— Он славный паренек. Ты бы видела, как он мне улыбнулся, когда я выходила от них. — Я поняла, что, как и в случае с Бренчли, они возмещали ребенку недостающее внимание со стороны родителей.
Отправляться с Полли в «Вест» осматривать большие магазины, бродить по рынку субботним вечером, когда зажжены фонари и в их свете лица продавцов отливают алым цветом, глядеть на розовые яблоки, наваленные грудой на прилавках, слушать крики «Свежая селедка, моллюски и мидии», проходить мимо старого знахаря, который клянется, что его лекарства могут вылечить выпадение волос, ревматические боли и любые болезни, поразившие тело… все это было очень волнующим и нравилось мне.
Полли давала мне понять, что я являюсь самым дорогим для нее человеком. Это очень успокаивало меня, и, когда мы расставались, я чувствовала, что никогда не потеряю ее.
Она любила мои рассказы. Я много рассказывала ей про мисс Дженшен, нашу строгую директрису.
— Эта ваша директриса — настоящая мегера, — волнуясь, комментировала Полли, а когда я подражала мадемуазель учительнице французского языка, она, заливаясь смехом, бормотала:
— Эти иностранцы… Настоящие чудаки! Я думаю, что вы над ней очень потешаетесь.
Все это казалось невероятно забавным — гораздо более веселым, чем было на самом деле. Когда я уезжала, Эфф сказала:
— Смотри, приезжай снова.
— Дорогая, думай о нас, как о своей семье, — сказала Полли. — Вот что я тебе скажу. Там, где я, — всегда твой дом.
Как это успокаивало меня! Я всегда помнила об этом.
Во время последнего семестра, который я проводила в Меридиан-Хаузе, Лавиния и две другие девочки были пойманы, когда они возвращались поздно ночью. Они подкупили одну из служанок, чтобы та впустила их, и были задержаны на месте преступления учительницей, которая, страдая от зубной боли, спустилась вниз за лекарством. Ее приход в холл совпал с тайным возвращением заговорщиков.
Сцена была ужасной. Лавиния вернулась в комнату, в которой она жила со мной и еще одной девочкой. Мы были, конечно, посвящены в тайну, поскольку это происходило уже не в первый раз.
Лавиния была потрясена.
— Из-за этого будут неприятности, — сказала она. — Эта хитрая мисс Спенс! Она поймала нас, когда мы входили.
— Вас впустила Энни? — спросила я. Энни была доверенной горничной.
Лавиния кивнула.
— Ее уволят, — сказала я.
— Я думаю, что да, — беззаботно сказала Лавиния. — Мне кажется, что нам завтра достанется. Подожди, вот услышит старуха Дженшен.
— Вы не должны были вмешивать Энни.
— Как же мы могли сделать иначе?
— Вы не должны были ее втягивать в это дело.
— Не будь дурой, — огрызнулась Лавиния, но она очень волновалась.
И на это были причины. Последствия оказались гораздо более существенными, чем мы предполагали. Бедная Энни была немедленно уволена. Мисс Дженшен вызвала к себе замешанных в этой истории девочек и, по словам Лавинии, без конца твердила им о том, как ей стыдно, что девочки ее школы так плохо и вульгарно себя ведут. В конце концов их отослали в свои комнаты, сказав, что это еще не конец истории.
Семестр уже почти закончился, и накануне нашего возвращения леди Харриет получила письмо, в котором мисс Дженшен сообщала ей, что будет лучше, если Лавиния перейдет в другую школу, и что она сожалеет, но для нее в Меридиан-Хаузе не будет места в следующем семестре или в обозримом будущем.
