Налили водки в фужеры – шарахнули разом. Англичане поперхнулись и перестали жевать. Я тогда не пил еще водку. Говорю им:
– Ребята, вы хоть в рюмки наливайте.
– Да сиди ты, – отвечают, – тебя не спрашивают.
Потом нас направили в 1-е артучилище на Хорошевском шоссе, оттуда в первый же вечер – на Ярославский вокзал. Пешком. Доковылял на трех ногах… И поездом – на Лосиноостровскую. Наш дивизион стоял в школе. Стали получать технику. Я за ней ездил на завод «Компрессор». Все четыре мои боевые установки были на машинах «форд-мармон-хэррингтон»: V-образный двигатель, сто пять лошадиных сил, автоматическая раздаточная коробка. Получили транспортные английские машины «бэдфорды». Руль – справа, тогда это никому не мешало. У «бэдфордов» сзади один баллон двойной ширины. Такие прочные машины, захочешь сломать – не сломаешь. Англичане любят прочное и добротное.
Получили технику, разобрались с ней, и полк выступил своим ходом на Западный фронт под Елец. Был март-апрель. Снег уже стаял. Грязь повсюду несуразная, жуткая. Даже наши машины перегревались. В каждой батарее был гусеничный трактор с прицепом. Идешь по шоссе – они отстают. Попадаешь на объезд – они догоняют, отцепляют прицеп и по очереди выдергивают машины из грязи. Потом, когда верхняя корка чернозема подсохла, она волной прогибалась под машинами.
2
До начала летнего немецкого наступления 42-го года мы все время улучшали позиции. Ковырялись за всякие высотки. Война беспрерывная, по мелочам. То одна дивизия берет две-три высоты и требует дивизион, то другая. А когда дивизион «катюш» кому-то придают, то «хозяин» выжимает дивизион до конца. Чаще всего мы поддерживали 185-ю стрелковую бригаду Петухова. У него была слабенькая артиллерия: 76-миллиметровая противотанковая батарея и три 122-миллиметровых батареи. Это, конечно, мало. Бригада входила в 48-ю армию, зам командующего которой был А. В. Горбатов – прямо из лагеря. После войны он написал прекрасную книгу «Годы и войны».
Мы долго стояли на Зуше. В июле я стал заместителем командира дивизиона. Командир меня попусту не тревожил: я хорошо стрелял. В жару я лежал под штабной машиной и читал.
Зуша течет здесь по дну довольно обширной долины. По обе стороны реки – высоты. Мы на этой стороне, немцы – на другой. В один из дней я сидел на наблюдательном пункте на высотке. Дивизион – в пойме реки, внизу подо мной и ближе к немцам, что бывает редко. Немцы контратаковали пехоту Петухова, мы ее поддерживали. Я дал уже тринадцать залпов.
Дивизион стоял на самом берегу, а если смотреть по карте – то прямо в реке: Зуша сместилась здесь относительно карты. Немцы меня засекают, бьют по мне, берут по карте поправку, чтобы ударить по самому берегу, и попадают по макушке высотки на своем берегу. Вдобавок, у немцев были не гаубицы с навесной, гаубичной, траекторией, а пушки – с настильной, и стреляли они с закрытой позиции.
Рассказывая о действиях своего дивизиона, махины на сотню машин и полтысячи человек, Игорь Сергеевич часто говорит о нем в первом лице: «Я дал залп», «бьют по мне». Как не вспомнить капитана Тушина из «Войны и мира». Помните, под Шенграбеном: «Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра»…
На берегах Зуши события развиваются тем временем своим чередом.
Я лежу, наблюдаю. Рядом на бурке лежит Горбатов, читает книгу. Я из-за Горбатовской спины все в нее заглядываю: это был томик Есенина.
– Интересно? – спрашивает он.
– Да, конечно.
– На, бери. Я тебе дам, но только не насовсем.
