвал разговор Кошурников.
И уже тронулись с места и полезли в черные скалы, преградившие путь, а Журавлев, вышагивая впереди в новых валенках Кошурникова, все хрипел под нос:
– Тоже мне! Пропали! Шпагатом замотать, и порядок. Тоже мне…
– Замолчи! – крикнул сзади Костя. – Надоел.
Кошурников шел замыкающим и все оглядывался назад, где на корневище упавшего от бури кедра остались их вещи. Он вспоминал всю историю экспедиции, мысленно представляя карту. Начиная от Новосибирска их путь лежал по замкнутому четырехугольнику. Одна его сторона была преодолена в поезде, другая – на самом современном виде транспорта – самолете. И только главный маршрут экспедиции: Покровский прииск – Тофалария – погранзастава – Абакан, потребовал древнейших средств передвижения. Сначала ехали в пароконной повозке, потом верхом на оленях, долго плыли на плотах, а сейчас вынуждены были перемещаться «на своих двоих».
Кошурников ясно увидел на карте Сибири тоненькую жилку, что тянулась из Саян к западу, – Казыр, и три крохотные точки, которые совершенно незаметно для глаза двигаются по направлению к Абакану. Что их ждет впереди? Когда они дойдут? Неизвестно.
Идти было тяжело. Изыскатели, скорее, не шли, а карабкались по крутому косогору, покрытому горелым лесом.
– Зря мы, наверно, левым берегом, – обернулся Костя. – Тут и шею свернуть недолго.
– На правом берегу делать нечего, – возразил Кошурников. – Трасса здесь ляжет. Да и хочется посмотреть левую террасу возле Базыбая. А на той стороне, Костя, то же самое…
Алеша не оборачивался, осыпал и осыпал впереди мелкие камни. Молчал он и на отдыхе, когда товарищи курили. Пошел снег, но Алеша не поддержал и разговора о погоде. Наверно, ему было очень трудно говорить.
Снег то начинался, то переставал. Но под белым пухом камни уже не различались, и ноги ступали неуверенно.
– Бить меня надо, – сказал Костя вечером, когда они расположились у костра. – Пятки-то у моих пимов того. А будь бы дратва сейчас…
– Да брось ты, Костя, – тихо отозвался Алеша.
– Не понимаю этой манеры, – поддержал его Кошурников. – Ну забыл и забыл! Не воротишь…
– Это правильно. Но стоит только вспомнить пенек, на котором я оставил тот мешочек, и все переворачивается во мне.
– В твоих валенках еще можно жить, лишь бы не раскисло.
«26 октября. Понедельник
Изменили способ передвижения, бросили плот и пошли пешком. Утром доделали плот, спустили его на воду. Отплыли в 13 часов. Прошли две шиверы, и после второй река оказалась опять замерзшей на протяжении примерно 300 м при толстом льде. Сходил посмотреть, вернулся и решил дальше не плыть. Если, делать новый плот, то это займет целый день, и нет гарантии, что через 2–3 км его снова не придется оставить. Пересортировали свое имущество, взяли на человека килограммов по 15 груза, а остальной сложили в три мешка и подвесили на видном месте над рекой – на утесе, на корне выворота.
Рассчитываю зимой послать охотника с нартами и имущество привезти. Остались наши личные вещи, собранные образцы камней, мяса килограммов 20, соль, охотничьи принадлежности, острога, веревка и пр. и пр. Взяли с собой одну заднюю ногу оленя, килограммов 15, оставшиеся сухари 4–4,5 килограмма, соли килограмма 3 – вот и все наше продовольствие.
Надеюсь через 5–6 дней дойти до погранзаставы, а оттуда уж доберемся домой. Из одежды взял каждый по полушубку и плащу. Телогрейки оставили. Я иду в сапогах. Журавлеву дал свои валенки. Кроме того, у него есть ботинки, которые требуют ремонта. Стофато идет в валенках, сапоги у него совершенно развалились, валенки требуют ремонта – протерты пятки.
На первых же шагах досталось идти по очень трудному месту – гарь по скалам. Продвигаться исключительно тяжело, особенно с грузом. Пошли левым берегом, почти наугад, так как судить о преимуществах и недостатках по нашей карте нельзя. Руководствовался тем, что Базыбай нужно обходить по левому берегу, с левого берега меньше притоков и как будто короче путь. Возможно, если будут благоприятные условия, ниже Базыбая поплывем снова. Для этого взяли с собой пилу и топор.
Погода исправилась. Вчера всю ночь шел снег, днем было переменно, а сейчас прояснилось, очень холодно, и светит луна».
Короток предзимний сибирский день. После сумеречного рассвета появляется из-за Саян солнце без лучей. Оно не успевает даже разогнать туман в речной долине. Быстро бледнеет и опускается, спеша, наверное, в те края, что не так суровы и требуют больше ласки.
Изыскатели шли, шурша опавшими листьями, спотыкаясь о валежины. Забрели в большой завал. Обомшелые гниющие древесные стволы, волглые упругие сучья и трухлявые пни выматывали силы. Идти по такому завалу было не только трудно, но и опасно – того и гляди, острая поторчина выткнет глаз либо предательская колодина вывихнет ногу. А Кошурников все лез и лез вдоль берега – до ночлега надо было пройти как можно больше.
После полудня дорогу пересекла быстрая речушка. Даже не верилось, что мороз сможет остановить ее бег. Спилили дерево на берегу и перекинули вершиной на другую сторону. А потом увидели вдалеке избушку. Кошурников втайне надеялся, что, может быть, это охотничья артель заготовила себе жилье, рассчитывая среди зимы прийти сюда на лыжах.
Тогда поблизости должен быть лабаз с продуктами и, возможно, зимней обувью. Ведь чтобы белковать в сорокаградусные морозы, надо одеваться и обуваться как следует. Изыскатели были бы спасены. Конечно, они возьмут в лабазе все необходимое, а потом найдут хозяев и вернут все – с доплатой за нарушение таежного закона, с благодарностями и извинениями.
Низенькая дверь зимовья была завалена камнями. Изыскатели расшвыряли их, нагнувшись, пролезли в избушку. В ней было сухо. Когда глаза привыкли к темноте, Кошурников сказал:
– Тут много лет никто не был. Однако смотрите…
Он достал заклиненный в потолочной щели свиток бересты.
– Спички. Соль.
Бережно свернул бересту и укрепил на старое место.
– Пойдем, ребята.
И они снова шли по колоднику и мордохлесту. На открытых участках тоже было не сладко – берега здесь поросли упругим и колючим кустарником. Кошурников называл его «гачедером».
– Почему гачедер? – спросил Алеша.
– Раздерут эти прутики твои валенки совсем – поймешь…
– А при чем тут все же «гачи»?
– Это крепления сыромятные на камысных лыжах…
Алеша начал что-то говорить о точных и сильных словах, которые употребляют сибирские охотники, но голова Кошурникова была сейчас занята другим – его все больше тревожил исход экспедиции. Идти становилось невмоготу. Сегодня утром он урезал порцию сухарей и мяса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126