Леди Харриет была в ярости оттого, что школа отказалась принять ее дочь. Она не допустит этого. Леди Харриет и мисс Дженшен напоминали двух командиров, идущих в битву. Леди Харриет начала с того, что написала мисс Дженшен письмо, в котором предполагала, что, возможно, письмо директрисы было несколько необдуманным. Сама она, леди Харриет, обладала определенным влиянием и хотела, чтобы ее дочь по крайней мере еще один год оставалась в Меридиан-Хаузе. Мисс Дженшен ответила, что Лавинии будет лучше в любом другом месте, и добавила, что в данном случае и ей самой тоже будет лучше.
Леди Харриет предложила, чтобы мисс Дженшен приехала и увиделась с ней и они могли бы все по-дружески обсудить. Мисс Дженшен ответила, что у нее много обязанностей, но если леди Харриет выразит желание приехать к ней, это можно устроить. Однако никакая беседа, по ее мнению, не приведет к иному решению: Лавиния не подходит для Меридиан-Хауза.
Леди Харриет пришла в пасторский дом, чтобы узнать, какую характеристику дала мисс Дженшен мне.
«Друзилла работает хорошо. В математике можно было бы желать большего, и в этой части она исправляется. В целом она делает успехи». Было ясно, что я не подпадала под закон об изгнании. Мне нравилась школа. Я интересовалась учебой, и недостающее мне дома чувство соперничества подталкивало меня учиться лучше. В действительности, я не очень любила спорт, как, впрочем, и сама мисс Дженшен. Мне казалось, что когда ее взгляд останавливался на мне, я всегда ловила в нем луч одобрения. Более того, я не была поймана на связи с учениками из мужской школы. Леди Харриет более чем когда-либо была обеспокоена открытием, что я делаю успехи в своих школьных занятиях.
Она совершила беспрецедентный шаг, отправившись к мисс Дженшен, но вернулась потерпев поражение. Я думаю, что эта эскапада проучила ее, и она вернулась сникшей. Подтверждались ее страхи, что дочь может превратиться в нимфоманку.
Не колеблясь долго, она приступила к действиям. Она послала за моим отцом. Я не присутствовала на беседе, но узнала о ее содержании позже.
Она сказала моему отцу, что девочки нуждаются именно в завершающем образовании. Она наводила справки среди своих друзей и узнала о хорошей школе во Франции. Туда послала свою дочь герцогиня Ментовер, и каждый, знающий герцогиню, подтвердит, что она никогда не отправила бы свою дочь в школу, которая не соответствовала бы их требованиям во всех отношениях.
Меридиан-Хауз оказался плохим выбором. Эта мисс Дженшен была слишком деспотичной. То, чему девушек следует обучить, если они хотят хорошо устроиться в последующей жизни, — это светские манеры.
Мой отец слабо протестовал, говорил, что это была хорошая школа, что они с матерью хотели, чтобы я получала соответствующее образование, и он надеялся в этом смысле на Меридиан-Хауз. Судя по моим отзывам, мне там было очень хорошо. И мисс Дженшен сама писала ему об этом.
— Глупая женщина, — сказала леди Харриет. — Она, по-видимому, жаждет удержать одну из присланных ей девочек.
— Я думаю, что, если Друзилла останется, скажем, еще на два года…
— Совершенно неверно, пастор. Девочкам нужна хорошая завершающая школа. Они должны поехать во Францию, в школу, рекомендованную герцогиней.
— Леди Харриет, боюсь, что мне это не по средствам.
— Чепуха, я доплачу. Мне бы хотелось, чтобы Друзилла была с Лавинией. На протяжении многих лет они были такими подругами! Для них обеих было бы так хорошо поехать вместе.
После долгих колебаний мой отец согласился. Моя мама беспокоилась только об образовании. Мысль о «полировке» просто не приходила ей в голову. Эрудиция — это одно, а светские манеры — другое. Вероятно, у Лавинии будут сезоны в Лондоне, где она появится с необходимым ей внешним лоском; затем она будет представлена ко двору. Для меня же такое будущее не предусмотрено.
Теперь я понимаю, что отец хотел меня подготовить к тому, чтобы, когда его не станет, я сама могла заботиться о себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106