Смотрим на противоположный склон. Видим, появилась колонна немецкой пехоты. Она двигалась к перекрестию двух проселочных дорог. Я прикинул время полета снарядов до перекрестия и нацелил дивизион на него. Немцы шли так угрожающе, такой плотной колонной, что наша пехота оробела.
Из блиндажа выскочил Петухов:
– Ты что? Спишь?! Пехота не выдержит!
Я дождался, когда голова колонны вступила на перекрестие дорог и скомандовал залп, рассчитывая, что за время полета туда втянется вся колонна. И так хорошо получилось! Так бывает один раз из ста. Залп точно лег по колонне. Всю ночь потом немцы вывозили раненых и убитых. Это был четырнадцатый залп. Горбатов смотрел в бинокль, все видел. Сказал:
– Ну, теперь я не жалею, что дал тебе книжку.
Немцы, наконец, поняли, где стоит дивизион. Стали ставить вилку и накрывать его. Я скомандовал по радио: «Уходить! Полный ход!» И восемь «фордов» на полной скорости рванули вверх по нашему склону, по улице деревни Нижняя Залегоща. Вижу, как номера расчетов цепляются за фермы установок, трясет их страшно.
Немцы опешили: уходят, днем, на всем виду! Пытались достать, накрыть, но опаздывали с переносом прицела. Разрывы бежали метрах в ста пятидесяти за машинами. Продолжалось это минуты полторы-две, пока машины не скрылись от немцев за бугром.
Я бы на месте немца их не упустил. Надо было поставить с упреждением заградогонь, и машины бы в него уткнулись. Командир немецкой батареи с остервенением выдал последнюю, уже бесполезную, очередь снарядов по макушке гребня. Я его очень понимаю.
Горбатов наблюдал за всем, лежа на бурке. Когда машины скрылись, повернулся ко мне на локте:
– Ну, вот и ушли.
Тут и я пришел в себя. До этого ничего, кроме машин, не видел.
Вряд ли старший лейтенант Косов и генерал Горбатов в перерывах между залпами искали общих знакомых. А они были.
Перечисляя высокопоставленных соседей своего киевского детства, Игорь Сергеевич вспоминал про «дядю Костю Ушакова», героя Гражданской войны, лучшего командира дивизии Красной Армии, четырежды орденоносца. Проходя мимо пацанов, играющих во дворе в футбол или волейбол, легендарный комдив влетал в ребячий круг, лихо бил по мячу, подмигивал и шел дальше по своим взрослым делам.
Александр Васильевич Горбатов встретил его на Колыме. В своей книге «Годы и войны» он пишет: «Я нашел Костю Ушакова в канаве, которую он копал. Небольшого роста, худенький, он, обессиленный, сидел, склонив голову. Узнав, что я завтра уезжаю, он просил сказать там, в Москве, что он ни в чем не виноват и никогда не был „врагом народа“.
Снова крепко обнялись, поцеловались и расстались навсегда. Конечно, я добросовестно выполнил его просьбу, все передал, где было возможно. Но вскоре после нашей встречи он умер».
3
На Зуше я несколько обнаглел. Река внизу, метрах в пятидесяти. Я на НП раздевался до трусов. От ремня бинокля на шее появилась белая полосочка. Как затихнет, иду купаться на Зушу.
Раз ко мне на НП пришел командир полка Кулыгин. Я вскочил как был – в трусах. Ничего умнее придумать не мог, надел фуражку и взял под козырек.
– Ложись, ложись, одевайся. Я подожду, – сказал он.
Он – в траншее, я – наверху. Могли и подстрелить…
Здесь я лишился своей палки с набалдашником слоновой кости. Я все боялся ее отставить. Кулыгин, встретив меня как-то с палкой, сказал:
– Я старый человек. Отдай мне палку.
Пришлось отдать. На следующий день он привез ее и вернул мне со словами:
– Теперь я вижу, что ты можешь ходить и без палки.
Отлично питались. Я, когда еще был командиром батареи, развел овец, кур, гусей. В деревнях покупали огурцы, сметану, вишню. Курица стоила 25 рублей. Каждый день покупали сметану – ведерко в шесть с половиной литров из под технического масла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Ребята, вы хоть в рюмки наливайте.
