— Так ты хочешь меня? — Она продолжала не отрываясь смотреть ему в глаза. — Такого возбуждения и такой опасности тебе хочется, Жуана? Мы рискуем попасться кому-нибудь на глаза, если человек сюда забредет. Такого захватывающего ощущения ты ожидаешь? Может быть, опрокинешься на спину и задерешь юбки, а я раскрою ширинку брюк? На все уйдет несколько минут. Ты чувствуешь, как сильно я возбужден. Ну, хочешь?
Она продолжала глядеть на него и, к его удивлению, медленно улыбнулась.
— Вижу, что хочешь, — процедил он сквозь зубы, отпуская ее наконец на землю. — Ты ничуть не лучше самой дешевой проститутки, Жуана. Даже хуже. Те готовы, но не обязательно горят нетерпением.
— Послушай, Роберт, — сказала она, едва сдерживая смех и обвивая его шею руками, запустив пальцы в волосы. — Ты настоящий джентльмен независимо от того, кем ты был до того, как пошел служить в армию. Ты хотел напугать меня тем, что изнасилуешь? Однако сам спрашивал меня. Ты не можешь напугать меня, хотя выражение лица у тебя было, наверное, такое, какое бывает, когда ты целишься из винтовки и готов выстрелить.
Его гнев не прошел, но обратился на самого себя. Значит, он все-таки играет в ее игру? В игру Жуаны, женщины, которая его предала, каким бы ни оказался результат ее предательства?
Поддерживая ладонью ее голову, он наклонился, чтобы поцеловать ее, и, раскрыв губами ее губы и забыв о том, что однажды уже жестоко поплатился за это, глубоко засунул язык в ее рот, пробуя на вкус, впитывая ее влагу, имитируя языком то, что грозился проделать с ней, но знал, что не проделает. Он почувствовал, что она помогает ему, втягивая его внутрь, и услышал легкие гортанные звуки, которые исходили от нее. Нет, от него. От них обоих.
Они боролись, даже целуясь, и каждый стремился одержать верх над другим. Его свободная рука скользнула по ее плечу, забралась за вырез шелкового платья и обхватила грудь. Большой палец помассировал сосок, она приподняла плечи и беспокойно задвигалась. Он ошеломленно почувствовал, как ее свободная рука скользнула между ними и потерла твердое утолщение, свидетельствовавшее о его желании.
Он поднял голову. Оба они тяжело дышали.
— Вот в чем заключается мой интерес к тебе, Жуана, — сказал он. — Никакого легкого флирта. Никаких нежных слов любви и обожания. Всего лишь похоть. Такая же, какую я чувствовал к многочисленным проституткам.
— Понятно. — Она коварно улыбнулась. — Но все-таки не отсутствие интереса, Роберт. Никогда мне больше не говори, что ты равнодушен ко мне. Скажи, что ненавидишь меня, и я тебе поверю. Скажи, что желаешь меня, как пожелал бы проститутку, и я тебе поверю. Но не говори, что я тебя не интересую. Если ты будешь настаивать на своей лжи, то я буду беспощадно добиваться тебя.
Гнев его поутих, но сменился презрением, хотя он не мог бы с уверенностью сказать, кого он презирает: ее или себя.
— Значит, тебе желательно заполучить мужчину, который ненавидит тебя, но хочет переспать с тобой как с проституткой? — спросил он. — Ты не очень-то любишь себя.
Она очаровательно улыбнулась и на шаг отступила от него.
— Кто сказал, что я хочу тебя, Роберт? — спросила она. — Если помнишь, я лишь призналась, что хочу заставить тебя хотеть меня, влюбиться в меня. Но ты на верном пути. Ты меня ненавидишь? Хорошо. От ненависти до любви один шаг.
Она рассмеялась, заметив, как он стиснул зубы, не желая, а может быть, не в силах продолжать разговор, который снова возвращался в ту область, где она была знатоком.
