Нартай встал из водительского кресла, пролез в боевое отделение башни и настежь распахнул второй люк над головой ошалевшего Эдика.
– Открыть окна и двери – проветрить помещение! – сказал Нартай голосом матроса Железняка после разгона Учредительного собрания.
Он стащил с головы шлемофон, бросил его на свое кресло и уставился на Эдика:
– Жрать хочешь?
Выпили почти по стакану «Вайцен-Корна», вскрыли две банки говяжьей тушенки, поели сыру, хлеба с маргарином. Съели большой безвкусный немецкий огурец, две завядшие помидорки и еще чуть-чуть выпили.
Потом Нартай вытащил большой термос, две пиалы и маленький пакетик конденсированных сливок. Налил из термоса уже изрядно остывший, но совершенно черный и убийственно крепкий чай в пиалы, плеснул туда сливок и спросил:
– Пил когда-нибудь чай по-казахски?
– Нет, – ответил Эдик.
– Пей. Пей и рассказывай. Но рассказывай все, как есть. Ничего не ври. Больше всего на свете я ненавижу вранье!..
И Эдик Петров рассказал Нартаю Сапаргалиеву все.
Нартай слушал молча – не осуждая, не сочувствуя. Только смотрел на Эдика своими немигающими узкими глазами поверх пиалы с чаем по-казахски.
А потом брезгливо сказал:
– Дурак ты, Эдик. У тебя в твоем доме начался пожар. Ты же не бежишь в чужой дом к соседям – переждать, пока огонь не потухнет или твой дом совсем не сгорит? Ты же сам как-то стараешься потушить пожар в своем собственном доме… На кой тебе хрен нужна была эта Германия?
Помесь восточной орнаментальности с жестокой прямолинейностью в словах Нартая не помешали Эдику расслышать то, в чем он так боялся признаться самому себе еще с первых шагов по Унтербергсштрассе…
И Нартай это понял.
– Ладно, – сказал он. – Твое дело. Где у вас тут ближайшая Советская власть?
Ближайшая Советская власть была только в Мюнхене.
Генеральное консульство Союза Советских Социалистических Республик размещалось на углу Зайдельбергштрассе и Карлштрассе, и Эдик уже давно, на всякий случай, держал в памяти адрес этого русского оазиса. Мало ли?.. Чем черт не шутит! Все в жизни может быть. Пути эмигрантские, как и Господни, неисповедимы…
– В Мюнхене?.. – задумчиво переспросил Нартай. – Триста верст. Ну, что ж, значит, нужно добираться до Мюнхена.
– Зачем?!
– У меня на руках боевая техника – собственность моего государства, – жестко проговорил Нартай. – И уж если с ней произошло такое, то мое государство обязано позаботиться о том, чтобы эта техника была возвращена туда, где ей и положено быть. Вместе со мной! Не бойся, Эдька, тебя я не продам. Можешь хоть сейчас вылезти на волю и идти на все четыре стороны… Мне с тобой спорить некогда – у меня дембель на носу. Я еду в Мюнхен!
– Ты в своем уме?! Да нас с твоим танком на первом же перекрестке полиция за жопу возьмет!..
Нартай улыбнулся и разлил остатки «Вайцен-Корна» по кружкам:
– А мы с тобой, как партизаны – потихонечку, ночами и огородами. Будь здоров! Открыть еще банку тушенки?
– Не надо. – Эдик выпил, закусил ломтиком огурца. – У нас даже карты нету!
– Как это нету?! – возмутился Нартай. – Я тебе что, пальцем деланный?!
Он достал дерматиновый портфель с картами, выбрал листы всех дорог Плауэн – Мюнхен и разложил их перед Эдиком:
– У любого уважающего себя механика-водителя должны быть карты территорий предполагаемого противника! Такую карту ни за какие деньги не купишь.
– Здесь на заправке или в газетном киоске за несколько марок можешь купить любую карту со всеми обозначениями.