– Да сиди ты, – отвечают, – тебя не спрашивают.
Потом нас направили в 1-е артучилище на Хорошевском шоссе, оттуда в первый же вечер – на Ярославский вокзал. Пешком. Доковылял на трех ногах… И поездом – на Лосиноостровскую. Наш дивизион стоял в школе. Стали получать технику. Я за ней ездил на завод «Компрессор». Все четыре мои боевые установки были на машинах «форд-мармон-хэррингтон»: V-образный двигатель, сто пять лошадиных сил, автоматическая раздаточная коробка. Получили транспортные английские машины «бэдфорды». Руль – справа, тогда это никому не мешало. У «бэдфордов» сзади один баллон двойной ширины. Такие прочные машины, захочешь сломать – не сломаешь. Англичане любят прочное и добротное.
Получили технику, разобрались с ней, и полк выступил своим ходом на Западный фронт под Елец. Был март-апрель. Снег уже стаял. Грязь повсюду несуразная, жуткая. Даже наши машины перегревались. В каждой батарее был гусеничный трактор с прицепом. Идешь по шоссе – они отстают. Попадаешь на объезд – они догоняют, отцепляют прицеп и по очереди выдергивают машины из грязи. Потом, когда верхняя корка чернозема подсохла, она волной прогибалась под машинами.
2
До начала летнего немецкого наступления 42-го года мы все время улучшали позиции. Ковырялись за всякие высотки. Война беспрерывная, по мелочам. То одна дивизия берет две-три высоты и требует дивизион, то другая. А когда дивизион «катюш» кому-то придают, то «хозяин» выжимает дивизион до конца. Чаще всего мы поддерживали 185-ю стрелковую бригаду Петухова. У него была слабенькая артиллерия: 76-миллиметровая противотанковая батарея и три 122-миллиметровых батареи. Это, конечно, мало. Бригада входила в 48-ю армию, зам командующего которой был А. В. Горбатов – прямо из лагеря. После войны он написал прекрасную книгу «Годы и войны».
Мы долго стояли на Зуше. В июле я стал заместителем командира дивизиона. Командир меня попусту не тревожил: я хорошо стрелял. В жару я лежал под штабной машиной и читал.
Зуша течет здесь по дну довольно обширной долины. По обе стороны реки – высоты. Мы на этой стороне, немцы – на другой. В один из дней я сидел на наблюдательном пункте на высотке. Дивизион – в пойме реки, внизу подо мной и ближе к немцам, что бывает редко. Немцы контратаковали пехоту Петухова, мы ее поддерживали. Я дал уже тринадцать залпов.
Дивизион стоял на самом берегу, а если смотреть по карте – то прямо в реке: Зуша сместилась здесь относительно карты. Немцы меня засекают, бьют по мне, берут по карте поправку, чтобы ударить по самому берегу, и попадают по макушке высотки на своем берегу. Вдобавок, у немцев были не гаубицы с навесной, гаубичной, траекторией, а пушки – с настильной, и стреляли они с закрытой позиции.
Рассказывая о действиях своего дивизиона, махины на сотню машин и полтысячи человек, Игорь Сергеевич часто говорит о нем в первом лице: «Я дал залп», «бьют по мне». Как не вспомнить капитана Тушина из «Войны и мира». Помните, под Шенграбеном: «Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра»…
На берегах Зуши события развиваются тем временем своим чередом.
Я лежу, наблюдаю. Рядом на бурке лежит Горбатов, читает книгу. Я из-за Горбатовской спины все в нее заглядываю: это был томик Есенина.
– Интересно? – спрашивает он.
– Да, конечно.
– На, бери. Я тебе дам, но только не насовсем.
Смотрим на противоположный склон. Видим, появилась колонна немецкой пехоты. Она двигалась к перекрестию двух проселочных дорог. Я прикинул время полета снарядов до перекрестия и нацелил дивизион на него. Немцы шли так угрожающе, такой плотной колонной, что наша пехота оробела.
