Скажи, раз уж ты про нее вспомнила.
Мерседес выпрямилась, словно струна, натянутая в арбалете. Ее лопатки уперлись в прямую спинку стула. Вся гордость испанских предков, унаследованная ею по отцовской линии, и моральные устои, переданные ей матерью-англичанкой, отразились на ее лице, которое моментально стало похоже на высеченную из камня маску.
– Инносенсия прибудет из гасиенды Варгаса завтра утром и очень обрадуется твоему возвращению.
– Но тебе моя встреча с ней не доставит удовольствия, не так ли? – Он нарочно не оставлял эту тему в беседе. Ему было любопытно, к какому финалу придет их разговор.
– Она желает спать с тобой, а я – нет. Вот главное различие между нею и мной, на взгляд тупого, самоуверенного мужчины…
– Каким я тебе кажусь, – подхватил он ее мысль. – Меня часто упрекали за излишнюю самоуверенность, но за тупость – никогда. Твои желания, Мерседес, или мои – все равно их не надо принимать в расчет. Ты – моя жена, а не Инносенсия. Твоя обязанность – принять супруга в постели и обеспечить поместью Гран-Сангре законного наследника.
Он откинулся на спинку стула, наблюдая не без некоторого ехидства, как явственно забился ее пульс, как потоки крови понеслись по артериям, скрытым под тонкой кожей.
Лусеро протянул руки и потрогал сначала ее волосы, настолько насыщенные электричеством, что, казалось, могут притянуть молнию, а потом и горячие от смущенного румянца щеки.
– Я не думаю, что зачать наследника будет так трудно. Для меня это будет приятной работой, как и для тебя. Я в этом уверен.
Она смочила пересохшие губы вином, но не смогла проглотить больше ни глотка. Если б он не находился от нее так близко, она могла бы еще как-то собраться с мыслями, найти достойный ответ.
«Будь он проклят! Я встречалась с ордой вооруженных наемников, но никогда не была так беспомощна».
Все эти мужчины, жаждущие обладать ее телом, были совсем чужие и не имели на нее никаких прав. Но он – ее супруг, и на его стороне закон. Если она не убедит его мирно отказаться от своих притязаний, то должна будет или покориться, или воевать.
«Надо быть рассудительной и не слишком дразнить его», – решила Мерседес.
– Я понимаю свое чувство долга так, как понимала его моя мать.
– В этом и вся загвоздка! У мексиканцев иные понятия о супружеских обязанностях.
Это его замечание разъярило ее, зажгло огонь в зрачках.
– Моя мать, выйдя замуж за дипломата, покинула родной дом и свою страну, чтобы следовать за супругом в Испанию, а затем в Мексику. Для нее семейный долг был превыше всего. – Мерседес перевела дыхание. Она торопилась высказаться, пока в ней еще сохранилось мужество и она еще не поддалась его дьявольскому обаянию. – Ее пример и уроки монахинь в монастыре святой Терезы запечатлелись в моей душе. И я прекрасно усвоила, в чем заключается мой долг. В твое отсутствие, дон Лусеро, я его исполняла, и, как ты скоро убедишься сам, очень хорошо. И дом, и все поместье легли на мои плечи, и каждый из полумиллиона акров твоей земли не остался без ухода.
– Что ж! Для одинокой женщины это занятие послужило развлечением. – Он еще раз коснулся ее волос и отодвинулся. Искушение было слишком велико. Он не должен преждевременно раскалять себя докрасна.
Мерседес резко поднялась из-за стола и прошла к буфету, где служанка поместила графин с ледяной водой и бутыль бренди. Она наполнила два бокала крепчайшим местным самогоном, бросила туда по кусочку льда и вернулась к столу. Ей казалось, что руки ее не дрожат, но позвякивание льда в бокалах доказывало обратное. Она протянула один бокал супругу и чокнулась с ним.