Нартай презрительно усмехнулся:
– Правильно! Где поссать, где пожрать, где заправиться – там все обозначено! А ты на мою посмотри…
Эдик стал просматривать карты Нартая. На них были нанесены все глубины водных преград, все высоты даже малейших подъемов, государственные учреждения самых крохотных городков и деревень, расположения всех воинских частей бундесвера – с обозначением родов войск, вероятной численностью боевых технических средств и личного состава, скрупулезно рассчитаны пути обхода наиболее опасных участков, возможные подходы для нанесения первого удара…
Но больше всего поразило Эдика, что на последнем листе под Мюнхеном он неожиданно обнаружил даже «Китцингер-хоф»!
– Наши шпионы даром хлеб не едят! – сказал Нартай. – Жаль только, что чаще всего они на мудаков работают…
День провели в танке. Только еще глубже проползли в лес и затаились там в небольшой ложбинке у ручья.
Дремали после бессонной боевой ночи, доедали остатки сухого пайка Нартая, болтали о цирке, о военной службе, о Москве, об Алма-Ате, о родственниках, которых у Нартая было великое множество, а у Эдика не было вообще…
С помощью замечательных карт Нартая, по времени отхода эшелона и времени отцепления платформы нехитрым способом определили собственное местонахождение и остаток дня провели в прокладке наиболее безопасного ночного маршрута на Мюнхен.
Потом Нартай достал еще один, изрядно засаленный шлемофон, надел его Эдику на голову и подключил шлемофон к внутреннему танковому переговорному устройству – ТПУ Р-124. И научил Эдика пользоваться призменным прибором наблюдения с коротким и таинственным названием – МК-4.
Затем Нартай установил и подключил прибор ночного видения для себя, с еще более таинственным названием – ТВНО-2. Вместе с прибором для вождения танка в полной темноте Нартай укрепил вторую, специальную, фару – ФГ-125 в башенном кронштейне прожектора А-2Г.
Я совершенно сознательно повторяю за Нартаем все технические обозначения того или иного танкового оборудования. Он так яростно настаивал на точности названий, что если бы я этого не сделал и попытался бы доказать, что все эти буквы и цифры могут быть понятны только узкому кругу специалистов, – мы никогда бы не выбрались из споров о преимуществе конкретных и реальных деталей над свободным полетом фантазии «безответственных художников».
– Задача искусства – отражать правду жизни, как она есть, а не пудрить мозга читателям и зрителям. Я поэтому всяких там Жюль Вернов не перевариваю! – безапелляционно заявил Нартай.
Почти всю первую ночь шли со скоростью двадцать – двадцать пять километров в час.
Старательно обходили деревеньки и городки, маленькие мелкие речушки пересекали вброд, благо их примерные глубины были четко обозначены на картах Нартая.
Только однажды остановились. Уже в четвертом часу утра, когда начало светать, выбрали укромное местечко неподалеку от Амберга, в полутора километрах от автобана, и Эдик, захватив с собой термос Нартая, пошел пешком к бензозаправочной станции – купить какой-нибудь еды и наполнить термос горячим чаем.
Когда он вернулся к танку, то увидел сидящего за картой Нартая – свежеумытого, выбритого, одетого в дешевый попугайской расцветки тренировочный костюм, толстые белые носки и новенькие кроссовки.
– Сто двадцать пять верст отмахали! – сказал Нартай. – Чего принес?
– Чай, пицца и сэндвичи с ветчиной, сыром и салатом.
– Здорово! Я здесь за два года так пиццы и не попробовал. Как думаешь, Эдик, у вас там в Мюнхене, в нашем посольстве…
– Посольство в Бонне. В Мюнхене только консульство.
– Один черт! Они меня там на какое-нибудь довольствие поставят? Насчет жилья, жратвы… Они же обязаны, да? Я ж все-таки советский человек!..
Припомнив несколько встреч с нашими бойцами дипломатического фронта в прошлых зарубежных гастролях, Эдик сильно усомнился в этом, но сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82