— Проводи меня в зал, — попросила Жуана, взяв его под руку. — Сейчас пошлю кого-нибудь — Ги, Пьера или Анри — принести мне стаканчик чего-нибудь холодненького. Тебя я не пошлю, Роберт, хотя не думаю, что ты отказал бы мне. Я права?
— Наверное, не отказал бы. Но я, пожалуй, выплеснул бы воду тебе в лицо, чтобы как можно скорее охладить тебя.
Она весело рассмеялась.
— Ты никогда бы так не сделал. Ты на вражеской территории и не успел бы оглянуться, как тебя бросили бы в старую темную подземную тюрьму.
— Из нее я, по крайней мере, смог бы бежать, не нарушая кодекса чести.
Она взглянула на него и улыбнулась.
— Бедненький Роберт…
Все происходило значительно медленнее, чем она ожидала. Она полагала, что все закончится через неделю — от силы через две с момента их прибытия. Но прошел уже месяц, а ей пока не удалось привести в исполнение свои окончательные планы. И разумеется, она только теперь поняла, что все и не могло свершиться так быстро.
Она оставила у Дуарте два письма. Поскольку она подозревала, что французы следят за ней и за ее слугами, ей хотелось подстраховаться. Письма следовало отправить Матильде: в первом говорилось, что здоровье ее брата ухудшилось, а во втором сообщалось о его смерти и Матильду умоляли вернуться.
Возможно, выбор времени был не очень удачен. Но она и Дуарте обсудили и это. Сама идея отправки Матильды заключалась в том, что Дуарте таким образом будет точно знать, когда ему появиться. Между письмами должен пройти ровно месяц. Первое письмо означало возможную кончину брата. Письма — если не первое, то второе — обеспечат ей в конечном счете повод для отъезда.
Но письмам придется путешествовать из одной страны в другую, причем в условиях военного времени. Первое не приходило почти месяц, и Жуана до его получения не осмеливалась приступить к выполнению окончательных планов. Для претворения их в жизнь решающую роль должно было сыграть прибытие Дуарте или испанских партизан.
Поэтому, хотя она флиртовала и с полковником Леру, и с капитаном Блейком, хотя она спровоцировала Роберта на неприличную сцену в садике, чтобы убедиться, что такое возможно, и хотя она уже начала намекать полковнику, что внимание к ней капитана Блейка становится утомительным, она была вынуждена скрепя сердце воздерживаться от осуществления задуманных планов.
Неприличная сцена в садике оказалась настоящим испытанием для ее нервов. Она флиртовала с ним, завела его и заставила признаться в мощном физическом влечении. А потом она позабавилась ситуацией и посмеялась над ним.
Ей хотелось сказать ему правду. Всю правду. Ей не нравилось, что он ее ненавидит. А еще меньше ей нравилось его презрение. Теперь можно было бы открыть ему правду, рассуждала она. Французы введены в заблуждение, события развиваются так, как задумал лорд Веллингтон, так что нет никакого смысла соблюдать секретность. Она могла бы обо всем рассказать ему.
Но ничего не сказала — ведь если бы он узнал правду, то узнал бы также, на какой наглый обман она намерена пойти, чтобы он мог осуществить побег, не нарушая честного слова. Если бы он узнал о ее обмане, то по-прежнему чувствовал бы себя связанным словом чести и считал обязанным остаться.
Значит, она не могла рассказать ему. Ей придется улыбаться, флиртовать и время от времени уводить его куда-нибудь, где они могли бы оставаться наедине. А также выносить ненависть и презрение, которые она видела в его взгляде.
И еще полковник Леру. При одной мысли о нем она содрогалась. Ей вспомнилось, как однажды в начале августа, после прогулки верхом с ним и еще несколькими офицерами, он помог ей слезть с коня. Когда ее ноги коснулись земли, он не отпустил ее, а улыбнулся и провел большим пальцем по ее щеке. Тем самым пальцем, которым он подал знак, чтобы прикончили Марию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92