– Боюсь, что я показалась тебе безрассудно смелой, дон Лусеро, а на самом деле я трусиха и пугалась любого пришельца, а их было немало за эти годы…
Она проследила, как он в несколько глотков выпил крепкий напиток, и продолжила:
– Но все же я поняла, что могу сама защитить себя и обойтись без мужчины. Наш брак был ошибкой, и Господь тоже ошибся, когда освящал его. Ни ты, ни я – мы оба не хотим продолжать это супружество.
– Неправда, Мерседес, я хочу. – Он произнес эти слова тихим вкрадчивым шепотом и еще раз прошептал, словно наслаждаясь звучанием ее имени: – Мерседес, Мерседес. Я хочу быть тебе мужем.
– Тогда ты действительно переменился. Раньше я за тобой этого желания не замечала. Тебе, наоборот, хотелось как можно скорее избавиться от меня, от «костлявой девственницы без грудей и зада». Так ты поведал дону Ансельмо за свадебным обедом?
Он тяжело вздохнул:
– Жаль, что ты подслушала этот разговор! Но то дело прошлое. Ты уже не костлява, хотя, надеюсь, в душе все еще девственница. Впрочем, я бы не упрекнул тебя, если б обнаружил, что это не так, а даже еще бы и поздравил.
– Зачем тебе узнавать обо мне больше, чем ты уже знаешь? Мы незнакомцы, давай такими и расстанемся. Я тебе была не нужна в первую брачную ночь, и что изменилось за эти годы? Ты, выполняя супружеский долг, найдешь меня такой же холодной, как и прежде. Предупреждаю тебя – не рассчитывай на другое!
– После того как ты удовлетворишь мои желания, Мерседес, как ты в дальнейшем поступишь? Перережешь мне горло, когда я засну, или размозжишь череп каким-либо кухонным орудием нашей милой Ангелины? Или подсыплешь мне в вино самодельную отраву, и я до конца дней своих превращусь в безумца?
Он протянул ей бокал, чтобы она вновь наполнила его.
– Я обращаюсь к твоей совести, если она у тебя есть, – произнесла Мерседес, щедро наливая ему крепкое бренди. У нее была надежда, что он напьется и забудет о своих притязаниях. Или она тоже станет пьяной, и тогда он оттолкнет ее от себя с отвращением.
Он явно догадался о ее намерениях и шутливо заметил, наблюдая, как огненная жидкость льется в бокал:
– Приверженность к спиртному стала твоим благообретенным пороком за время моих скитаний?
– У меня появилось множество пороков, пока ты странствовал.
Мерседес осушила бокал до дна и отставила его, уже ощущая, как голова ее кружится и каждая жилка в теле словно наполняется расплавленным металлом. Она откинулась на спинку стула и попросила его:
– Лусеро! Дай мне время. Я должна привыкнуть к тому, что ко мне вернулся муж.
– А ты не ожидала, что он к тебе вернется? И не хотела этого? Я прав?
Зачем отвечать ложью на такой прямой вопрос? Она и ответила правдиво:
– Нет, конечно. Я знаю, что война опасна, и контргерилья, где ты служил, – это отряды смертников. Так что я рассчитывала, что ты не уцелеешь, несмотря на молитвы падре Сальвадора… и мои, – тут она позволила себе усмехнуться. – Даже если б ты чудом выжил, я не надеялась, что ты возвратишься в Гран-Сангре и возьмешь поместье под свое «могучее» крыло. – Она снова хихикнула. – Даже если бы послание падре Сальвадора попало тебе в руки.
– А тебя, Мерседес… тебя… заботит судьба Гран-Сангре?
– Теперь это мой дом, и люди, живущие в нем, – моя семья. У меня не осталось близких после кончины родителей. Я считаю, что это мой дом, и отсюда я не уйду никогда.
– А меня выгонишь… На это намекала моя безумная мать. Ты когда-либо была откровенна с ней по поводу нашего с тобой брака?
– Никакого брака на самом деле у нас не было, ты сам это знаешь, Лусеро. А об интимном с доньей Софией бессмысленно было разговаривать.