Из блиндажа выскочил Петухов:
– Ты что? Спишь?! Пехота не выдержит!
Я дождался, когда голова колонны вступила на перекрестие дорог и скомандовал залп, рассчитывая, что за время полета туда втянется вся колонна. И так хорошо получилось! Так бывает один раз из ста. Залп точно лег по колонне. Всю ночь потом немцы вывозили раненых и убитых. Это был четырнадцатый залп. Горбатов смотрел в бинокль, все видел. Сказал:
– Ну, теперь я не жалею, что дал тебе книжку.
Немцы, наконец, поняли, где стоит дивизион. Стали ставить вилку и накрывать его. Я скомандовал по радио: «Уходить! Полный ход!» И восемь «фордов» на полной скорости рванули вверх по нашему склону, по улице деревни Нижняя Залегоща. Вижу, как номера расчетов цепляются за фермы установок, трясет их страшно.
Немцы опешили: уходят, днем, на всем виду! Пытались достать, накрыть, но опаздывали с переносом прицела. Разрывы бежали метрах в ста пятидесяти за машинами. Продолжалось это минуты полторы-две, пока машины не скрылись от немцев за бугром.
Я бы на месте немца их не упустил. Надо было поставить с упреждением заградогонь, и машины бы в него уткнулись. Командир немецкой батареи с остервенением выдал последнюю, уже бесполезную, очередь снарядов по макушке гребня. Я его очень понимаю.
Горбатов наблюдал за всем, лежа на бурке. Когда машины скрылись, повернулся ко мне на локте:
– Ну, вот и ушли.
Тут и я пришел в себя. До этого ничего, кроме машин, не видел.
Вряд ли старший лейтенант Косов и генерал Горбатов в перерывах между залпами искали общих знакомых. А они были.
Перечисляя высокопоставленных соседей своего киевского детства, Игорь Сергеевич вспоминал про «дядю Костю Ушакова», героя Гражданской войны, лучшего командира дивизии Красной Армии, четырежды орденоносца. Проходя мимо пацанов, играющих во дворе в футбол или волейбол, легендарный комдив влетал в ребячий круг, лихо бил по мячу, подмигивал и шел дальше по своим взрослым делам.
Александр Васильевич Горбатов встретил его на Колыме. В своей книге «Годы и войны» он пишет: «Я нашел Костю Ушакова в канаве, которую он копал. Небольшого роста, худенький, он, обессиленный, сидел, склонив голову. Узнав, что я завтра уезжаю, он просил сказать там, в Москве, что он ни в чем не виноват и никогда не был „врагом народа“.
Снова крепко обнялись, поцеловались и расстались навсегда. Конечно, я добросовестно выполнил его просьбу, все передал, где было возможно. Но вскоре после нашей встречи он умер».
3
На Зуше я несколько обнаглел. Река внизу, метрах в пятидесяти. Я на НП раздевался до трусов. От ремня бинокля на шее появилась белая полосочка. Как затихнет, иду купаться на Зушу.
Раз ко мне на НП пришел командир полка Кулыгин. Я вскочил как был – в трусах. Ничего умнее придумать не мог, надел фуражку и взял под козырек.
– Ложись, ложись, одевайся. Я подожду, – сказал он.
Он – в траншее, я – наверху. Могли и подстрелить…
Здесь я лишился своей палки с набалдашником слоновой кости. Я все боялся ее отставить. Кулыгин, встретив меня как-то с палкой, сказал:
– Я старый человек. Отдай мне палку.
Пришлось отдать. На следующий день он привез ее и вернул мне со словами:
– Теперь я вижу, что ты можешь ходить и без палки.
Отлично питались. Я, когда еще был командиром батареи, развел овец, кур, гусей. В деревнях покупали огурцы, сметану, вишню. Курица стоила 25 рублей. Каждый день покупали сметану – ведерко в шесть с половиной литров из под технического масла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61