Она посмотрела на Лусеро так, будто он свалился с неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Мерседес выпрямилась, словно струна, натянутая в арбалете. Ее лопатки уперлись в прямую спинку стула. Вся гордость испанских предков, унаследованная ею по отцовской линии, и моральные устои, переданные ей матерью-англичанкой, отразились на ее лице, которое моментально стало похоже на высеченную из камня маску.
– Инносенсия прибудет из гасиенды Варгаса завтра утром и очень обрадуется твоему возвращению.
– Но тебе моя встреча с ней не доставит удовольствия, не так ли? – Он нарочно не оставлял эту тему в беседе. Ему было любопытно, к какому финалу придет их разговор.
– Она желает спать с тобой, а я – нет. Вот главное различие между нею и мной, на взгляд тупого, самоуверенного мужчины…
– Каким я тебе кажусь, – подхватил он ее мысль. – Меня часто упрекали за излишнюю самоуверенность, но за тупость – никогда. Твои желания, Мерседес, или мои – все равно их не надо принимать в расчет. Ты – моя жена, а не Инносенсия. Твоя обязанность – принять супруга в постели и обеспечить поместью Гран-Сангре законного наследника.
Он откинулся на спинку стула, наблюдая не без некоторого ехидства, как явственно забился ее пульс, как потоки крови понеслись по артериям, скрытым под тонкой кожей.
Лусеро протянул руки и потрогал сначала ее волосы, настолько насыщенные электричеством, что, казалось, могут притянуть молнию, а потом и горячие от смущенного румянца щеки.
– Я не думаю, что зачать наследника будет так трудно. Для меня это будет приятной работой, как и для тебя. Я в этом уверен.
Она смочила пересохшие губы вином, но не смогла проглотить больше ни глотка. Если б он не находился от нее так близко, она могла бы еще как-то собраться с мыслями, найти достойный ответ.
«Будь он проклят! Я встречалась с ордой вооруженных наемников, но никогда не была так беспомощна».
Все эти мужчины, жаждущие обладать ее телом, были совсем чужие и не имели на нее никаких прав. Но он – ее супруг, и на его стороне закон. Если она не убедит его мирно отказаться от своих притязаний, то должна будет или покориться, или воевать.
«Надо быть рассудительной и не слишком дразнить его», – решила Мерседес.
– Я понимаю свое чувство долга так, как понимала его моя мать.
– В этом и вся загвоздка! У мексиканцев иные понятия о супружеских обязанностях.
Это его замечание разъярило ее, зажгло огонь в зрачках.
– Моя мать, выйдя замуж за дипломата, покинула родной дом и свою страну, чтобы следовать за супругом в Испанию, а затем в Мексику. Для нее семейный долг был превыше всего. – Мерседес перевела дыхание. Она торопилась высказаться, пока в ней еще сохранилось мужество и она еще не поддалась его дьявольскому обаянию. – Ее пример и уроки монахинь в монастыре святой Терезы запечатлелись в моей душе. И я прекрасно усвоила, в чем заключается мой долг. В твое отсутствие, дон Лусеро, я его исполняла, и, как ты скоро убедишься сам, очень хорошо. И дом, и все поместье легли на мои плечи, и каждый из полумиллиона акров твоей земли не остался без ухода.
– Что ж! Для одинокой женщины это занятие послужило развлечением. – Он еще раз коснулся ее волос и отодвинулся. Искушение было слишком велико. Он не должен преждевременно раскалять себя докрасна.
Мерседес резко поднялась из-за стола и прошла к буфету, где служанка поместила графин с ледяной водой и бутыль бренди. Она наполнила два бокала крепчайшим местным самогоном, бросила туда по кусочку льда и вернулась к столу. Ей казалось, что руки ее не дрожат, но позвякивание льда в бокалах доказывало обратное. Она протянула один бокал супругу и чокнулась с ним.
– Боюсь, что я показалась тебе безрассудно смелой, дон Лусеро, а на самом деле я трусиха и пугалась любого пришельца, а их было немало за эти годы…
Она проследила, как он в несколько глотков выпил крепкий напиток, и продолжила:
– Но все же я поняла, что могу сама защитить себя и обойтись без мужчины. Наш брак был ошибкой, и Господь тоже ошибся, когда освящал его. Ни ты, ни я – мы оба не хотим продолжать это супружество.
– Неправда, Мерседес, я хочу. – Он произнес эти слова тихим вкрадчивым шепотом и еще раз прошептал, словно наслаждаясь звучанием ее имени: – Мерседес, Мерседес. Я хочу быть тебе мужем.
– Тогда ты действительно переменился. Раньше я за тобой этого желания не замечала. Тебе, наоборот, хотелось как можно скорее избавиться от меня, от «костлявой девственницы без грудей и зада». Так ты поведал дону Ансельмо за свадебным обедом?
Он тяжело вздохнул:
– Жаль, что ты подслушала этот разговор! Но то дело прошлое. Ты уже не костлява, хотя, надеюсь, в душе все еще девственница. Впрочем, я бы не упрекнул тебя, если б обнаружил, что это не так, а даже еще бы и поздравил.
– Зачем тебе узнавать обо мне больше, чем ты уже знаешь? Мы незнакомцы, давай такими и расстанемся. Я тебе была не нужна в первую брачную ночь, и что изменилось за эти годы? Ты, выполняя супружеский долг, найдешь меня такой же холодной, как и прежде. Предупреждаю тебя – не рассчитывай на другое!
– После того как ты удовлетворишь мои желания, Мерседес, как ты в дальнейшем поступишь? Перережешь мне горло, когда я засну, или размозжишь череп каким-либо кухонным орудием нашей милой Ангелины? Или подсыплешь мне в вино самодельную отраву, и я до конца дней своих превращусь в безумца?
Он протянул ей бокал, чтобы она вновь наполнила его.
– Я обращаюсь к твоей совести, если она у тебя есть, – произнесла Мерседес, щедро наливая ему крепкое бренди. У нее была надежда, что он напьется и забудет о своих притязаниях. Или она тоже станет пьяной, и тогда он оттолкнет ее от себя с отвращением.
Он явно догадался о ее намерениях и шутливо заметил, наблюдая, как огненная жидкость льется в бокал:
– Приверженность к спиртному стала твоим благообретенным пороком за время моих скитаний?
– У меня появилось множество пороков, пока ты странствовал.
Мерседес осушила бокал до дна и отставила его, уже ощущая, как голова ее кружится и каждая жилка в теле словно наполняется расплавленным металлом. Она откинулась на спинку стула и попросила его:
– Лусеро! Дай мне время. Я должна привыкнуть к тому, что ко мне вернулся муж.
– А ты не ожидала, что он к тебе вернется? И не хотела этого? Я прав?
Зачем отвечать ложью на такой прямой вопрос? Она и ответила правдиво:
– Нет, конечно. Я знаю, что война опасна, и контргерилья, где ты служил, – это отряды смертников. Так что я рассчитывала, что ты не уцелеешь, несмотря на молитвы падре Сальвадора… и мои, – тут она позволила себе усмехнуться. – Даже если б ты чудом выжил, я не надеялась, что ты возвратишься в Гран-Сангре и возьмешь поместье под свое «могучее» крыло. – Она снова хихикнула. – Даже если бы послание падре Сальвадора попало тебе в руки.
– А тебя, Мерседес… тебя… заботит судьба Гран-Сангре?
– Теперь это мой дом, и люди, живущие в нем, – моя семья. У меня не осталось близких после кончины родителей. Я считаю, что это мой дом, и отсюда я не уйду никогда.
– А меня выгонишь… На это намекала моя безумная мать. Ты когда-либо была откровенна с ней по поводу нашего с тобой брака?
– Никакого брака на самом деле у нас не было, ты сам это знаешь, Лусеро. А об интимном с доньей Софией бессмысленно было разговаривать.
Она посмотрела на Лусеро так, будто он свалился с неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109